воим долгом разгонять встречные караваны, чтобы я могла идти по дороге в гордом одиночестве. Однажды на очень опасном участке дороги, когда он стал загонять тяжело нагруженных мулов на крутые склоны, что грозило тем неминуемой гибелью, я была вынуждена ударить по его мечу своим альпенштоком, чтобы подчеркнуть свое отвращение к подобной жестокости. Что касается мостов, то все они без перил и зачастую представляют собой несколько переброшенных через ручей бревен, поверх которых уложен настолько тонкий слой веток и дерна, что сквозь него виден бушующий внизу водный поток. Однако какими бы примитивными ни казались эти сооружения, требуется немало средств и труда, чтобы перенести на столь большое расстояние по узким горным тропам длинные тополиные бревна. Для транспортировки одного бревна средней величины требуется пятьдесят кули. Ладакхские дороги несравнимо лучше кашмирских и постоянно совершенствуются под руководством комиссара Его Британского Величества в городе Лех.
Хотя по мере приближения к Каргилу пейзаж с каждым днем становился все более тибетским, иногда все же попадались островки зелени. Но дальше, за пределами бассейна реки Суру, растительности совсем не осталось, и примерно через день дорога вывела нас на высокогорное песчаное плато, где стояла ужасная жара. Палимые солнцем, мы шли по раскаленному гравию среди огненно-красных скал и выжженных холмов, затем преодолели глубокий овраг, прошли через большую деревню Паским (над которой возвышалась скала, увенчанная фортом), несколько акров орошаемых сельскохозяйственных угодий, узкое ущелье, и через некоторое время перед нашим взором предстал пылающий хаос из камней и песка, окруженный горами, на отвесных склонах которых примостились удивительные дома и ярко окрашенные часовни. Это Шергол76, первая деревня буддистов, и там я, наконец, оказалась «среди тибетцев».
Глава II. Шергол и Лех
Нас окружали алые и оранжевые скалы, и казалось, что среди раскаленных камней и песка невозможно разбить лагерь, однако моим людям каким-то образом все же удалось установить мою палатку на крутом склоне, правда, топчан пришлось поставить поперек оросительного канала, по которому шумно бежала вода, питающая небольшие участки земли, засаженные ячменем. В Шерголе и везде в этих краях корма для животных так мало, что злаки не срезают, а вырывают с корнем.
Именно здесь я встретила самых интересных людей за время своего путешествия. Контраст между травянистыми склонами и поросшими гималайским кедром горами Кашмира и выжженным солнцем Малым Тибетом столь же разителен, как между жителями этих двух областей. Кашмирцы высокие, смуглые и привлекательные, их женщины миниатюрны и застенчивы. У тибетцев раскосые глаза, они некрасивые, низкорослые, коренастые, желтокожие, плосконосые, и неопрятные. Кашмирцы лживые, раболепные и подозрительные, а тибетцы, напротив, честные, независимые и дружелюбные, одним словом, чудесные люди. Я полюбила тибетцев с самой первой встречи с ними в Шерголе даже несмотря на их весьма сомнительные моральные устои, и за четыре месяца путешествия у меня ни разу не было повода в них разочароваться.
Староста поселения, или гопа, пришел ко мне, чтобы показать местные достопримечательности, а именно гомпу77, высеченный в скале буддийский монастырь с ярко окрашенным фасадом, и три чод-тена78 синего, красного и желтого цвета, покрытые грубыми арабесками и изображениями божеств, одно из которых имело поразительное сходство с мистером Гладстоном79. Местные дома были глиняными с плоскими крышами, а многие и вовсе без крыш, поскольку летом в них нет особой надобности. Жерди из тополя, которые прежде поддерживали крышу, пошли на растопку печи. Конические штабеля кизяка, основного топлива страны, украшали крыши, но в целом вид у поселения был весьма убогий. Все жители приглашали меня в свои темные и грязные жилища, которые они делили с козами, угощали чаем и сыром и с интересом щупали мою одежду. Они казались настоящими дикарями, но это совсем не так. Даже в самом бедном доме обязательно есть «семейный алтарь», полки с деревянными фигурками богов и стол для подношений. Религиозная атмосфера, окутывающая Тибет, делает его уникальным местом. Даже в этой бедной деревушке были не только чод-тены, гомпы и семейные алтари, но и молитвенные барабаны, то есть вращающиеся на оси деревянные цилиндры, в каждом из которых находится рулон бумаги, исписанный мантрами, их крутят проходящие мимо люди или ветер; флаги на флагштоке, укрепленном пирамидой из камней; а на крышах ― длинные шесты с привязанными к ним хлопковыми лентами со словами универсальной молитвы «Ом Мани Падме Хум» (О драгоценность, сияющая в цветке лотоса!80). Когда ленты трепещут на ветру, обитатели дома повторяют эту мантру и накапливают пунью81.
Оставшиеся дни пути до Леха, столицы Малого Тибета, были полны очарования и новизны. Тибетцы всегда относились к нам с добротой и дружелюбием. В каждой деревне староста приглашал меня в свой дом и знакомил с другими жителями. Проходящие мимо путники радостно приветствовали нас, интересовались, откуда я и куда направляюсь, желали мне доброго пути, восхищались Гьялпо, а когда тот ловко взбирался по каменным ступеням и храбро преодолевал вброд бурные ручьи, подбадривали его точно так же, как мои соотечественники. Всеобщая радость и добросердечие ярко контрастировали с холодной отстраненностью мусульман.
Внешняя непривлекательность тибетцев ощущалась все острее день ото дня и подчас принимала гротескные формы. Костюмы и украшения местных жителей не сглаживали этот недостаток, а, напротив, подчеркивали его. У тибетцев высокие скулы, широкие и плоские носы без выраженной переносицы, маленькие, темные, раскосые глаза с тяжелыми веками и незаметными бровями, широкие рты, пухлые губы, большие, мясистые и оттопыренные уши, деформированные тяжелыми серьгами-кольцами, прямые черные волосы, почти такие же жесткие, как конский волос, и коренастые, неуклюжие фигуры. Лица у мужчин гладкие. Средний рост женщин не превышает пяти футов, а мужчин ― пяти футов шести дюймов.
Мужской костюм состоит из длинного и широкого шерстяного кафтана, подпоясанного кушаком, нижней рубахи, штанов, шерстяных гетр и колпака с загнутыми над ушами полями. Кушак служит своего рода карманом, где тибетцы хранят самые ценные предметы ― кошель, острый нож, трутницу, кисет с табаком, трубку, ручную прялку. За пазухой тибетец носит шерсть, чтобы прясть на ходу, заткнув стержень прялки за пояс, а также скатанное в шарики ячменное тесто и многие другие необходимые вещи. Волосы мужчины заплетают в косу. Женщины носят короткие жакеты с широкими рукавами, укороченные плиссированные юбки, чрезмерно длинные облегающие штаны, присборенные над лодыжками, на спину накидывают овечью шкуру мехом наружу, а по праздникам поверх обычного костюма надевают шаль с драпировкой. Оба пола носят обувь из войлока или соломы с кожаной подошвой и множество тяжелых украшений. Женщины крепят к волосам большие «уши» из парчи, подбитые и отороченные мехом. Раз в месяц они заплетают множество косичек, пропитывают их маслом и связывают за спиной лентой с кисточкой на конце. Но самая примечательная деталь женского костюма ― головной убор перак, представляющий собой полосу ткани или кожи, полностью покрытую бирюзой, полудрагоценными камнями и серебряными амулетами. Перак конусом свисает над бровями, расширяется на макушке, а к талии сужается82. Этот необычный головной убор отражает честолюбие, свойственное каждой тибетской девушке. Большие кольца в ушах, ожерелья, амулеты, застежки, браслеты из меди или серебра и различные предметы, заткнутые за пояс и свисающие с него, довершают этот весьма своеобразный костюм. Тибетцы очень нечистоплотные, они моются раз в год, а одежду меняют только по праздникам. Зато эти люди здоровые и выносливые (даже женщины могут переносить через перевалы грузы весом до шестидесяти фунтов) и доживают до глубокой старости. Их голоса резкие и громкие, а смех звонкий и душевный.
После того, как мы покинули Шергол, символы буддизма стали встречаться повсеместно, то же можно сказать и об остальной населенной части Малого Тибета. Исполинские фигуры Шакья Тхубпы83 (Будды) высеченные в скалах, вырезанные из дерева и камня или отлитые из меди и покрытые позолотой, безмятежно восседают на тронах в форме лотоса возле поселений буддистов. На возвышенностях и дорогах, ведущих к гомпе или деревням, установлены чод-тены высотой от двадцати до ста футов в память о «святых» людях. Также на пути встречается множество мани. Это каменные валы шириной от 6 до 16 футов и длиной от 20 футов до четверти мили, покрытые плоскими камнями, на которых ламы (монахи) высекли мантры. Такие камни приобретают и кладут поверх вала люди, желающие получить благословение богов, например, защиту в путешествии. Еще один чрезвычайно распространенный буддистский символ ― молитвенный барабан. Маленькие барабаны порой устанавливают по сто пятьдесят штук в один ряд, они начинают вращаться от легкого прикосновения путника. Барабаны побольше раскручивают при помощи каната, а еще более крупные приводит в движение сила воды. Самый прекрасный из больших молитвенных барабанов находится в храме у неиссякаемого ручья. Говорят, в нем содержится двадцать тысяч повторений мантры, плата за каждый поворот барабана составляет от одного до полутора шиллингов, в зависимости от обеспеченности верующего и срочности.