В первую очередь я убрала стойку. Затем все переставила так, чтобы офис стал помещением открытой планировки. Я уволила нескольких сотрудников, которые не справлялись со своими обязанностями. Затем выделила отдельный кабинет для тех, кто принимал поступающую информацию – разумеется, его дверь всегда была открыта. Другой кабинет освободила с единственной целью: прослушивать телефонные разговоры заключенных. Нам было разрешено прослушивать все разговоры, кроме тех, что заключенные вели с адвокатом. У меня была небольшая армия помощников, которые выполняли эту работу не покладая рук. А это была важная работа.
Когда в тюрьму прибывает новый заключенный, ему позволено написать десять номеров родственников, друзей и других значимых людей, с которыми он хотел бы поддерживать контакт, а также номер его законного представителя. Эти номера необходимо тщательно проверить, чтобы убедиться, что они безопасные.
Нужно удостовериться, что среди них нет номера женщины (или другого человека), над которой было совершено насилие и которую могли бы запугать до такой степени, чтобы она забрала заявление.
Сотрудники, отвечающие за телефонные разговоры, звонили по каждому номеру и говорили что-то вроде: «Джо Блогс только что прибыл в тюрьму Уормвуд-Скрабс и включил ваш номер в список своих контактов. Вы готовы отвечать на его звонки?» Если человек соглашался, рядом с его именем ставили галочку, если он отказывался и говорил, что слышать не хочет об этом мерзавце, его имя вычеркивали. Список возвращали заключенному, чтобы он видел, кто готов с ним общаться. Скорее всего, сегодня это все компьютеризовано, но в то время требовало многих человеко-часов. В тюрьму поступало около 90 человек в день, поэтому сотрудникам требовалось проверить сотни телефонных номеров. Кроме того, им нужно было прослушивать телефонные разговоры, которые заключенные вели с лестничных площадок.
Разумеется, они не прослушивали каждый разговор, поскольку для этого нам потребовалось бы 300 работников. Они контролировали только звонки заключенных, которых мы в чем-то подозревали, и около 20 случайных звонков. На каждой лестничной площадке было два телефона, то есть на корпус приходилось от шести до восьми штук. Очереди к телефону никогда не были проблемой, поскольку звонки считались одной из немногих привилегий, к которым заключенные имели доступ в течение дня.
Служба безопасности нуждалась не только в реструктуризации, но и в женской руке. Там было сыро и грязно, и, судя по всему, там не делали уборку с Викторианской эпохи. Я разобралась с этим довольно резко, и, пока там находилась, мы повесили на окна новые жалюзи. Понятия не имею, как сотрудники раньше работали под ослепляющими солнечными лучами. Там было жарко, как в теплице. «Начальник номер пять» дал мне разрешение на обустройство. Новые письменные столы, новые стулья, новые стеллажи для документов. Деньги были потрачены не зря, ведь все знают простую истину: порядок в комнате – порядок в голове. Если создать среду, в которой людям комфортно работать, они будут прилагать гораздо больше усилий. Именно такое отношение требовалось в службе безопасности. Больше всего мне хотелось тепло встречать людей: «Заходите, присаживайтесь. Хотите чашку чая? Что нового в вашем корпусе? Кто ведет незаконную торговлю? Расскажите». Мне нужна была информация. Информация. Информация.
Я наконец нашла структуру внутри тюрьмы, которая действительно могла повлиять на ситуацию. Решения, которые мы принимали внутри нее, значительно улучшали положение дел во всей тюрьме. Там я могла внести свой вклад. Мне хотелось поднять наш рейтинг с двух до четырех. Я стремилась сделать так, чтобы Уормвуд-Скрабс стала одной из лучших тюрем Великобритании. Не буду лгать, некоторые люди закатывали глаза, услышав мои «предложения». Никто не любит перемены.
Один из сотрудников был настроен особенно категорично и в итоге попросил перевести его в другое место. Я уважала его решение и понимала, с чем оно связано: его раздражало, что появилась какая-то выскочка, решившая изменить то, что оставалось неизменным с незапамятных времен. В то же время, если он не мог принять то хорошее, что я делала, ему действительно лучше было сменить место работы.
Вторая фаза моей работы заключалась в том, чтобы побудить сотрудников выйти в корпуса тюрьмы, вместо того чтобы сидеть за столами и перебирать бумаги. «Разговаривайте с персоналом, – говорила я. – Разговаривайте с заключенными». Я хотела, чтобы моя команда перемещалась по корпусам, а заключенные говорили: «Эй, охрана здесь!» Они должны были ощущать наше присутствие в тюрьме и понимать, что у них возникнут проблемы, если нарушат правила. У меня была небольшая команда, состоявшая из двух старших надзирателей, двух надзирателей и двух административных работников. Иронично, что, несмотря на значимость службы безопасности, мы были одной из самых маленьких структур в Уормвуд-Скрабс. Однако это меня не смущало и было достаточным, чтобы произвести впечатление.
Та работа оказалась похожа на службу в вооруженных силах, и я наслаждалась каждой секундой.
До этого момента меня тестировали, но никто не бросал мне вызов. Это же был настоящий вызов.
Утром я бодро вскакивала с постели. В моей голове постоянно крутились идеи о том, что можно сделать, чтобы укрепить безопасность. Как положить конец проникновению наркотиков в тюрьму? На тот момент это была наша главная проблема.
Обязательный тест на наркотики показал, что целых 30 % заключенных употребляли их. У нас был один из высочайших показателей в стране. Это было плохо. Контрабанда поступала по различным каналам: через встречи с семьей, коррумпированный персонал, зиплайны с крыши больницы. Проверенный метод переброски наркотиков через забор тюрьмы был наиболее популярен. От 20 до 30 свертков перебрасывали ежедневно.
От 20 до 30 в день! Только половину из них нам удавалось перехватить. Как бы мы ни старались, нам не всегда удавалось добраться до них вовремя. Если они приземлялись во двор, когда убирали мусор, свертки пропадали навсегда. Никто их больше не видел.
Уборкой занимались «красные повязки», заключенные, заслужившие доверие. Мы надеялись, что их моральный компас сильнее, чем у других, и что они передадут нам все найденные свертки. Им также полагались небольшие привилегии, которые способствовали принятию правильных решений. Тем не менее никому нельзя доверять, тем более в тюрьме. Вот почему через забор перебрасывали так много свертков.
Если сверток попадал в чужие руки, заключенный либо оставлял его себе, либо отдавал получателю, чье имя было написано на упаковке.
Наркотики перемещались по тюрьме в мгновение ока. Часто заключенные осуществляли доставку из пункта А в пункт Б внутри себя. Да, это то, о чем вы подумали! Меня никогда не переставали удивлять новые способы транспортировки. Наркотики прятали в еду, стоявшую на кухонной тележке, которую должны были провезти по корпусам. Их засовывали в буханку хлеба, которую заключенный брал на работу. Перепробовали все способы.
Курьер иногда получал немного наркотиков в знак благодарности или ему платили другим способом. Оказавшись в корпусе, наркотики и проблемы, которые они создавали, распространялись со скоростью вируса.
В основном мы имели дело с марихуаной и героином, но иногда и кокаином. В самой крупной посылке лежала плитка марихуаны 20 сантиметров в длину и 5 в ширину, 15 свертков с героином и шесть мобильных телефонов. Это была чертовски большая посылка, переброшенная через забор. Я не знаю, как поставщики могли ожидать, что она не приземлится с привлекающим внимание стуком.
О проблеме с наркотиками в Уормвуд-Скрабс можно было догадаться не только по посылкам, но и по а) количеству найденных нами мобильных телефонов (их в основном использовали для заключения сделок, связанных с наркотиками) и б) распространенности травли и нападений.
Я хочу избавить вас от лишних подробностей, но в тюрьме существует еще и такая вещь, как спунинг – это когда банда прижимает заключенного и использует ложку, чтобы достать наркотики, которые могут находиться в заднем проходе.
Такие нападения происходят в основном в душе или в камере во время «часа общения». Как можно догадаться, спунинг часто приводит к сильному внутреннему кровотечению, из-за которого заключенному может потребоваться госпитализация.
Вы понимаете, что в корпусе есть проблемы с наркотиками, когда заключенный умоляет перевести его в ШИЗО ради защиты. В ШИЗО! Это последнее место на земле, где человек хотел бы оказаться! Такие заключенные влезли в серьезные долги перед дилером, и им грозило избиение или даже смерть, если бы они остались в корпусе. Плата за наркотики обычно производится за пределами тюрьмы. Члену семьи или другу сообщают номер счета, на который нужно перевести деньги, и, если по какой-то причине оплата не производится, Джо Блогсу, находящемуся в тюрьме, грозит опасность.
Я хотела предотвращать подобные случаи. Мне надоела ответная безопасность. Нам требовалась активная безопасность.
Где бы я ни работала, я всегда реагировала на проблемы. Тушила пожары. Теперь у меня была возможность предотвратить их. Я могла все изменить. Слова, которые много лет назад увидела на плакате в метро, звенели у меня в ушах.
Если повысить безопасность, место станет лучше для всех: работников, посетителей и заключенных. Последствия проблем с наркотиками выходят далеко за пределы тюремных стен. Например, наркозависимый заключенный может оказывать огромное давление на близких людей, чтобы они принесли ему дозу на свидание. В ходе попыток найти наркотики у семьи могут возникнуть всевозможные трудности. Проблема нарастает, пока в итоге не превратится в цунами долгов, насилия и даже убийств.
Меня редко можно было застать за письменным столом, поскольку я подавала пример своим подчиненным. Всякий раз, когда это было возможно, ходила по корпусам. Дерзкие комментарии заключенных со временем сошли на нет. Вскоре я стала слышать: «Осторожно, парни, здесь охрана». Они понимали, что со мной лучше не связываться.