Я считаю, что тюрьма не является подходящим местом для наркозависимых, потому что у нас нет времени и ресурсов, чтобы вернуть их к нормальной жизни. Все мы слышали истории о заключенных, которые попали в тюрьму, не имея зависимости от наркотиков, а вышли из нее наркоманами. К сожалению, в них больше, чем доля правды. Многие заключенные во время отбывания наказания начинают употреблять наркотики. Из-за скуки, вызванной заточением, они не могут сказать «нет».
Как бы я решила эту проблему? Думаю, правительству нужно компромиссное решение. Нужно какое-то надежное место, в котором была бы не такая расслабленная атмосфера, как в группе анонимных наркоманов, но и не что-то настолько беспощадное, как тюрьма. Это должно быть место, где наркозависимых держат под пристальным наблюдением в течение всего процесса избавления от зависимости. Как бы это работало? Джо Блогсу, героиновому наркоману, совершившему кражу вещей из магазина одежды с целью продать их, дают отсрочку на исполнение приговора. Вместо того чтобы получить 12-летний срок, из которого он проведет в тюрьме только шесть лет, он на полгода отправляется в реабилитационный центр для наркозависимых. Если после выхода на свободу он снова совершит преступление, второго шанса не будет, и его сразу направят в тюрьму.
Я считаю, что такие реабилитационные учреждения должны быть не только для наркоманов. В тюрьме много плохих людей, но также много тех, кто не должен там находиться. Мы должны внимательнее изучить, почему мы сажаем людей за решетку.
Безусловно, место тех, кто убивает, насилует, пытает и т. д., в тюрьме, но я не понимаю, насколько экономически эффективно держать там голодных бездомных, укравших бутылку виски или сэндвич из магазина (в Холлоуэй была такая женщина).
Как всегда, проблема в деньгах. Эффективные стратегии борьбы с наркозависимостью обходятся правительству очень дорого. Создание охраняемых реабилитационных центров, найм сотрудников – все это требует денег, и бюджет на эти цели не выделяется. Остается лишь догадываться, будет ли правительство выделять больше средств на подобные проекты. Однако я точно знаю: нам нужно что-то лучше, чем тюрьма.
13. Тетушка Роуз
Ноябрь 1994 года
Говоря об известных людях, я бы хотела окунуться во времена, когда мне пришлось присматривать за особо опасной преступницей, в сравнении с которой Шэдоу просто мерк.
Я удивлюсь, если в Великобритании найдется человек, который не слышал о Розмари Уэст. Она была одной из двух женщин в Великобритании, отбывавших пожизненное заключение без права на досрочное освобождение. Она оказалась в тюрьме за пытки и убийства десяти девочек и женщин, в том числе своей восьмилетней падчерицы, в 1971–1987 годах. Второй преступницей такого калибра была Джоанна Деннехи, которая убила трех человек и попыталась убить еще двух в Херефорде. Майра Хиндли тоже отбывала пожизненное заключение без права на досрочное освобождение, пока не умерла от дыхательной недостаточности в 2002 году.
Как старшую надзирательницу меня поставили управлять ШИЗО. На момент прибытия Роуз в Холлоуэй ее признали виновной в убийствах, а ее мужа, строителя Фреда Уэста, считали ее идейным вдохновителем. Роуз воспринимали как несчастную жену, которую эмоционально и физически принудили совершать преступления. Это немного напоминает заявление Майры Хиндли о том, что это Йен Брейди заставил ее наблюдать за издевательствами над детьми.
По телевизору и в газетах рассказывали множество ужасающих историй о находках в «Доме ужасов» по адресу: Глостер, Кромвель-стрит, 25. Все это происходило в преддверии того, что должно было стать процессом десятилетия. Фреда отправили в тюрьму Уинсон-Грин в Бирмингеме, где он ожидал суда. Услышав, что Роуз направили в изолятор тюрьмы Холлоуэй ради ее собственной безопасности, я подумала: «Вот черт! Это последнее, что мне сейчас нужно».
Я знала, что знаменитости и особо опасные преступники – это заноза в заднице. Все, действительно все, что ты делаешь по отношению к ним, тщательно контролируется. Из-за этого персонал тюрьмы чувствует на себе сильное давление. Роуз Уэст было достаточно сказать, что с ней плохо обращались, чтобы мировые СМИ ухватились за эту историю и заявили, что мы наказываем ее еще до вынесения приговора. Они цеплялись за любую возможность тщательно исследовать тюремную систему.
Британская пресса никогда не говорила о добре, которое мы делаем, и всегда сосредотачивалась на допущенных нами ошибках и неудачах.
По крайней мере, у меня сложилось такое впечатление.
Я не только боялась того, что мою работу будут рассматривать под микроскопом, но и ожидала, что изолятор превратится в Пикадилли-серкус, поскольку все на свете захотят посмотреть на Роуз. Врачи, медсестры, сотрудники службы пробации, психологи и любопытные работники будут приходить и уходить. Из-за этого мне станет гораздо сложнее следить за поддержанием безопасности.
Возможно, вы спросите, почему ее нужно было поместить в ШИЗО, а не в один из корпусов. Что ж, на это было множество причин, но в основном это решение было связано с необходимостью защитить ее от других заключенных. Вы помните Кэрри Уэббер, о которой я говорила в начале книги? Линчевательницу, причинявшую вред преступникам, которые, по ее мнению, заслуживали наказания? Только представьте, что произошло бы, если бы она добралась до Роуз. Случилась бы кровавая баня. Корпуса тюрьмы не были для нее безопасным местом, поэтому мне поручили присматривать за ней.
Мы не оставили никаких шансов: Роуз даже не проходила через приемное отделение, где проверяли ордеры на арест. Фургон подвез Роуз прямо к ШИЗО, где я ее ждала. По бокам от меня стояли две надзирательницы, когда двери автомобиля распахнулись.
На Роуз не было наручников, когда она ступила на асфальт. Знаменитые большие очки. Короткие темные кудрявые волосы. И, по правде говоря, она была довольно крупной женщиной, размера 52–54. Она держала в руках два пакета с вещами. Роуз не была похожа ни на психически больную, ни на монстра, хотя ее так называли. Она скорее напоминала милую старушку с пакетами, которую можно увидеть на улице.
– Здравствуйте, Роуз, мне нужно проверить ваш ордер, – сказала я, сразу приступив к делу.
Процедура начиналась с самой заключенной.
– Вас зовут Роуз Уэст?
– Да, – ответила она, кивая довольно весело для текущих обстоятельств.
Далее я просмотрела информацию о совершенном преступлении и приговор (в ее случае приговор еще не был вынесен). После этого я проверила подпись и дату, поставленные работниками суда. Закончив с формальностями, проводила Роуз в камеру. Я заранее приготовила ее, ближайшую к моему кабинету, чтобы можно было присматривать за ней и всеми, кто к ней приходил.
Ее вещи забрали на досмотр, чтобы удостовериться в отсутствии наркотиков, телефонов и оружия. В пакетах было много еды из столовой, которую она, вероятно, забрала из отделения полиции.
– Следуйте за мной, – сказала я, заводя ее в камеру. Предупредила, что мы пригласим ее через какое-то время, чтобы решить некоторые вопросы, и предложила ей чашку чая. С моей стороны не было никаких саркастических комментариев, поскольку, как и ожидалось, там собрались все сотрудники тюрьмы. Все, начиная с медсестер и заканчивая психологами, пришли взглянуть на «монстра».
Через 3–6 месяцев она должна была предстать перед Королевским судом Винчестера, а до тех пор ей следовало находиться под моим присмотром.
В нашей команде было еще шесть надзирателей, но к вечеру их оставалось только трое. Как я уже говорила, ШИЗО не было местом, в котором вам хотелось бы оказаться, поверьте мне. Камеры были маленькими и узкими, а на крошечных окнах – решетки. Я уже молчу про запах.
В конце концов, это было место для наказаний, поэтому «грязные протесты» недовольных заключенных были обычным делом. Когда там не воняло дерьмом, повсюду была вода: кто-то из заключенных в знак несогласия всегда затапливал свою камеру.
Шум тоже был оглушительным: постоянные стуки и крики. Иногда я даже собственных мыслей не слышала.
К Роуз не относилось требование, что она должна была 23 часа находиться в камере. Ее поместили в ШИЗО исключительно для собственной защиты, поэтому она имела право на все обычные привилегии, которые были бы у нее в корпусе.
Каждое утро мы отпирали ее дверь, чтобы она могла принять душ и прогуляться в течение часа. Она ходила по двору ШИЗО. Иногда мы вызывали ее мыть коридоры. Мы давали ей зубную щетку, чтобы чистить радиаторы, и она была рада, что у нее есть занятие. Думаю, ей было приятно находиться вне камеры. Она заваривала чай для персонала и болтала, но не о чем-то значимом. Ни слова о Фреде или ее деле, просто непринужденная болтовня. Кто-то, то есть адвокат, явно сказал ей держать рот на замке.
Чуть ли не первым делом она подала заявление начальнику тюрьмы с просьбой предоставить ей вязальные спицы и пряжу. Ей их выдали, что может показаться странным, но какой вред она могла принести тупыми спицами в самом охраняемом месте тюрьмы? Бритвой и втулкой от туалетной бумаги можно нанести гораздо больший урон, что было в стиле Кэрри Уэббер (да, я снова к ней возвращаюсь, но она – хороший пример). Полагаю, то, что Роуз предоставили инструменты для вязания, было способом развлечь и занять ее – в конце концов, она не должна была находиться в таких условиях. Она пребывала в ШИЗО ради собственной безопасности и не сделала ничего плохого, находясь в тюрьме. Права человека и все такое. Кроме того, ночью она должна была сдавать спицы и нитки.
Как только она снова получала их, она приступала к вязанию. Роуз вязала утром, днем и вечером. Когда я в восемь утра подходила отпереть дверь ее камеры и пожелать ей доброго утра, она уже вязала. Никто понятия не имел, что именно она вязала, но это был длительный непрерывный процесс. Она смотрела вдаль, когда это делала, но мне было понятно, что за ее остекленевшими глазами многое происходило. Ее мозг был занят. Боюсь предположить, чем именно.