Тем временем телохранитель пожал руку мне.
– Вы победили, – сказал он.
– Иначе и быть не могло, – ухмыльнулась я в ответ. План был таков: обеспечу телохранителей всем необходимым, в том числе чаем, а затем встречусь с начальником тюрьмы, Кэмероном и прессой в корпусе Б.
Теперь, когда лед между мной и командой премьер-министра растаял, мы приступили к важнейшей задаче: болтовне. Телохранительница поймала мой взгляд на «Ягуаре». На него трудно было не смотреть. Бронированный. Взрывоустойчивый. Пуленепробиваемый. Это была гладкая черная машина.
– Хотите посидеть внутри? – спросила она.
Конечно, хотела, но не подала виду.
– Да, почему бы и нет? – ответила я, пожимая плечами.
– Вы будете удивлены тем, что увидите. Внутри не так много места.
Она не шутила. Я ожидала, что окажусь внутри ТАРДИС, но все оказалось совсем не так. Из-за толстой стальной обшивки снаружи оставалось мало места внутри. Мне пришлось согнуться, чтобы уместиться на заднем сиденье. Правда, все остальное действительно напоминало ТАРДИС. На приборной панели, например, горели лампочки, кнопки и циферблаты. Полицейский автомобиль, на котором мы ехали на рейд в доме наркоторговцев, бледнел в сравнении с этой машиной. На обивке не было ни пятнышка. «Ягуар» придал новое значение слову «роскошь». Я провела рукой по мягкому кожаному сиденью и растворилась в изысканности всего этого.
Букингемский дворец, автомобиль премьер-министра – я действительно стремилась к вершине мира.
– Хорошо проводите время? – спросила телохранительница, смеясь.
– Да, я не хочу выходить.
Правда, обещание есть обещание, и я должна была приготовить чай. Я привела телохранителей в отдел безопасности и оставила их болтать со своей командой, а сама пошла на вечеринку в корпус Б. Я оставалась на заднем плане и надеялась, что удастся избежать любезностей, но затем меня подозвал начальник тюрьмы и представил Дэвиду Кэмерону, тот пожал мне руку. Он был чрезвычайно вежлив.
– Насколько я понимаю, это вы приняли меры безопасности сегодня, – сказал он. – Я испытал большое удовольствие и сделал немало выводов, прогуливаясь по Уормвуд-Скрабс. Спасибо вам большое.
– Не за что, сэр, – ответила я.
Затем я проводила премьер-министра по двору к «Ягуару» и стала ждать его отъезда.
Несмотря на приготовления и драмы, визит занял только сорок минут. Я была рада, что все прошло четко по плану без каких-либо отклонений. Внимание прессы должно было принести Уормвуд-Скрабс признание и, как мы надеялись, дополнительное финансирование.
Ха, как самонадеянно!
34. Начало конца
Уормвуд-Скрабс, осень 2012 года
Взгляд был прикован к табличке с именем начальника тюрьмы. Рука замерла на ручке двери его кабинета. Пульс зашкаливал.
Это было самое сложное, что мне приходилось делать за всю свою карьеру, и меня изнутри разрывали противоречивые чувства.
Вперед, Ванесса! Ты все решила. Ты должна довести это дело до конца.
Я сделала несколько глубоких вдохов. Болтовня, доносившаяся из отдела безопасности у меня за спиной, была белым шумом, пока я собиралась с силами.
Ты должна думать о будущем. Своем счастье. Психическом здоровье.
Одним резким движением я открыла дверь и вошла в кабинет руководителя.
Сквозняк из открытого окна ударил мне в лицо. Это был тоник, который требовался, чтобы мыслить яснее.
Фил Тейлор оторвал взгляд от компьютера.
– А, Ванесса! Рад вас видеть.
– Могу я с вами поговорить, сэр? – Направилась к стулу за огромным столом для переговоров. Мы всегда там разговаривали. Это была наша привычка, которая развилась за время совместной работы.
Его кожаное кресло скрипнуло, когда он поднялся, чтобы подойти ко мне. Он сел, скрестил ноги и посмотрел мне в глаза. Его взгляд за очками в овальной оправе был полон экспрессии.
– Что-то случилось?
Я снова вздохнула, выталкивая слова с порывом воздуха из легких.
– Да, сэр. Я хочу уволиться.
Это не было спонтанным решением. Эта мысль зрела несколько месяцев, с тех пор как правительство прислало первоклассную команду из Службы управления, которая должна была пройти по всем корпусам тюрьмы с увеличительным стеклом и найти способы сократить финансирование.
Визит Кэмерона и его блестящая инициатива были всего лишь дымовой завесой для реальной проблемы: тюрьмам хронически не хватало финансирования. Каждый год нас заставляли сокращать бюджет на 3 %. Эту команду прислали к нам, чтобы урезать финансирование еще больше.
Эти люди в костюмах, вооруженные калькуляторами, приехали к нам и три месяца изучали всю нашу документацию. Они смотрели на графики смен, состав сотрудников и служебные обязанности каждого работника. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понимать, что на самых опытных сотрудников уходит больше всего денег, поэтому наиболее быстрый способ сэкономить – это избавиться от них. Сократить их обязанности. Уменьшить численность сотрудников. Заставить руководителей выполнять функции надзирателей. Все это было сделано безжалостно и мгновенно.
Я отвечала не только за зону для посетителей, приемное отделение, тюремные ворота, пункт управления, безопасность и сбор информации, но и за самую большую команду сотрудников, состоявшую почти из трехсот человек. Чуть ли не за ночь меня лишили половины обязанностей. У меня забрали практически все, кроме отдела безопасности, сбора информации и работы с кинологами.
Значимость некоторых задач, например посещения заключенных, была понижена и передана «начальнику номер пять». Численность сотрудников на смене сократилась с 24 надзирателей до 10 и пары руководителей.
Мне казалось, что меня изнасиловали. Понимаю, это звучит слишком громко, но меня лишили всего, над чем я так усердно работала.
Я не могла дать отпор, потому что нужно было экономить деньги.
Я понимала, почему мы это делаем, но не могла принять, поскольку тюрьма становилась более уязвимой, когда на руководящих должностях оказывались менее опытные люди. Недостаточно сотрудников понимали, что они делают. Например, если во время свиданий в зоне для посетителей присутствовало в два раза меньше надзирателей, в тюрьму могло попасть больше наркотиков. Сокращения шли вразрез со всем, чего я пыталась достичь. Можете себе представить, каково мне было построить Изумрудный город, пусть даже чуть более мрачный и заселенный крысами, а потом увидеть, как он рушится на глазах?
Душа выворачивалась наизнанку. Мне платили за то, чтобы я поддерживала безопасность в тюрьме, но я не могла этого сделать. Хорошие дни действительно миновали. Я заметила, что стала вступать в слишком большое количество споров. Проверяющие просматривали мои документы и говорили, что мне не нужно это, это и вот это, а я огрызалась и говорила, что нужно. «Вот почему Уормвуд-Скрабс находится в таком хорошем состоянии!» – возражала я. Мои слова оставались без внимания.
Я представляла свое имя на маркерной доске в головном офисе, которое начальству не терпелось стереть. Работая в тюремной системе с 1986 года, я была одной из тех, кто обходился правительству «слишком дорого». Хотя я улучшила показатели тюрьмы и сделала ее гораздо более безопасной, я была лишь суммой. Меня можно было заменить. Всегда найдется человек, который согласится выполнять ту же работу за меньшие деньги. Тюремная система была миром, где резали глотки.
Делать больше за меньшие деньги – вот ее девиз, и она точно следовала ему.
Сначала я, как обычно, боролась с эмоциями, пытаясь их подавить. Закапывала в себе гнев. Сглатывала его, но продолжала чувствовать горечь. Ярость и разочарование превратились в боль, и однажды ночью я поняла, что не могу больше ее выносить.
Джу заметила, что меня что-то тревожит, хотя я делала вид, что смотрю телевизор.
– Ты хочешь поговорить? – спросила она.
Это было прекрасным аспектом дружбы с Джу. Так как мы работали вместе, она понимала, что я чувствую. Она тоже столкнулась с серьезным стрессом, вызванным сокращением бюджета на здравоохранение.
– Ради чего так стараюсь? – сказала я, пожимая плечами.
Это чувство меня пугало, ведь ранее я никогда не задавалась вопросом, зачем прилагаю усилия. Делала это просто из любви к своей работе.
– Какой во мне смысл, если я прилагаю столько усилий, а у меня просто все отнимают, – сказала я дрожащим голосом. Глаза наполнились слезами. Я отвернулась, борясь с приливом чувств.
– Расстраиваться – это нормально, – сказала Джу, положив свою руку на мою. От этого я расстроилась еще сильнее. Почему всегда самые маленькие проявления доброты заставляют меня терять над собой контроль?
Я закусила губу и выпалила:
– Не уверена, что могу и дальше там работать.
В комнате воцарилась тишина, пока Джу продолжала гладить мою руку и утешать меня. Я просто высказала ей свое недовольство. Сбросила груз с души. Не ожидала, что разговор зайдет дальше, и уж точно не думала, что Джу воскликнет:
– Увольняйся!
Я подняла глаза, уставившись на нее со смесью шока и недоумения.
– Что?
– Почему бы тебе не уволиться? – сказала она с доброй улыбкой. – Просто уходи.
– Но чем я буду заниматься? – ответила я в панике. – Тюрьма – это вся моя жизнь.
Мне было 50, до пенсии оставалось 5 лет. Я ничего не знала, кроме тюрьмы. Я провела там 27 лет. Это был мой дом. Коллеги стали мне родными.
У меня не было серьезного образования. Чем мне заниматься до конца жизни? Я была одной из тех, кому требовалось постоянно быть в движении.
С финансовой точки зрения все было в порядке. Джу, будучи суперзвездой, стремительно взбиралась по карьерной лестнице Национальной службы здравоохранения. Тем не менее идея о том, чтобы полагаться на кого-то в плане денег, мне не нравилась. Я работала всю свою жизнь, не брала подачек и не ждала, что обо мне позаботятся.