[106]. Вот что начало брать верх. Но сейчас совсем худо, сплошь… модные тряпки, да бары с просекко, да чертовы… мешки с салатом. Мы размякли, вот беда-то. Немудрено, что остальной мир над нами смеется.
Колин отвернулся от ворот. Теперь уже почти совсем стемнело, и отца начало знобить.
— Смеется, пап? — спросил Бенджамин. — Кто над нами смеется?
— Все смеются. Ни в грош не ставят. Думают, мы олухи.
Бенджамин понятия не имел, о чем или о ком отец толкует. Взял его за руку, пока они шли обратно к машине, открыл пассажирскую дверцу и помог плюхнуться на сиденье. Затем сел на водительское место, но некоторое время не заводил мотор. Несколько мгновений они с отцом молчали. Слушали зарождавшийся шелест зимнего дождя по лобовому стеклу.
— Думаю, ты не прав, — сказал наконец Бенджамин. — Я не считаю, что над нами кто-то смеется.
— Отвези меня домой, да и всё, — горестно проговорил Колин.
29
— Увлекательные времена, Дуглас, — сказал Найджел. — Невероятно увлекательные времена. Чьи это слова — «чтоб тебе жить в увлекательные времена»?
— Конфуция. И там «интересные времена».
— Уверен, что на самом деле он имел в виду «увлекательные», — сказал Найжел. — Может, это издержки перевода.
— Он сказал «интересные», — повторил Дуг. — И подразумевалось это как проклятье. Он ничего хорошего не имел в виду.
— Что же нехорошего в том, чтобы жить в увлекательные времена? — спросил Найджел. — У вас, писателей и интеллектуалов, столько негатива во всем.
— Такие вот мы, — проговорил Дуг, всыпая в свой капучино две щедрые ложки сахара. — Вечно на темной стороне.
— Народ уже сыт интеллектуалами, — сказал Найджел. В глазах у него внезапно возник блеск, словно его поразила гениальность этой фразы. — Погодите минутку, мне надо это записать.
— Да не пропадет впустую жемчуг вашей мудрости, — улыбаясь, произнес Дуг, наблюдая, как Найджел корябает у себя в блокноте.
— Чуточку подкрутить — и может выйти неплохая цитатка, — сказал Найджел.
Они встретились, как обычно, в кафе рядом со станцией подземки «Темпл». За несколько недель до этого Дэвид Кэмерон посетил Брюссель, чтобы обсудить новые условия участия в Евросоюзе, с надеждой достичь договоренностей, которые дадут Британии исключительный статус — еще более исключительный, чем уже имелся, — и тем самым утихомирить все более горластую армию евроскептиков. Сразу после этого Кэмерон объявил дату обещанного референдума по членству Британии в Евросоюзе, 23 июня — так вышло, второй день Фестиваля Гластонбери.
— Это, стало быть, сто тысяч молодых людей, которые не утрудятся проголосовать, верно? — спросил Дуг.
— Будет почтовое голосование — и молодым, и старым, — ответил Найджел. — Дэйв предусмотрел все случаи жизни.
— Включая и тот, при котором он проиграет и нам придется выйти из ЕС?
— Все возможные случаи жизни, оговорюсь.
— А что произойдет, если он все-таки проиграет? Уйдет с поста?
— Дэйв? Ни за что. Он не слабак.
— А если результаты окажутся почти равными?
— Почему журналисты так любят гипотетические вопросы? Все-то у вас чисто гипотетическое. «Что произойдет, если вы проиграете?» «Что случится, если мы выйдем из ЕС?» «Что будет, если Доналд Трамп станет президентом США?» Вот же люди, живут в мире грёз. Чего вы мне какие-нибудь практические вопросы не позадаете? Типа: «Каковы будут три ключевые составляющие стратегии в кампании Дэвида?»
— Окей, пусть так. Каковы будут три ключевые составляющие стратегии в кампании Дэвида?
— Я не уполномочен их обнародовать.
Раздраженный Дуг попробовал взять другой курс.
— Слушайте, допустим, народ проголосует за Брекзит, и мы…
— Прошу прощения, — сказал Найджел. — Вынужден вас прервать. Проголосует за что?
— За Брекзит.
Найджел посмотрел на него обалдело.
— Как вам вообще пришло в голову это слово?
— Разве публика не так это называет?
— Я думал, это называется «Брикзит».
— Что? Брикзит?
— Мы это так называем.
— Кто?
— Дэйв и вся команда.
— Все остальные называют это Брекзитом. Откуда вы Брикзит-то взяли?
— Не знаю. Мы думали, оно так называется. — Он вновь принялся писать в блокнот. — Брекзит? Вы уверены?
— Совершенно уверен. Это слово-портмоне. Британский экзит[107].
— Британский экзит… Но получается же как раз Брикзит?
— Ну, греки в своем случае называли это Грекзитом.
— Греки? Но они же не вышли из Евросоюза.
— Нет, но подумывали.
— Но мы-то не греки. У нас должно быть свое слово.
— Оно у нас есть. Брекзит.
— Но мы это называем Брикзитом. — Найджел покачал головой и произвел еще более подробные записи. — Это будет совершеннейшая бомба на следующем заседании кабинета. Надеюсь, я не единственный, кому предстоит им это предъявить.
— Ну, — проговорил Дуг, — поскольку вы убеждены в том, что этого не произойдет, вам и слово не очень-то нужно, верно?
Услышав это, Найджел счастливо улыбнулся.
— Конечно, вы абсолютно правы. Этого не случится, а потому нам и слово не нужно.
— Ну и вот.
— В конце концов, через год вся эта ерунда будет забыта.
— Точно.
— Никто и не вспомнит, что какие-то люди хотели Брикзита.
— Вполне. Хотя, видите ли, кое-кто из тех людей… — Дуг задумался, как бы это сформулировать. — Ну, довольно серьезные ребята, правильно? Борис Джонсон, к примеру. Он настоящий тяжеловес.
— По-моему, не стоит хамски отзываться о его личной внешности, — проговорил Найджел. — Пусть Дэйв и очень на него сердится.
— Он разве не ожидал, что Джонсон заявится на Выход?
— Нисколько.
— Ходит слух, — сказал Дуг, — что вечером накануне сдачи «Телеграф» в печать у Бориса было наготове две статьи. Одна — за «Выйти», вторая — за «Остаться».
— Я в это не верю ни секунды, — сказал Найджел. — Борис подготовил бы три статьи — за «Выйти», за «Остаться» и за колебания в нерешительности. Он все базы прикрывать любит.
— А еще же Майкл Гоув[108]. Еще один игрок за Выход.
— Верно. Дэйв очень зол на Майкла. К счастью, все равно хватает преданных, разумных консерваторов, ценящих преимущества членства в ЕС. Насколько мне известно, с одной такой вы спите. Но представьте, каково Дэйву с Майклом и кое-кем еще. В смысле, он аж в Брюссель съездил и добыл нам чудесные условия, но этим все равно не угодишь.
— Многим просто не нравится ЕС, — сказал Дуг. — Они считают, что он недемократичный.
— Да, но выход из ЕС повредит экономике.
— Они считают, что Германия помыкает остальными странами.
— Да, но выход из ЕС повредит экономике.
— Они думают, что из Польши и Румынии понаехало слишком много иммигрантов и из-за них зарплаты ползут вниз.
— Да, но выход из ЕС повредит экономике.
— Окей, — сказал Дуг, — думаю, мы выяснили, каковы три ключевые составляющие стратегии в кампании Дэйва. — Теперь пришла его очередь делать себе пометки. — А что там с Джереми Корбином?
Найджел втянул воздух с долгим присвистом и едва ли не зримо отпрянул.
— С Джереми Корбином?
— Да. Как он во все это встроен?
— Мы не обсуждаем Джереми.
— Почему?
— Почему? Потому что он марксист. Марксист, ленинист, троцкист и коммунист. Маоист, большевик, анархист и левак. Радикальный социалист, антикапиталист, антироялист и протеррорист.
— Но он к тому же и Оставальщик.
— Правда?
— Судя по всему.
— Тогда, конечно, мы с восторгом принимаем его к себе. Но вряд ли Дэйв будет готов находиться с ним на одном помосте.
— Ему и не придется. Джереми отказывается находиться на одном помосте с ним.
— Славно. Вот видите, как приятно, когда политические противники способны отложить в сторону свои разногласия ради общей цели и в кои-то веки хоть о чем-то договориться.
— А именно об отказе вместе находиться на одном помосте.
— Совершенно верно.
— А Найджел Фараж?
Найджел вновь вдохнул со свистом.
— Мы не обсуждаем Найджела Фаража.
— Похоже, много чего вы не обсуждаете. Почему Найджела Фаража нет?
— Дэйв выступил с очень памятной фразой о ПНСК и ее сторонниках. Вот сейчас я ее забыл, но она была очень памятная.
— Он назвал их «чеканушками, маразматиками и скрытыми расистами».
— Правда? Как некрасиво с его стороны. Так или иначе, Найджела Фаража мы всерьез не воспринимаем. Равно как и ПНСК. В конце концов, от них в парламенте всего один человек.
— Но это все из-за системы простого большинства. На самом деле у них двенадцатипроцентная поддержка, а значит, эта партия — третья по популярности.
— Вот в чем красота нашей парламентской системы. Она не позволит… как там у Дэйва — кому?
— Чеканушкам, маразматикам и скрытым расистам.
— Она не позволит чеканушкам, маразматикам и скрытым расистам оказывать какое бы то ни было заметное влияние. В смысле, задумайтесь, сколько их, чеканушек, маразматиков и скрытых расистов, по всей стране, и вообразите, что случилось бы, если бы в вопросах национальной важности у них было равное право голоса со всеми остальными.
— Но именно это референдум им и предоставит.
Найджел вздохнул.
— Негативное мышление, Дуглас. Вечно негативное мышление. Негатив, негатив, негатив. Мы того и гляди ошеломительно задействуем прямую демократию. Ну же — вы живете политикой и дышите ею, правда? Это же страсть всей вашей жизни. Вы разве не хотите разделить эту страсть со своими согражданами? То, за что взялся Дэйв, — это начало разговора. В ближайшие три месяца страна будет поглощена и потрясена общенациональным разговором о месте Британии в Европе и мире. Вы только вдумайтесь! Подумайте о миссис Джоунз…