Среди убийц. 27 лет на страже порядка в тюрьмах с самой дурной славой — страница 23 из 47

За стенами корпусов мое присутствие тоже было заметным. Я ходила по территории тюрьмы и следила за происходящим. Под словом «территория» я подразумеваю полосу земли между корпусами и забором. Возможно, свалка – это более точное описание. Там валялись пластиковые бутылки, остатки еды и все остальное, что заключенные выбрасывали из окон камер. Они делали это, чтобы разозлить сотрудников тюрьмы, как непослушные дети, провоцирующие учителя. Среди всего этого мусора иногда можно было различить сверток с наркотиками или, если повезет, даже увидеть, как он перелетает через забор.

Воспоминание настолько яркое, что мне кажется, будто это случилось вчера. Солнечное весеннее утро. Ясное голубое небо, легкий восточный ветерок. Я обходила периметр с одним из двух охранников из своей команды. Возможно, мы болтали о погоде, как вдруг в паре метрах от меня с неба упал голубь.

Глухой звук.

Голубь упал на спину. Одно его крыло расправилось. Я коснулась его ботинком. Он был мертв.

– Угадай, что он принес, и это вовсе не письмо, – сказала я охраннику.

В то время дронов еще не было, и в ход шли мертвые голуби, начиненные наркотиками. Теннисные мячи тоже были популярным способом доставки. Все знали, что мы держали собак и дрессировали их во дворе, поэтому дилеры надеялись, что мяч не привлечет к себе внимания.

Я смотрела на голубя у своих ног. Швы на его животе были заметны. Не самая красивая работа.

Я не спешила к нему прикасаться.

– Вы собираетесь его поднять? – спросил охранник.

– Не я, а вы, – сказала, решив предоставить ему эту честь. – Вам же заниматься бумажной работой.

Он поморщился.

– Ну спасибо, босс.


Всего через год после начала работы в службе безопасности меня повысили до заместителя начальника отдела безопасности и управления, и я стала «начальником номер пять». Я работала в Холлоуэй 16 лет, и за это время меня повысили только один раз. За шесть лет работы в Уормвуд-Скрабс, мужской тюрьме, где, по моим первоначальным предположениям, шансы на успех были невелики, я стремительно взбиралась по карьерной лестнице. Не знаю, о чем это говорит. О том, что я лучше работаю с мужчинами? Может быть. Какой бы ни была причина, эта новость меня шокировала. Я заняла должность, о которой боялась даже мечтать.

Я стала начальницей.

16. Закон и накопительство

Уормвуд-Скрабс, октябрь 2006 года

– Это же карман клоуна! – воскликнула я. У меня глаза вылезли из орбит при виде количества изъятых у нее наркотиков и телефонов. Как это было возможно? Внутри был целый пакет контрабанды! До того дня мне казалось, что я видела все.

Операция началась с наводки. Не теряя времени зря в своей новой роли заместителя начальника отдела безопасности и управления, я сразу начала войну с наркотиками. Я организовала разведывательную службу, которая функционировала отдельно от службы безопасности, и назначила ее руководителем главного надзирателя Марка. Он был отличным парнем, который всегда обращал внимание на детали, и именно этот навык мне был нужен для сбора разведданных. Кроме того, он был дружелюбным и простым в общении, и персонал охотно сообщал ему информацию.

Один из надзирателей услышал шепот о том, что адвокат проносил наркотики своему клиенту. Мы не знали пол адвоката, но нам было известно имя заключенного: Джереми Нортбридж. У нас были записи обо всех, кто приходил к нему с момента его прибытия в Уормвуд-Скрабс.

Я пробежалась глазами по списку имен, который дал мне Марк.

– Кэтрин Шокросс, – прочла я, поднимая бровь. – Узнайте, в какой адвокатской конторе она числится, и проверьте, «чистая» ли она.

За последние несколько месяцев Шокросс приходила к Нортбриджу пять раз. Если наводка была правдивой, она могла пронести большое количество наркотиков.

Марк кивнул.

– Хорошо, босс.

Он был заинтересован в том, чтобы поймать ее с поличным не меньше, чем я. Нечестный адвокат стал бы для нас большой удачей.

После всего одного телефонного звонка мы получили ответ. Лондонская адвокатская контора действительно существовала, но Кэтрин Шокросс в ней не числилась. Она подделала информацию о себе, и в конторе о ней никогда не слышали.

«Попалась», – подумала я. Все, что нам нужно было сделать, это организовать спецоперацию, чтобы поймать ее с поличным.

Свидания были еще одним распространенным путем, которым родственники, друзья, дилеры и другие люди пытались пронести контрабанду в тюрьму. Передача обычно осуществлялась либо в начале, либо в конце встречи всевозможными способами. Довольно часто это делалось при поцелуе. Иногда сверток с наркотиками бросали в напиток, купленный членом семьи в столовой. Заключенный проглатывал сверток и ждал его выхода естественным путем.

Еще более отвратительной техникой было рукопожатие, после которого заключенный совал переданные ему наркотики в задницу. Вы можете подумать, что это привлекло бы внимание, но нет: заключенные умеют делать это с поразительной скоростью.

Они могут засунуть их туда в мгновение ока.

Помещение для свиданий располагалось на входе в главное здание тюрьмы. Это была большая прямоугольная комната со столами, пластиковыми стульями и крапчатым синим ковром, видавшим лучшие времена. Столовая располагалась сбоку, и на полках было полно сладостей и напитков. Посетители могли купить заключенным еду и напитки стоимостью до Ј 20.

Помещение тщательно охранялось надзирателями, которых часто сопровождали служебные собаки. Видеонаблюдение тоже производилось: у нас было несколько камер, которые могли фокусироваться на столах, за которыми заключенные сидели со своими близкими.

Однако встречи с адвокатами проходили иначе. Поскольку их разговоры с клиентами были конфиденциальными, надзиратели не должны были находиться «в пределах зоны слышимости». Заключенным и их адвокатам позволялось находиться в звукоизолированных кабинках внизу. За кабинками тоже наблюдали, но Кэтрин Шокросс явно рассматривала их как возможность сделать свое дело. Она недооценивала мой отдел.

Согласно записям, «адвокат» должна была снова прийти на следующий день в промежуток времени с 18:00 до 19:00. На этот раз мы были готовы и ждали ее.

Я обратилась к сотруднику, ответственному за связи с полицией, с просьбой организовать подкрепление. Джастин числился в полиции Лондона, но находился в нашей службе безопасности. В каждой тюрьме есть такой сотрудник, который выступает в роли посредника. С тех пор, как я заняла руководящую должность, постоянно боролась за улучшение этой линии связи. Некоторое время мне казалось, что это улица с односторонним движением: полиция принимала наши разведданные и ничего не давала взамен. Мы с Джастином пытались это изменить. Теперь он передавал мне информацию о заключенных, выходившую за пределы того, что мы видели в наших записях. Например, Джо Блогс отбывал наказание за убийство, но его неоднократно арестовывали по подозрению в наркоторговле. Знания о сомнительном прошлом Джо Блогса, связанном с наркотиками, позволяли нам сразу определить, за кем установить наблюдение, если в его корпусе начнет процветать торговля запрещенными веществами. Я уверена, вы понимаете, о чем я. Двусторонняя коммуникация с полицией была необходима для улучшения безопасности в Уормвуд-Скрабс.

Джастин был именно тем полицейским, с которым хотелось работать. Мы не только были на одной волне, но и имели похожее сухое чувство юмора. Он был приблизительно моего роста. Квадратного телосложения. У него были темные волосы и очаровательная широкая улыбка. Он не стал тратить время зря и сразу сообщил о Кэтрин Шокросс в полицию. Джастин попросил пару полицейских присутствовать во время ее визита и подготовиться к аресту на случай, если мы обнаружим наркотики.

Мы могли проводить обыски с раздеванием, но по закону нам было запрещено проникать в полости тела. Должна сказать, нам не очень-то и хотелось! Так что лучше всего было оставить это дело полицейским. Арест производили они, поэтому нам следовало переложить и сбор доказательств на них. Кроме того, производя обыск адвоката с раздеванием (мы не были на 100 % уверены, что она не была адвокатом), мы ступали на очень опасную территорию. Она бы тщательно следила за ошибками, допущенными в ходе процедуры, и на нас могли бы подать в суд, даже если бы мы все делали по методичке. Оно того не стоило.

Два полицейских, мужчина и женщина, прибыли в Уормвуд-Скрабс за полчаса до предполагаемого прихода Шокросс. Мы информировали их о ситуации, и они встали рядом с нами.

Джереми Нортбриджа привели из корпуса. Мы не могли допустить, чтобы он что-то заподозрил и вник в происходящее. Одного звонка его «адвокату» в последнюю минуту было достаточно, чтобы игра для нас была окончена. По вечерам проходили только официальные встречи с защитниками, поэтому не было ничего подозрительного в том, что в комнате ожидания больше никого не было.

Пока Нортбридж ждал свою наркокурьершу Шокросс, полицейские, Марк (главный надзиратель и моя правая рука), еще пара надзирателей и я заняли свои места в фойе. Именно там каждого посетителя досматривали при входе в тюрьму. Если бы мы нашли у Шокросс контрабанду, нам бы удалось привлечь ее к ответственности.


– Где она, черт возьми? – сказала я, в миллионный раз глядя на часы. Было 18:10, и я подумала, что, несмотря на наши тайные усилия, кто-то предупредил фальшивого адвоката.

– Да, ситуация складывается не очень, – ответил Марк, нахмурившись. У него между бровей появились две глубокие борозды.

– Ждем еще пять минут.

Как только я это сказала, дверь для посетителей распахнулась.

Кэтрин Шокросс выглядела совсем не так, как я ожидала. Теперь у меня не было сомнений, что она не была настоящим адвокатом. Грязная и растрепанная, в одежде, которая скорее подходила для ночного клуба, чем для зала суда: мини-юбка и дешевая мятая блузка. У нее были жирные волосы, осветленные до желтого оттенка и с пятисантиметровыми отросшими корнями. Губы она накрасила ярко-красной помадой. Ей не хватало только сетчатых чулок.