Как ни странно, потери союзников при Наварине оказались относительно небольшими: ни один корабль не затонул, жертвы насчитывали 174 человека убитыми и 475 ранеными. У османского флота все было иначе. С самого начала он находился в невыгодном положении. Главнокомандующий, Ибрагим-паша, пропустил все сражение, по-прежнему находясь на Пелопоннесе; египетский адмирал Мохаррем-бей не хотел драться и убыл вместе с французскими офицерами до начала боя. Оставался лишь один турок, Таир-паша, но его флагманский корабль был потоплен в самом начале сражения. Из 89 судов, находившихся под его командованием, уцелело лишь 29. Кодрингтон подсчитал, что около 6000 турок и египтян погибли и еще 4000 получили ранения.
Маятник качнулся, и этого нельзя было не заметить. Чуть больше пяти месяцев назад взятие турками Афин, казалось, положило конец надеждам греков; после Наварина независимость Греции стала бесспорным фактом.
События еще не закончились. Войска Ибрагима — примерно 24 000 человек — оставались на разоренном Пелопоннесе; они погрузились на египетские суда и вернулись в Александрию не ранее сентября 1828 г. Борьба продолжалась и за Коринфским заливом: от того, насколько далеко к северу смогут продвинуться греки, зависело, как будет велика территория их нового государства. Черч на западе и Дмитрий Ипсиланти на востоке неуклонно стремились вперед; первый достиг Арты, второй — Фермопил, напротив северной оконечности Эвбеи, хотя ему не удалось изгнать турок из самих Афин.
Тем временем наконец прибыл Каподистриа, чтобы занять пост президента. Он немедленно восстановил против себя революционных командиров, поскольку не пытался скрыть своего презрения к причине, по которой те не смогли объединиться, — к бесконечным ссорам и дрязгам в условиях, когда судьба страны висела на волоске. Но он работал по шестнадцать часов в сутки, чтобы восстановить страну, а его выдающаяся репутация за рубежом оказала решающий эффект в ходе дискуссий на Лондонской конференции, перед которой теперь стояла задача провести границы нового греческого государства. В сентябре 1828 г. послы трех союзных стран, аккредитованные в Константинополе, встретились на острове Порос для обсуждения этого вопроса и через три месяца сообщили свои рекомендации. Линия границы должна была пройти от Арты на западе до Волоса на востоке, включая острова Эвбея, Самос и, возможно, Крит.[335] Единственная проблема была связана с турками, которые наотрез отказались сесть за стол переговоров; они были вынуждены сделать это лишь в результате подписания Адрианопольского договора, которым завершилась русско-турецкая война в сентябре 1828 г. По его условиям турки дали окончательное согласие подчиниться любым решениям, которые в отношении Греции примут союзники. Наконец 3 февраля 1830 г. в Лондоне Греция была провозглашена независимым государством; гарантами ее суверенитета выступали Британия, Франция и Россия.
Прошло еще несколько лет, прежде чем в Грецию вернулся мир. 9 октября 1831 г. Каподистриа погиб от рук убийцы, и в стране вновь воцарилась смута. Но в июле 1832 г. турки окончательно утвердили границу по линии Арта — Волос (хотя и не отдали острова Самос и Крит), и Греция стала суверенным государством. Даже после этого, однако, полной самостоятельности она не получила. Западные державы решили, что она должна стать монархией, и выбрали в качестве короля семнадцатилетнего принца Отто Виттельсбаха, сына Людвига I Баварского. Утром 6 февраля 1833 г. он прибыл в Навплию, и все восторженно приветствовали его.
Давняя мечта Греции наконец стала реальностью, но ее беды продолжались.
Глава XXVIМУХАММЕД АЛИ И СЕВЕРНАЯ АФРИКА
Османский султан Махмуд II заслуживал лучшей участи, нежели та, что выпала на его долю. Во многих отношениях он был просвещенным правителем и реформатором и делал все, что было в его силах, чтобы модернизировать свою империю, трещавшую по швам. В 1826 г. он избавился от янычар (в течение пятисот лет они представляли собой отборные войска империи, но теперь их ненадежность росла с каждым годом) самым простым путем — перебил. Он создал новую армию, которую контролировал лично султан, а обучали немецкие инструкторы, и военный колледж по образцу наполеоновского Сен-Сира; сократил власть улемов, религиозных деятелей, лишив их светских полномочий; централизовал и отчасти упростил государственную гражданскую службу; фактически обновил систему образования в соответствии с современными на тот момент принципами; ввел в действие почтовую службу и создал в Стамбуле первую газету, издававшуюся на турецком языке; основал медицинскую школу и разработал новое законодательство по вопросам здравоохранения. Наконец — по нашему мнению, это достойно сожаления — он отменил традиционное турецкое платье. Ушли в прошлое длинные халаты и тюрбаны, раздувающиеся шаровары и мягкие туфли. На смену им явились фески, сюртуки, брюки европейского фасона и черные кожаные сапоги.
К немалому огорчению султана, на период его царствования пришлась потеря флота, Южной Греции и еще нескольких территорий, прежде принадлежавших Турции. Кроме того, ему приходилось продолжать борьбу с находившимся в Каире Мухаммедом Али — постоянным источником тревог и беспокойства. Мухаммед Али ожидал, что в качестве воздаяния за осуществленную им на Пелопоннесе интервенцию султан дарует ему сирийский пашалык; Махмуд, однако, надул его, пожаловав только Крит, что вице-король счел постыдно малой наградой, неравноценной его усилиям. Итак, весной 1832 г. Мухаммед Али послал своего сына Ибрагима во главе армии в Сирию, приказав взять ее силой. Ибрагим исполнил все в точности. Газа и Иерусалим пали; вскоре, после недолгой осады, сдалась и Акра; затем Ибрагим устремился на север, к Дамаску и Алеппо, откуда повел армию на Анатолию и создал угрозу для самого Стамбула.
Ситуация в столице была близка к панике; султан обратился с просьбой о неотложной помощи к Лондону. Министр иностранных дел Великобритании лорд Пальмерстон, однако, не откликнулся на нее, и у Махмуда не оставалось выхода, как призвать на выручку своего давнего врага — Россию. Царь Николай, всегда готовый вмешаться в дела турок, не мог пожелать ничего лучшего; в начале 1833 г. в Скутари — по другую сторону Босфора, прямо напротив Стамбула — по его приказу высадилось 18 000 человек. Ибрагим, понимая, что у него нет шансов выстоять против таких сил, проявил достаточно благоразумия, согласившись на переговоры. К этому времени Пальмерстон и французское правительство осознали всю серьезность ситуации и решили действовать. Вместе они оказали давление на Порту, дабы та настояла на отступлении русских в обмен на ряд значительных уступок. Султан вновь подтвердил право Мухаммеда Али на египетский и критский пашалык; вдобавок он получал сирийский пашалык, и в том числе власть над Дамаском, Триполи, Алеппо и Аданой. Одновременно султан заключил сепаратный наступательно-оборонительный договор с Россией; согласно его секретным статьям, русские военные корабли получали право свободного прохода через проливы из Черного моря в Средиземное — привилегия, которой без одобрения турок не могло получить ни одно иностранное государство.[336]
Султан благополучно отвел угрозы со стороны русских и египтян, хотя и дорогой ценой. Теперь, когда Мухаммед Али получил власть надо всем юго-восточным Средиземноморьем, он стал серьезным соперником, и хотя Сирия, что особо оговаривалось, была дарована ему лишь пожизненно, Махмуд серьезно беспокоился, что тот будет всячески стараться превратить свои владения в независимую наследственную монархию. Через пять лет его правота подтвердилась: в 1838 г. Мухаммед Али отказался платить Порте ежегодную дань. Султан использовал подвернувшуюся возможность и на следующий год объявил войну, направив армию в 24 000 человек и флот ей в помощь в Сирию с четким указанием изгнать оттуда египтян раз и навсегда.
С его точки зрения, экспедиция обернулась катастрофой. 24 июня армия Ибрагима, несмотря на очевидный численный перевес противника, сокрушила силы Махмуда при Незибе в северной Сирии. Египтяне не жалели денег на подкупы, и громадное количество турецких солдат дезертировало, а командующий флотом — возможно, во многом по той же самой причине — повел его прямо в Александрию и 1 июля 1839 г., в день смерти султана Махмуда, передал Мухаммеду Али. Французы, считавшие, что Египет является сферой их интересов, не предприняли каких бы то ни было действий, но другие державы ужаснулись. 15 июля 1840 г. конференция в Лондоне, проходившая под председательством самого лорда Пальмерстона (в числе участников были и Австрия, и Пруссия), предъявила Мухаммеду Али ультиматум. Он должен был вывести все свои войска из северной Сирии и Крита и возвратить турецкий флот в Стамбул. Если он это сделает, то будет признан наследственным пашой Египта и пашой Сирии пожизненно; если откажется, флоты Британии и России вместе установят блокаду Сирии и Египта.
Надеясь получить значительную помощь от Франции — нет нужды говорить, что она последовала весьма не скоро, — Мухаммед Али отказался, и британцы сдержали свое слово. Осенью они направили эскадру под командованием капитана Чарлза Непира, которая подвергла обстрелу форты Бейрута и Акры и уничтожила их; более того, они осуществили высадку экспедиционных сил, также под руководством Непира, и тот с помощью местных жителей арабов, жестоко страдавших при режиме Мухаммеда Али, с легкостью нанес поражение египетской оккупационной армии в битве при Бохарсефе (это была одна из наиболее невероятных побед британского королевского флота). Французы, разъяренные тем, что они назвали «неспровоцированной агрессией», угрожали войной, но это не было воспринято всерьез; как впоследствии подчеркивал сам король Луи Филипп, угрожать войной — это одно, а воевать — совсем другое. Затем Непир отплыл в Александрию, которую, несомненно, постигла бы та же участь, что два вышеупомянутых сирийских порта, если бы Мухаммед Али не согласился начать переговоры. Он поспешно вернул турецкий флот в Стамбул, возобновил ежегодные выплаты султану и увел свои войска из Сирии и с Крита.