В конце XV в. в наиболее освоенных землях Русского государства на первый план выдвинулись процессы перераспределения земельных владений, в том числе и дробление крупных феодальных вотчин. Наряду со старым вотчинным землевладением все более распространяется условное — поместья военных и административных слуг великого князя. Именно эти непосредственно подчинявшиеся главе государства помещики, условные держатели земли, и стали играть значительную роль в стране. В связи с распространением этой формы землевладения особую остроту приобрел вопрос о земле. Несмотря на расширение великокняжеского домена за счет удельных владений, в целом фонд государственных и дворцовых земель был очень дробен, разбросан и отчасти расхищен (в первую очередь монастырями) в годы феодальных войн. В 90-е годы, пользуясь стремлением великокняжеской власти расширить государственные земли, «черные» крестьяне выдвигали претензии на земли, которые они осваивали еще в 20-е годы. Производимые в это время поземельные описи имели не только фискальные цели, как это было раньше, но и установление прав на землю отдельных владельцев, разбор земельных споров, измерение и межевание земель.
Проблему расширения государственных земель великокняжеское правительство решило за счет конфискаций во вновь присоединенных территориях, особенно большой размах эта политика приобрела в Новгороде.
Во второй половине XV в. был совершен переход от системы выводов зависимых людей из одних территорий в другие с целью обеспечения хозяйства рабочими руками, характерной для времени демографического кризиса XIII — начала XIV в., к системе выводов привилегированных или имущих слоев населения (в том числе купечества) из вновь присоединяемых земель. Они получали старые освоенные земли, снабженные рабочей силой, в пределах прежнего Московского княжества. Выводы и переселения были направлены на подрыв местных традиций землевладения, на разрыв исконных связей вассалов великого князя с их субвассалами. На Руси система многоступенчатого вассалитета вообще была развита слабо, в XV же столетии ее сменила система непосредственного вассалитета великокняжеских слуг — будь то в ранге князя, боярина или дворянина — государю. Наиболее массовые переселения были произведены после присоединения Новгорода, когда произошла передача земель, конфискованных у местных бояр и «житьих людей» (в три этапа, на протяжении 1476—1499 гг.), монастырей и владыки (в 1499—1505 гг.), в состав дворцовых и великокняжеских оброчных земель. На них были испомещены не только бояре, но и по преимуществу неродовитые служилые люди, холопы-послужильцы, поднявшиеся до уровня землевладельцев, из Северо-Восточной Руси.
Поместной реформой конца XV — начала XVI в. завершился процесс специфического развития русской иерархической системы, начавшийся в XIV в. Причины ее особенностей по сравнению с западноевропейской коренились, во-первых, в широком распространении холопства, которое делало ненужной сложную иерархическую подчиненность княжеских слуг, во-вторых, в большом значении колонизационного фактора: освоение земель на вновь присоединенных территориях создавало предпосылки для возникновения и новых феодальных владений, зависимых непосредственно от великого князя. Таким образом, расширение феодализма «вширь» несколько тормозило его развитие «вглубь», замедляло созревание многоступенчатой иерархической структуры.
Процесс централизации распространился и на сферу финансов. При Иване III в казну русского государя поступала вся тамга, часть которой раньше доставалась удельным князьям московского дома. Великокняжеские доходы пополнялись и с помощью других торговых пошлин: мыта (проездной), пятна (за клеймение лошадей), явки (за предъявление товара). В связи с переводом натуральных повинностей на деньги доходы великого князя увеличивались. Основной прямой налог в пользу государства перерастал в денежный платеж, составлявший централизованную ренту. Правда, в отдаленных и промысловых районах она сохраняла натуральную форму — в вотчинах Борецких в Новгороде, например, беличьими шкурками. На севере Новгородской земли сохранялись пережитки раннефеодального полюдья — поклоны, дары, перевары, постоянья. В других районах основные поборы в пользу великого князя, кормленщиков и волостелей взимались деньгами. На государственных крестьянах «черных» волостей лежали и другие подати и повинности, в частности ямская, которая, впрочем, в конце столетия также переводилась на деньги. Обременительное городовое и посошное дело (строительство укреплений, военно-инженерная повинность — прокладка дорог, строительство мостов, перевозка грузов) в условиях и мирного, и военного времени надолго отрывали крестьян от сельского хозяйства.
Положение «черных» крестьян напоминало положение аллодистов в Западной Европе, они распоряжались своей надельной землей, частью волостной общинной территории по собственному усмотрению, вплоть до ее продажи (с согласия государя), совместно пользовались угодьями. О падении социальной значимости государственных крестьян свидетельствует появление в конце XV в. уменьшительно-уничижительного термина «мужик» (вспомним равноправных членов общины — «мужей» Русской правды), сначала в Великом княжестве Литовском, а затем и в Русском государстве.
От выполнения ряда податей и повинностей в пользу государства (как правило, кроме дани) были освобождены крестьяне привилегированных светских и духовных феодалов. У церковных землевладельцев, не имевших холопов, в центре страны преобладала барщинная форма эксплуатации; на окраинных землях к ней добавлялась и рента продуктами. Ведущее место среди форм эксплуатации частновладельческих крестьян в целом занимала натуральная рента. Даже в Новгороде, где уровень развития товарно-денежных отношений был выше, чем в Северо-Восточной Руси, основной была продуктовая рента в виде определенной доли урожая (издолья), к которой добавлялась денежная рента. В северо-восточных землях наблюдался постепенный рост удельного веса барщины.
В конце XV — начале XVI в. по-прежнему в сельскохозяйственном труде было занято много холопов, и число их не уменьшалось, а увеличивалось. С 1479 г. известны «кабальные холопы», которые временно отдавали себя в «кабалу» за невыплаченные долги. Однако это явление не приобрело массовых размеров.
Поземельные отношения, судебные споры и прочее регламентировалось правовыми документами конца XIV — второй половины XV в. — уставными грамотами (Двинской, Белозерской, Новгородской, Псковской), закрепившими местные особенности управления в этих землях. Развивая положения Русской правды, эти памятники отражали новый этап развития правовой мысли Руси. Однако новые условия конца XV в. требовали упорядочения процесса судопроизводства и регламентации компетенции каждой из судебных инстанций. Этим целям отвечало создание в непосредственном окружении Ивана III Судебника 1497 г., который подвел итоги социального и политического развития страны к исходу XV в.
Судебник провозглашал обязанность судить «праведно», не брать «посулов» — взяток, устанавливал нормированные пошлины в пользу судьи — боярина и великокняжеского дьяка. Регламентировалась компетенция разных типов судей — высшей инстанции (великого князя и его детей), бояр и окольничих (которым были «приказаны» — поручены — те или иные дела) и, наконец, наместников и волостелей. Вводился, хотя и непоследовательно, контроль за деятельностью местных органов управления. В компетенции церковного суда остались по-прежнему все дела духовных лиц и тех, «которые питаются от церкви божией».
Судебник защищал жизнь и имущество бояр, помещиков, духовных лиц. Статья 9 предписывала беспощадную расправу с теми, кто осмелится покуситься на жизнь своего господина, на церковное достояние, поджечь чужое имущество вместе с каким-либо «ведомым» (известным по показаниям 5—6 свидетелей) «лихим человеком». Государство, таким образом, взяло твердый курс на решительную борьбу с преступлениями. К этой борьбе должно было привлекаться не только дворянство, но и верхушка крестьянства — «добрые крестьяне целовальники», «лучшие люди». Судебник предусматривал сохранность ограждений пашен и покосов, запрещал уничтожение межевых знаков. Устанавливался единообразный срок подачи жалоб по земельным делам (трехлетний в случае споров между частными лицами и шестилетний — в случае спора с великим князем). Тем самым санкционировался захват крестьянской или «черной» земли феодалами, произошедший за три-пять лет до создания Судебника.
Знаменитая статья 57 вводила единый срок для всего государства, когда крестьянам разрешалось покидать своего господина, — неделя до и после Юрьева дня осеннего (26 ноября), после окончания полевых работ (при этом следовало уплачивать особую пошлину — «пожилое» за пользование двором). Этим был сделан шаг по пути прикрепления всех частновладельческих крестьян к земле.
Судебник подтвердил правило, сложившееся еще в XIII в., что покупка холопов, женитьба на холопке и тиунство остаются главными внутренними источниками холопства. Напротив, холоп, «выбежавший» из иноземного плена, отпускался на волю. Судебник ограничивал источники полного холопства и в городе: городские «ключники» (приказчики) холопами отныне не становились. Дети холопа, рожденные до порабощения их родителей и живущие независимо от них, также должны были оставаться свободными. Это свидетельствует о невыгодности применения холопского труда в заметно развившихся городах. В целом, однако, судебник не содействовал смягчению холопьего бесправия.
Степень централизации, предусмотренная Судебником 1497 г., показывает, что на конец XV в. приходится один из важнейших этапов, который подготовил завершение централизации государства в середине XVI в. В течение XV в. на Руси, как и в других странах Европы, не были еще ликвидированы остатки феодальной раздробленности. Существовал и удел митрополита. По завещанию Ивана III была воссоздана удельная система. Новгород, сохранивший право чеканки собственной монеты (новгородок), не полностью лишился своей экономической обособленности. Существование там собственной единицы обложения — обжи (составлявшей примерно треть московской сохи), права новгородских наместников заключать договоры с соседними государствами говорят об остатках политической самостоятельности Новгорода.