Я не так чтобы очень хорошо обращалась с ножом, серебряный он или не серебряный, чтобы действительно нанести увечье Деву, но, как ни крути, в мире существует два типа людей: те, которые не прочь пустить кровь лучшему другу, и те, которым это не нравится. Я относилась ко второй категории.
— Все в порядке. Ну-ка, малышка Брин, попробуй достать меня.
— Противный ты, Дев. Прямо как Йода.[24]
И хотя обмен ударами между нами был вполне привычным, моя связь с другом — и с остальной стаей — говорила мне, что никому из нас это не нравилось. Если мы двое были неотделимы друг от друга еще до того, как раскрылась моя связь со Стаей, то теперь у меня иногда возникало такое чувство, что мы с Девоном были одним целым. Каллумовские волки, все до одного, сидели, спрятавшись, в закутках моего сознания, и их глаза следили за каждым моим движением, куда бы я ни пошла. И если мои одногодки из стаи в кои-то веки стали мне ближе, то Девон, наоборот, стоял между нами стеной, словно каменная плита, а не оборотень, и выглядел он так же устрашающе, как его отец, только был куда более болтливый.
Девон не хотел ранить меня. Его волк скрежетал зубами при одной только мысли об этом, и на какую-то долю секунды у меня появилось чувство, будто это сам зверь Девона говорил со мной. Или с чем-то звериным внутри меня.
Самок, как говорится, надо защищать. Щенков — холить и лелеять. Девочка была его, и он не хотел поднимать на нее руку. И не хотел драться с ней.
А, ну да, меня тоже не греет драться с тобой, послала я мысль в направлении Девона. Его голова дернулась, и я удивилась тому, как быстро мои слова дошли до него. Это было очень странно. Я обращалась к его волчьим инстинктам, а не разуму, но, кажется, обе части отлично меня понимали.
— Ну, детишки? — начал подгонять нас Каллум.
Девон слегка поклонился, выказывая подчинение, и затем точно выполнил приказ Каллума. Он обхватил меня рукой за шею, не вложив в захват ни капли силы, однако это было похоже на стальные тиски. Поскольку большую часть прошлой недели я отрабатывала способы освобождения от захватов, мое тело ответило немедленно: изогнув ноги в сторону и используя жесткий захват, я вскинула тело вверх и правой ногой, сделав ножницы, ударила Девона в висок. Другая его рука потянулась к моей ноге с целью схватить ее, и это движение дало мне возможность боднуть головой в сгиб локтя Девона и выскользнуть из захвата.
Ножи, словно молнии, сверкнули у меня в руках, и, как только Девон бросился на меня — расплывшееся пятно, состоящее из накрахмаленной рубашки и выглаженных дизайнерских джинсов, — я скрестила руки на груди в форме буквы X, чтобы затем выбросить их вперед в форме буквы V, взрезая его одежду и рассекая плоть.
Но даже самые прекрасно спланированные планы могут окончиться неудачей.
Рассуждая логически, я знала, что раны Девона затянутся за час, если не за несколько минут. Инстинкт приказывал мне биться с ним не на жизнь, а на смерть, используя все подручные средства, которые только смогу найти, ведь я должна была выжить. Но и логика, и инстинкт куда-то пропали, как только я увидела этикетку на его рубашке.
Если бы Девон двигался быстро, мои несовершенные человеческие глаза вряд ли смогли бы разглядеть название фирмы.
А он двигался не быстро.
Поэтому я бросила ножи на землю и просто врезала ему кулаком в лоб.
Каллум остался недоволен:
— Брин!
— Что? Он еле двигался, а ты хочешь, чтобы я его на нож посадила?
— Я хочу, чтобы ты смогла защитить себя.
— От кого? От Девона?
Вопрос повис в воздухе. Мне не нужно защищаться от Девона. Или Соры. Или Лэнса. Или от кого-либо еще, кого Каллум выставит против меня. И я даже не была уверена, что мне нужно было уметь защищаться от Чейза. Он был просто мальчишка. Молодой волк. Обр, который еще не вполне научился контролировать свои животные инстинкты. Который каждый день работал с Каллумом, чтобы укротить свою волчью породу.
Он не был Атиллой, Долбаным Ханом Оборотней.
Лоб Каллума покрылся морщинами — верный признак разочарования, — и он обратил внимание на Девона:
— Хочешь, чтобы она осталась живой?
— Да, сэр.
— Тогда врежь ей. Посильнее! Бросься на нее на полной скорости. Не сдерживайся. Она должна знать, что ты бьешь в полную силу.
Девон кивнул.
— Это приказ. Начали снова, вперед!
От слов Каллума моя кожа запульсировала. Я вздрогнула. Потом все кончилось, но я все еще чувствовала отзвуки приказа альфы, они проходили через Девона и доносились до меня через связь с ним.
Самок надо защищать, а вожаку повиноваться.
Весьма затруднительно для Дева, который, в отличие от меня, не обладал человеческими качествами и моей способностью — есть ли связь или нет — принимать собственные решения, даже когда Каллум пытался навязывать свою волю.
Девон, с дергающимися губами, снова взял меня в захват, и я сделала единственное, что смогла на ходу придумать, чтобы облегчить ему чувство вины и настроить на схватку по-настоящему.
— Армани — это для маменькиных сынков, а если в фильме ничего не взрывается, то это не кино вообще.
Ты попала, Бронвин. Слова прямо для драки.
Я на полсекунды отвлеклась на слова Девона, прозвучавшие у меня в голове, но едва его рука сжалась вокруг моего горла и желание вздохнуть стало невыносимым, внутри меня что-то щелкнуло.
Драться.
Драться.
Драться.
Выброс адреналина — непонятно откуда. Стало холодно, в голове прояснилось, но на каком-то подсознательном уровне поняла, что мои яростные движения кому-то, наблюдающему со стороны, могут показаться дикими. Я вырвалась из захвата Девона, отскочила назад и еще до того, как в моей левой руке появился нож, правой сделала выпад прямо в сердце нападавшему.
Девон увернулся, отбил лезвие и снова схватил меня. Я изогнула левую руку, направив нож к его груди. Издав нечеловеческий рык, Девон резко ударил меня, и я упала на землю. Он бросился на меня, прижимая к земле, и потянулся зубами к моей шее.
Я откатилась в сторону, прижимая ноги к груди, и резко ударила его ими в грудь. Он не колыхнулся.
Западня.
Кровь.
Драться.
ВЫЖИТЬ.
От силы этого приказа мир вокруг меня завращался медленнее. Это слово — выжить — толчками прошло через мою кровь, подобно тому, как воздух, слишком долго сдерживаемый в легких, вырывается наружу. Я не видела ничего, кроме всеобъемлющей кроваво-красной пелены перед глазами. Через секунду Девон уже придавил меня к земле, а еще через мгновение я впилась зубами ему в шею. Он отпрянул, а я смогла дотянуться рукой до лежавшего на земле ножа, который — еще до того, как я поняла, что со мной происходит, — метнулся прямо к сухожилию, к ноге Девона.
Деталей я не замечала — в груди встал комок, и поле зрения сузилось. Я знала только одно — мне нужно драться.
Брин, стоп! Голос Каллума-альфы рассердил меня, и я замотала головой, пытаясь освободиться от него, но он зазвучал снова, еще громче. И настойчивее. И, что странно, теперь это был больше голос Каллума-друга, чем Каллума-альфы. Бронвин, ПРЕКРАТИ.
Я так и сделала. Остановилась. Пелена перед глазами рассеялась. И, только застыв с занесенной рукой, я осознала, как близко я была к тому, чтобы перерезать лучшему другу ахиллесово сухожилие.
Потрясенная, я сидела, не шелохнувшись, а Девон, глаза которого стали расширяться и желтеть, затряс головой, очищая сознание и выталкивая прочь своего зверя. Первым из нас двоих очухался Девон, и, протерев руками глаза, все еще обведенные по краям красным ободком, он наклонился вперед, выдохнул мне в лицо и, подражая моему жесту, стукнул меня кулаком в лоб.
— Армани, — сказал он раздраженно, — это для джентльменов.
Я хотела ухмыльнуться, но с ножом в руке у меня это как-то не получилось. Девон не был человеком. Все равно, что бы я ни сделала, его раны затянулись бы быстрее, чем у меня сошел синяк, упади я утром с кровати. Напугало меня совсем не то, что я почти сделала. Меня напугало то, что я не осознавала, что делаю это.
Что со мной случилось? Чем я была?
— Эта связь изменила меня? — Слова вылетели изо рта быстрее, чем вопрос сформулировался у меня в мозгу. — Что ты сделал со мной, когда пометил меня? Что я сделала с собой, когда впустила Стаю в… сделала это… я что…
— Ты человек, Брин. Связь соединила тебя с нами — она меняет образ твоих мыслей, и она меняет образ мыслей Стаи о тебе, но никаких физических последствий это не влечет.
— Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что это меняет образ моих мыслей? — спросила я. — Я только что носилась здесь, как Тарзан — дитя джунглей. Только не говори мне, что это нормально.
Не говори мне, что это свойственно человеку.
— Брин, Эли связана со стаей, один раз — через Кейси, и еще раз — через меня. Ты когда-нибудь видела, чтобы она на кого-нибудь бросалась, как Тарзан — дитя джунглей, или кто-нибудь вроде этого?
Эли могла с малышней препираться — это у нее получалось очень неплохо, — но физически она была не очень сильна. Бойцом она не была, это верно. И тем не менее я легко могла ее представить вступающей в смертельную схватку с любым обром и побеждающей его.
И потом, моя связь со стаей была раскрыта. У Эли, наоборот, закрыта.
Прищурившись, я взглянула на Каллума:
— Ты клянешься, что не изменял меня?
Он кивнул:
— Ты, моя дорогая, осталась точно такой же, какой была всегда.
Я тоже кивнула в ответ, но что-то такое было в глазах Каллума — зрачки вибрировали, то увеличиваясь, то снова уменьшаясь, — и мне очень хотелось понять, что он на самом деле имел в виду, сказав это.
Но вдруг Каллум затряс головой, словно животное, пытающееся отогнать муху, и он сказал два слова, которые с возрастом я стала ненавидеть сильнее всего: