Чья-то рука легла мне на плечо, и я вздрогнула.
– Ты в порядке, дорогая? – спросила мама.
– Да, в порядке, – это было все, что я смогла сказать.
В тот день еще 98 человек получали награды, от рыцарских титулов до Ордена Британской империи. Среди этих людей был актер Ронни Корбетт и гольфист Ли Уэствуд. Ожидая, пока назовут мое имя, я думала: «Только не облажайся с реверансом».
Я тренировалась с Джу с того дня, как мне сообщили новость. Я целыми днями делала реверансы перед Джу, а та поправляла меня и подсказывала, как выглядеть грациознее. Я так хорошо натренировалась, что могла бы сделать реверанс во сне. Почему же теперь, когда взволнованно ждала в зеленой комнате, я думала лишь о том, как облажаюсь? Дискомфорт, вызванный слишком тесными трусами, мерк на фоне этой мысли.
– Мисс Ванесса Фрейк! – прозвучало мое имя в комнате с высоким потолком. В ожидании встречи с королевой нас разделили на группы из двенадцати человек и провели урок по правилам этикета. Все работало, как хорошо смазанный механизм. Я не могла не думать о том, что Уормвуд-Скрабс было бы полезно усвоить некоторые королевские уроки по эффективности.
Родственников и друзей проводили в другую комнату. Правда, напоминание о Джу осталось со мной. Розовая рубашка и запонки с моими инициалами были подарками от нее.
Нервно разгладила рубашку ладонью. Выпрямив спину, направилась туда, куда меня пригласили.
Я была следующей.
«Мэм», как в слове «джем». Про себя я повторяла, как правильно обращаться к королеве, стоя плечом к плечу с вице-маршалом авиации. Он кивнул мне, и миллион бабочек захлопали крыльями у меня в животе.
Королева стояла на сцене огромного бального зала с красными и золотыми коврами и бесценными картинами.
Два солдата-гуркха стояли по бокам от королевы и следили за ее безопасностью. Их знаменитые ножи висели в кобурах на талии. Королева выглядела безупречно в фиолетовом платье-футляре и жемчуге.
Тревога сдавила мне горло, когда я приближалась к королеве.
Не испорть реверанс.
В галерее играл целый оркестр, но я слышала лишь стук своего сердца. Меня не успокоил взгляд Джу, сидевшей во втором ряду. Я понимала, что она беспокоится обо мне не меньше, чем я о себе.
Тем не менее он мне удался. Я говорю о реверансе.
– Ваше Величество, – сказала я, поднимаясь и глядя на королеву.
Она приколола Орден Британской империи к лацкану моего жакета. Затем выпрямилась и улыбнулась.
– Поздравляю с наградой, вы ее заслужили, – сказала она со своим безупречным акцентом. – Полагаю, вы давно работаете в тюремной службе.
– Да, мэм, – ответила я с улыбкой, – но, наверное, не так долго, как вы.
Она хихикнула. Ее глаза весело засверкали.
После этого она протянула мне руку для рукопожатия.
Это был короткий, но волшебный момент. Я будто плыла по воздуху к другому концу комнаты. Мой орден сиял под светом ламп. Я чувствовала, как родители и Джу улыбаются и радуются за меня.
Первое, что я сделала, придя на праздничный чай, пирожные и шампанское в «Савой», один из самых роскошных лондонских отелей, это бросила утягивающие трусы в мусорное ведро женского туалета.
Какое счастье, что снова могу дышать!
Я вернулась к нашему декадентскому столу, за которым сидели десять наших родственников и друзей. Орден в коробке передавали из рук в руки. Джу поймала мой взгляд и считала выражение моего лица.
– Все в порядке? – спросила она.
– Теперь, когда я сняла эти дурацкие трусы, да.
Она подняла бровь.
– Ты ведь не сидишь в «Савое» без трусов?
– Сижу! – ответила я гордо.
Как только я это признала, нам привезли огромный торт с бенгальскими огнями на одной из красивых серебристых тележек. «Поздравляем, Ванесса!» – было написано на глазури сверху. Все высоко подняли бокалы с шампанским в мою честь, и я думаю, что именно в этот момент я осознала, каких высот достигла. Это произошло в кругу моих самых близких людей, когда стресс прошел и я могла расслабиться и обо всем подумать. Слезы, которые я сдерживала, хлынули по моему лицу по направлению к сияющей улыбке.
32. Притвориться мертвой
Холлоуэй, 1988 год
– Думаешь, она мертва? – спросила надзирательница, заглядывая в камеру через люк в двери.
– Дай мне взглянуть, – сказала я, занимая ее место.
Прищурившись, всмотрелась в прямоугольное отверстие в двери.
Ребекка Смит была не из тех, кого называют чистюлями. Ее камера была похожа на свинарник. Вещи были разбросаны. Грязная одежда лежала кучей в углу. До меня доносился запах немытых волос и кожи.
Она неподвижно лежала на кровати с одеялом на лице. Нам были видны лишь ее черные вьющиеся волосы на макушке.
Я всматривалась, пытаясь понять, двигается ли ее грудная клетка. Невозможно было сказать, дышала она или нет.
– Не знаю, – сказала я Ди Мерри, одной из моих лучших подруг в Холлоуэй. Ди прочла мои мысли. Нежелание входить.
Ребекка отбывала наказание за убийство: она нанесла своему парню более пятидесяти ударов ножом. Была чрезвычайно жестокой и страдала расстройством личности.
Нападения на надзирателей доставляли ей особое удовольствие.
Ее фишкой было прятаться под одеялом и притворяться, что она мертва. Ребекка была похожа на богомола, который лежал в засаде и был готов напасть на каждого, кто придет его проверить.
Проблема была в том, что ранее у нее были попытки самоубийства. Она много раз пыталась задушить себя различными способами, например, сдавливая горло простыней или резинкой от трусов. Правда, мы всегда вовремя ее спасали.
Это означало, что мы никогда точно не знали, притворяется она или же действительно покончила с собой. Это была русская рулетка: мы рисковали жизнью, чтобы выяснить. Тем не менее я никому бы не позволила умереть в мою смену. Была половина девятого утра, и я была надзирательницей больничного корпуса В1.
– Нам придется войти.
Ди нажала на тревожную кнопку. Нам требовалось подкрепление, но мы не могли ждать, когда все придут. Нужно было попасть внутрь как можно быстрее, поскольку Ребекка действительно могла попытаться убить себя.
Мы отперли дверь и ворвались внутрь. Я откинула одеяло и увидела очень даже живую Ребекку Смит. Одним плавным движением она вскочила с кровати и напала на нас с силой десяти мужчин. Она махала кулаками и пиналась во всех направлениях. Из ее горла вырвалось низкое гортанное рычание.
– Ой! – Это было единственное слово, которое мне удалось произнести, пока она колотила нас.
Еще более дьявольской ситуацию сделало то, что она обмазалась детским маслом, купленным в столовой, поэтому каждый раз, когда мы пытались схватить ее и надеть на нее наручники, она выскальзывала. Это был известный прием, который применяли многие заключенные.
Мы еще немного поборолись, а затем мне каким-то образом удалось ее схватить. Когда я сомкнула руки вокруг ее туловища, она опустила голову, открыла рот и вонзила зубы мне в руку.
– Ди, она укусила меня! – закричала я.
Ди потянула ее и попыталась разжать челюсти. Это было бесполезно: Ребекка была похожа на собаку с костью, которую она не собиралась отдавать.
Боль была невыносимой. Я видела, как кровь пузырится у нее под зубами. Как уже говорила, я очень боюсь крови, особенно своей собственной. Я чуть не потеряла сознание.
В итоге единственное, что могла сделать Ди, чтобы спасти мою руку и оторвать от меня Ребекку, было ударить заключенную в лицо. Это была крайняя, но необходимая мера.
Ребекка разжала зубы, но уже через несколько секунд она снова на нас набросилась. Вместе мы оттолкнули ее, и это позволило нам выиграть время, чтобы выскочить из камеры и запереть дверь.
Мы прижались спиной к стене, пытаясь восстановить дыхание.
Бедная Ди повредила спину. Она едва могла выпрямиться. Моя рука была в ужасном состоянии: на ней были следы зубов, и кожа была разорвана. Кровь стекала по руке.
Я запаниковала. Ребекку никак нельзя было назвать чистюлей. До убийства своего парня она жила на улице. Я боялась, что заразилась чем-то опасным. У нее вполне мог быть гепатит В, гепатит С или ВИЧ.
На скорой помощи я поехала в Уиттингтонскую больницу на севере Лондона, чтобы обработать раны и сдать кровь на анализ. Когда меня доставили в отделение неотложной помощи, приняли сразу.
Врачи и медсестры очень хорошо относились к тюремному персоналу, потому что мы были «постоянными клиентами».
Меня положили на койку, и синюю штору кабинки задвинули для приватности.
– Будет больно, – предупредила меня медсестра. Прежде чем я успела переварить ее слова, она протерла место укуса дезинфицирующим раствором, в котором, должно быть, содержалась соляная кислота.
О. Мой. Бог. Барометр боли зашкалил. Казалось, меня придется соскребать с потолка.
Немного позднее, когда жжение утихло и я снова смогла составлять предложения, я спросила, все ли со мной будет в порядке. В те годы результатов теста на ВИЧ нужно было ждать неделю, и, разумеется, вирусу могло потребоваться до трех месяцев, чтобы он проявился в организме, поэтому мне назначили повторный анализ. В этот период я сильно нервничала.
Я была напугана и злилась на тюремных медсестер на то, что они скрывали от меня информацию о заболеваниях Ребекки. Они сказали, что это было бы нарушением конфиденциальности. По этой причине мне пришлось тревожиться несколько месяцев. Несправедливо.
Хуже всего то, что, когда дело о нападении Ребекки рассматривалось в Магистратском суде Марилебона, судья сказал пару оскорбительных слов в наш адрес.
Я узнала, что дело дошло до суда, когда моя коллега-надзирательница вручила мне местную газету. Там была крошечная, почти незаметная статья о том, что Ребекка признала себя виновной в нападении на надзирательницу и была оштрафована на Ј60. Что меня действительно впечатлило, так это финальные слова судьи.