Среди убийц. 27 лет на страже порядка в тюрьмах с самой дурной славой — страница 7 из 47

Я всегда верила в активную безопасность: поощрение повседневного общения и взаимодействия с заключенными с целью оказания помощи преступникам в их восстановлении. Попугайчики были формой реабилитации, потому что они вызывали положительные эмоции, а также побуждали заключенных заботиться о ком-то и брать на себя ответственность. Эти умения необходимы человеку, чтобы успешно функционировать в обществе.

Если бы в тюрьмах не было системы привилегий и все заключенные получали бы лишь хлеб и воду, то бунты вспыхивали бы один за другим. На восстановление тюрем потребовались бы миллионы, и это вызвало бы массовый общественный резонанс. Почему деньги налогоплательщиков идут на реконструкцию тюрем? Почему места лишения свободы небезопасны? Хотя волнистый попугайчик – это крошечная птица, она имеет огромное значение.

Как бы то ни было, вернемся к нашей истории. В тот день я сидела в своем кабинете и занималась бумажной работой. Дверь, как всегда, была открыта, и Мобильник постучал, прежде чем войти. Кроме ситуаций, когда заключенные не стучат, я не позволяю им войти, если их штаны спущены до середины ягодиц и трусы оказываются на виду. Я говорю им вернуться, когда они будут одеты прилично. Ладно, я отвлеклась. Мобильник постучал и сказал:

– Начальница, могу я зайти на минуту?

В женской тюрьме меня называли «Фрейк», «Фрейки» или просто «мисс». Однако в Уормвуд-Скрабс меня сразу стали называть «начальница» или «босс», хотя я не была на руководящей должности. Я не знаю почему, но так заключенные мужского пола называли каждого авторитетного человека.

– Да, входи, – ответила я, не поднимая головы от документов.

Я почувствовала, как он переступает с ноги на ногу, не зная, с чего начать. Подняла глаза и увидела у него на плече спокойно сидящего синего попугайчика.

– Дело в том, что у меня свидание с мамой и папой, но моему попугайчику нужно подвигаться. Могу я оставить его с вами?

Он одарил меня одной из своих нахальных улыбок.

– Он посидит у вас на плече, и вы его даже не заметите.

Дело в том, что у меня серьезная слабость к животным. Я их обожаю, и я точно взяла бы половину животных из приюта, если бы чаще бывала дома и могла ухаживать за ними. По этой причине меня нисколько не смутила просьба Мобильника.

– Хорошо! Оставляй и иди.

Мобильник склонился над моим столом и осторожно подтолкнул попугайчика, чтобы он перелетел с его плеча на мое. Я почувствовала, как лапки вцепляются в мой джемпер, пока он устраивался поудобнее.

– Сиди тут! – скомандовал Мобильник маленькому другу, словно тот был собакой. Мне было сложно сохранять невозмутимое выражение лица.

– Как долго продлится свидание? – спросила я, покосившись краем глаза на синего попугайчика, который пристально смотрел на меня.

– Час, – ответил он.

– Целый час!

Он застенчиво улыбнулся.

– Что же мне делать, если нужно будет выйти из кабинета? – спросила я.

– Возьмите его с собой! Он последует за вами!

– Хорошо, договорились! – вздохнула я.

Когда Мобильник направился к выходу, я спросила:

– У него есть кличка?

– Фред!

Мне кажется, что Фред даже чирикнул Мобильнику, когда тот уходил.

Я сидела за столом некоторое время и продолжала работать, пока Фред ерзал на плече. Через некоторое время во рту пересохло. Я держалась без чая максимально долго, но была близка к тому, чтобы сдаться.

Посмотрела на плечо и спросила птичку:

– Ты не возражаешь, если я налью себе чай? Нет? Тогда давай немного пройдемся.

Я медленно встала, стараясь не потревожить Фреда. Затем вышла из кабинета в корпус, держа спину максимально прямо и передвигаясь маленькими шагами. Я поднималась по лестнице с попугайчиком заключенного на плече, как вдруг встретила начальника тюрьмы, «начальника номер один».

Боже!

В его глазах отразилось недоумение, пока они перемещались с меня на птицу. Он остановился передо мной.

– Мисс Фрейк!

– Сэр!

– Вы присматриваете за попугайчиком?

– Да, – ответила я, закатывая глаза.

– Ах, какая прелесть, – сказал он с улыбкой. – Как он поживает?

– Прекрасно!

– Вот и замечательно. Что ж, хорошего дня!

– И вам, сэр!

После каждый пошел своей дорогой. Я покосилась на Фреда, как бы желая сказать: «Это было неловко!»

Фред сидел у меня на плече все то время, пока Мобильник общался с семьей. Когда он вернулся, мне стало немного грустно. Мне понравилось сидеть с птичкой, правда, я не сказала об этом заключенному, поскольку он стал бы стучать в мою дверь с Фредом каждый раз, когда его отправляли бы в ШИЗО.


Работая в корпусе, где отбывали наказание приговоренные к пожизненному заключению, я не только научилась присматривать за попугайчиками, но и стала лучше разбираться в мужской психике. Они были гораздо эгоистичнее женщин-заключенных. Выслушайте меня. Когда женщина оказывается в тюрьме, она беспокоится о тех, кого она оставила. Если у нее есть семья, скорее всего, она держится на ней, поэтому женщина беспокоится о детях и о том, кто будет их кормить. Она паникует из-за мужа или парня – кто за ним присмотрит? Все эти домашние проблемы крутятся у нее в голове, мешая ей спать ночами.

Когда мужчина попадает в тюрьму, его интересует лишь то, кто будет заботиться о нем. Кто будет перечислять ему деньги для питания в столовой или покупки сигарет (в то время курение в тюрьме не было запрещено)? Его волнуют и другие привилегии, на которые он имеет право. Я говорю так не потому, что я феминистка-мужененавистница, вовсе нет. Мне было вполне комфортно в корпусе Д. Это лишь наблюдение, которое я сделала во время работы в женской и мужской тюрьмах и в ходе разговоров с заключенными об их домашних проблемах.

Что касается любовной жизни, мужчина тут тоже занимает центральное положение. Он хочет быть уверенным, что его возлюбленная ему не изменяет и дожидается его освобождения. Правда, часто он и его любимая руководствуются разными правилами. Один из приговоренных к пожизненному заключению считал, что он может получить лучшее из двух миров.

Будучи единственной женщиной в корпусе, я часто становилась главной советчицей в любовных делах.

У заключенных был «час общения», и я работала в своем кабинете (вы можете проследить некую закономерность, так как у нас было очень много бумажной работы). Тук-тук. Знакомый стук в дверь. Мне было очень трудно довести дела до конца, поскольку по какой-то причине все постоянно у меня что-то спрашивали.

– Да! – сказала я довольно резко.

Подняла глаза. Это был Крейг, и он выглядел смущенным.

– Начальница, могу я с вами поговорить?

Я тяжело вздохнула, обведя взглядом кипы бумаг справа от меня.

– Дело в том, что, эм… – он обернулся, чтобы удостовериться в отсутствии посторонних ушей, – это касается женщин.

Я подняла бровь и ответила:

– Продолжай!

– Эм-м-м, – медлил он, переминаясь с ноги на ногу.

– Слушаю! – теперь у меня от интереса поднялись обе брови.

– Я просто хотел спросить, как уладить проблемы со своей малышкой, если она узнала, что я встречаюсь с кем-то другим?

Я откинулась на спинку стула и ухмыльнулась:

– Ох, желаю удачи!

Он склонился надо мной.

– Нет, босс, мне действительно нужен нормальный совет. Я по уши в дерьме.

Это было совсем не похоже на типичный брутальный образ Крейга. Он был закоренелым преступником и попал в Уормвуд-Скрабс за убийство делового партнера. У них была совместная свалка металлолома, и Крейг убил товарища из-за денег. Он был типичным парнем из Ист-Энда. Мужчина лет сорока с небольшим, лысый и сложенный как ротвейлер, потому что в прошлом много тренировался. Его бицепсы и трицепсы были размером с мои бедра. На костяшках одной его руки была татуировка «любовь», а на другой – «ненависть». На его предплечьях были вытатуированы женщины с огромной грудью. С одной стороны головы было большое распятие. Короче говоря, я бы не хотела, чтобы моя дочь привела домой такого парня.

– Итак, что ты натворил?

– Я перепутал письма, и моя жена поняла, что я писал другой женщине.

– Позволь мне перефразировать: ты отправил ей письмо, адресованное любовнице?

– Да, – ответил он, нахмурившись. – Правда, она не знает, что я переписываюсь еще с четырьмя женщинами.

– Четырьмя?!

– Да, – сказал он, склонив голову.

– Ты серьезно?

– Да.

– Сколько вы уже с женой?

– Давно. Она мать моих детей.

– Лучше не становится! – ухмыльнулась я. – А другая женщина?

– У нее тоже ребенок от меня.

Я надула щеки.

– Что ж, лучший урок, который ты можешь усвоить, это держать его [при этом я кивнула в его сторону] в штанах.

– Я серьезно, босс. Что мне делать?

Он ломал руки из-за волнения.

– И я серьезно!

– Проблема в том, что я просто не могу не встречаться с теми женщинами, – сказал он и уставился на меня молящими глазами в надежде услышать «женский совет».

Я облокотилась на стол, сцепив руки.

– Не считаю себя Клэр Рейнер из Уормвуд-Скрабс, но мне кажется, что тебе нужно молить прощения у жены и матери, эм, нескольких твоих детей. Возможно, тебе следует охладить отношения с любовницей и перестать писать остальным женщинам.

– Вы так думаете, босс?

– Да. Честно говоря, ты попал в ситуацию, из которой ты точно не выйдешь победителем. Из нее будет трудно выбраться.

– Да, вы правы, – ответил он, будто лишь сейчас понял, что натворил. – Я просто надеюсь, что моя жена не будет поджидать любовницу у ворот тюрьмы.

– Что ж, будем надеяться, она не станет этого делать.

Вероятность такого варианта событий была очень низкой. Так как Крейг был приговорен к пожизненному заключению, он мог ходить на свидания только с одним посетителем за раз. Ему нужно было подать заявку на посещение с именем человека, которого он хотел увидеть. Таким образом, одна из его женщин вряд ли просто пришла бы в случайное время. Вероятно, из-за чувства вины е