ое море; они установили контроль над торговыми путями в Италию и основали колонии даже в таких отдаленных уголках, как Сиракузы на Сицилии, Аполлония в современной Ливии и, после первой морской битвы, зафиксированной в истории Греции (она разразилась примерно в 670 г. до н. э. и была выиграна во многом благодаря новому секретному оружию Коринфа — триерам), на острове Корфу. Однако господство Коринфа длилось сравнительно недолго — к VI в. до н. э. уже началось стремительное восхождение звезды Афин.
К этому времени греки колонизировали все Восточное Средиземноморье, на западе достигнув Сицилии. (Одна группа из города Фокея в Малой Азии продвинулась еще дальше и основала колонию в Эмпории, ныне Эмпуриес, на побережье Каталонии; это единственная греческая колония в Испании, относительно которой мы располагаем надежными сведениями.) Греки также цивилизовали побережье, принеся сюда свое искусство и архитектуру, литературу и философию, естественные науки и математику, а также ремесленные навыки. Мы также должны быть признательны им за введение в обиход высококачественного вина и связанных с ним социальных практик и ритуалов, наиболее важным из которых был пир, или симпосий. Однако у греков никогда не было империи наподобие Римской. Если говорить о политическом устройстве, Греция представляла собой множество маленьких городов-государств, часто воевавших между собой, то и дело заключавших временные союзы и образовывавших объединения, но по сути своей независимых. В те дни Афины ни в каком смысле не являлись столицей: они были ею не более, чем, к примеру, Галикарнас в Малой Азии, где родился Геродот, или Сиракузы на Сицилии — место рождения Архимеда, или остров Самос — родина Пифагора. Апостол Павел в свое время хвастал, что он римский гражданин, но никто из греков не смог бы сказать ничего в таком роде; слово «грек» — это отчасти напоминает самосознание евреев в наши дни — означало скорее некое общее представление, нежели национальную принадлежность. Точного определения здесь не существовало. Если вы ощущали себя греком и говорили по-гречески, значит, вы и «грек» — одно и то же.
Одно из последствий существования этой широкой диаспоры заключается в том, что в Италии, на Сицилии и по всему западному и южному побережьям Малой Азии имеется столько же греческих достопримечательностей, сколько и в материковой Греции, и часто они представляют для посетителя еще больший интерес. Стоит ли говорить, что Парфенон — это нечто первоклассное[13]; то же можно, пожалуй, сказать и об архитектурных шедеврах Олимпии и Бассы. Но затем вспоминаются величественные храмы в Пестуме к югу от Неаполя, или в Сегесте и Агригенте на Сицилии, или, если выйти за пределы Эгеиды, гигантский греческий театр в Эфесе, или другие, поменьше, возвышающиеся над морем в Сидах и Каше. С почти невыносимой навязчивостью возникает образ развалин в Приене — одном из тех сравнительно немногих греческих городов на побережье, которые избежали романизации, — с его прелестным маленьким булевтерием, где избранные представители народа встречались под открытым небом и руководили городскими делами. Все перечисленное, пожалуй, не относится к Греции в сегодняшнем понимании этого слова, если иметь в виду страну, но является составной частью греческого мира, что гораздо важнее.
Существовал также ряд мелких царств в Малой Азии, прошлое которых, несмотря на все усиливавшееся влияние на них греческой культуры, приведшее в конце концов к полной эллинизации, уходило корнями в те далекие дни, когда о греках и слыхом не слыхали. К примеру, назовем Пергам, где находилось святилище Асклепия, бога врачевания; сюда стекались паломники за много столетий до того, как государство достигло господствующего политического положения во II и I в. до н. э. Упомянем также Фригию, прославленную царем Мидасом (с его знаменитым золотым прикосновением), правившим в VIII в. до н. э.[14], и Лидию, где владычествовал царь Крез, где появились — возможно, одновременно — монетная система и финансовые авантюры и о жителях которой Геродот писал: «За исключением того, что они заставляют своих дочерей заниматься проституцией, обычаи их очень похожи на наши».)
Отсутствие политического единства в целом благотворно сказывалось на развитии греческого искусства, культуры и мысли. Оно способствовало многообразию и расцвету здорового состязательного начала, но вместе с тем стало причиной слабости Греции перед лицом грозной державы, которая неуклонно набирала силу в течение большей части VI в. до н. э. Персидская империя была создана Киром Великим; в течение своего тридцатилетнего правления он объединил огромное число племен в единую нацию и сделал ее самой могущественной на земле. Персы были прекрасными бойцами и отличными лучниками: осыпали врагов буквально градом стрел. Благодаря им и столь же прекрасной кавалерии Кир в 546 г. до н. э. разгромил Креза и постепенно подчинил анатолийское побережье вплоть до Карии и Ликии. В одно мгновение Персия стала средиземноморской державой.
При Дарии Великом, взошедшем на престол в 522 г. до н. э. в результате убийства Камбиза, сына Кира[15], границы Персии вплотную приблизились к Европе. Дарий предпринял первую крупную экспедицию против греков в 490 г. до н. э., отправив большой флот и по меньшей мере 15 000 человек войска под командованием своего племянника Датиса.[16] Они должны были пересечь Эгейское море и предпринять решительный штурм Афин. Греческий полководец Мильтиад быстро собрал 10 000 воинов из числа афинских граждан и 1000 из маленького города Платеи, выстроив их в длинную линию на марафонской равнине, примерно в двадцати двух милях от города. Медлительная спартанская армия не успела подойти вовремя, и Мильтиад не стал ждать ее. Битва закончилась очень быстро. Мощные фланги греков прорвали фланги персов и затем повернули внутрь, чтобы окружить вражеский центр. Воинство Датиса обратилось в бегство, преследуемое греками. Персидские потери составили 6400 человек. Афиняне потеряли 192 человека и в придачу захватили пять персидских кораблей.[17]
Афиняне одержали победу, но не выиграли войну — лишь получили передышку, чтобы подготовиться к следующему туру схватки. Их лидер Фемистокл, избранный в 493 г. до н. э. архонтом (должность главы государства)[18], убедил сограждан в том, что залог их благополучия в будущем — могущество на море, а поэтому необходимо начать строительство флота. По счастливой случайности поблизости, в Лаврийских рудниках, было обнаружено серебро, так что с финансами особых трудностей не возникло. В результате удачного совпадения обстоятельств значительные силы персов отвлекло восстание в Египте, а смерть Дария в 486 г. до н. э. дополнительно задержала их. Но в конце концов, весной 481 г. до н. э., начался новый поход: 100 000 человек во главе с сыном и преемником Дария Ксерксом пересекли Геллеспонт (Дарданеллы) по понтонному мосту и двинулись через Фракию в Фессалию; орда эта, как говорили, была столь многочисленна, что люди и вьючные животные выпивали реки досуха. Обеспокоенные афиняне обратились к дельфийскому оракулу, и тот изрек, что им надо положиться на деревянные стены, но поскольку никто не знал, имеются в виду укрепления акрополя или новые корабли, это не особенно помогло. Во всяком случае, они не обратили внимания на этот совет и двинулись в сопровождении союзного спартанского контингента во главе с царем Леонидом[19] на север, чтобы встретить врага.
Они решили занять позиции в Фермопильском проходе — воротах в Беотию и Аттику. Три дня спартанцы и афиняне доблестно сражались бок о бок, но затем местный проводник показал Ксерксу узкую тропинку через горы, по которой тот мог напасть на спартанцев с тыла. Поскольку основная часть сил греков отступила на юг, Леонид и 300 отборных воинов[20] приняли безнадежный арьергардный бой и погибли все до последнего человека. Теперь путь на Афины был открыт. Фемистокл эвакуировал город и разместил ставку на соседнем острове Саламин, стянув воедино в Саронический залив все имевшиеся под рукой корабли — число их доходило до 378. Едва греки завершили дислокацию, как обнаружили, что персидский флот численностью примерно в 600 судов преградил им выход. Тем не менее вместо того чтобы попытаться прорвать блокаду, они, искусно маневрируя, отошли в тесный проход у Саламина, заманивая врага за собой. Сражаясь на узком пространстве, греческие триеры показали себя более подвижными и маневренными, чем тяжелые военные галеры персов, которые они безжалостно таранили. В это время Ксеркс, сидевший под золотым зонтом на троне с серебряным подножием, все более приходил в ярость, наблюдая за ходом сражения у аттических берегов. Через какое-то время битва закончилась: греки потопили почти половину персидских кораблей[21], потеряв при этом сорок своих. Ксеркс возвратился в столицу, Сузы, и больше никогда не ступал на землю Греции. В Фессалии он оставил армию численностью примерно в 30 000 человек под командованием Мардония, который был разгромлен при Платеях в следующем году, и, как традиционно считается, в тот же день при мысе Микале в Малой Азии произошло сражение, оказавшееся последним для многих персидских кораблей. Война была выиграна.
Исход греко-персидских войн рассматривается как неизбежная победа западной свободы над восточной автократией и абсолютизмом: «великий царь» со всей своей мощью и громоздкой военной машиной не смог справиться с несколькими греческими городами-государствами. Но почему, может кто-то спросить, их было так мало? Действительно, Афины и Платеи, Спарта и некоторые другие города, образовавшие возглавлявшийся Спартой Пелопоннесский союз, показали себя весьма достойно. Но что же остальные? В самом деле, подавляющее большинство греческих городов и пальцем не пошевелило. Некоторые, без сомнения, сотрудничали с персами из страха; некоторые просто приняли необходимость жить под властью, вероятно, терпимого и не слишком требовательного сатрапа