Однако практические действия крестьян, реже их максимальные программы, повсеместно носили более радикальный характер. Иногда восставшие выдвигали лозунг истребления всех дворян (жаки 1358 г., повстанцы Приморской Фландрии, каталонские ременсы). Такие требования нередко находили более осознанное выражение, особенно там, где крестьянские восстания сочетались с крестьянско-плебейскими ересями (Дольчино, Джона Болла, движения таборитов, Г. Бегайма в Германии, трансильванское восстание 1437—1438 гг.). В таких случаях наряду с минимальными требованиями выдвигались крайне радикальные, хотя и утопические для того времени, программы, опиравшиеся на еретические учения, предполагавшие ликвидацию сословий, установление имущественного равенства, а иногда даже общности имуществ. Такие более радикальные программы предполагали обычно установление монархии нового типа, в которой «добрый король» без посредства феодалов и каких-либо должностных лиц будет управлять простым народом. В отдельных случаях (у левых таборитов, в Швейцарии) выдвигались даже идеи установления республики. В таких максимальных требованиях обязательно звучал мотив ликвидации или полной реформы существующей церкви, отмены церковной иерархии, секуляризации церковных земель, ограничения богатств церкви, отмены церковной десятины и т.п. Выступления крестьян под подобными лозунгами можно уже считать антифеодальными в полном смысле слова.
Минимальные требования обычно исходили от более зажиточных слоев крестьянства, максимальные — от более бедных. Однако в борьбе с феодалами в XIV—XV вв. крестьянство и в повседневной борьбе и в крупных восстаниях выступало еще как единый класс. Минимальные требования, выдвигавшиеся в массовых крестьянских восстаниях, в целом шли в русле объективно осуществимых исторических задач. Максималистские программы носили, напротив, как правило, утопический характер, далеко опережали объективные и осуществимые задачи движений.
Однако и они в известной мере способствовали осуществлению этих задач, давая им идейное обоснование и мобилизуя крестьян на революционные действия, на борьбу за полную ликвидацию личной зависимости, за уравнение крестьян с другими сословиями, в том числе в правах на землю, в торговле, в налогообложении, за укрепление владельческих прав крестьян на их держания. Но даже высшей форме классовой борьбы крестьянства в феодальном обществе, крупным восстаниям, были свойственны слабая организованность, монархические иллюзии, жертвой которой часто становились сами их вожди (Уот Тайлер, Гильом Каль во время Жакерии), нерешительность действий даже тогда, когда повстанцы добивались временного успеха (например, в восстании 1381 г.). Положительные программы крестьян, были весьма туманны и противоречивы. Внутренние слабости даже крупных крестьянских восстаний периода развитого феодализма абусловливали их постоянные поражения.
В ходе крестьянских восстаний XIV—XV вв. значительно возросло крестьянское общественное сознание. Оставаясь на почве религиозного сознания, уже на первом этапе развитого феодализма крестьянство начинает осознавать себя как класс тружеников, противостоящий феодалам. На втором этапе развитого феодализма в крестьянской среде широко распространяется идея об исключительной ценности и святости крестьянского труда, а отсюда и самого крестьянина по сравнению с другими социальными слоями и особенно классом феодалов. В эпоху крупных крестьянских восстаний появляются социальные крестьянские утопии. Они получают свое обоснование в крестьянско-плебейских ересях, с помощью неортодоксального истолкования основных догматов господствующей церкви, складываются в своеобразную систему взглядов, хотя тоже пронизанную религией, но противостоящую официальному церковно-феодальному мировоззрению и отражавшую зарождение специфической крестьянской идеологии.
Социальное недовольство крестьянства проявлялось и в еретических движениях XI—XV вв. В крестьянско-плебейских ересях (павликиане, богомилы, апостольские братья, ересь Джона Болла, табориты и др.), особенно когда они сочетались с восстаниями, можно видеть прямое выражение классовой борьбы крестьянства. Менее радикальные ереси, в частности бюргерские или смешанные по составу и религиозным учениям, едва ли можно прямо отождествлять с классовой борьбой крестьянства. Однако и они в какой-то мере выражали крестьянский протест, поскольку крестьяне в них, как и другие слои общества, выступали во всяком случае против «церковного феодализма». Иногда же, как это было у английских лоллардов XV в., в ереси францисканцев-спиритуалов, в немецких мистических ересях «свободного духа», у поздних вальденсов, крестьянские массы, принимавшие участие в этих ересях, интерпретировали их умеренные, бюргерские доктрины в более радикальном, даже бунтарском, духе.
Борьба крестьян против феодальной эксплуатации отнюдь не была полностью безрезультатной и безнадежной. Хотя крестьянские восстания, как правило, терпели поражения, это не исключало воздействия, нередко прогрессивного, классовой борьбы на развитие феодального общества. Восстания раннего средневековья, хотя и не могли предотвратить процесса феодализации, помогали крестьянам добиваться более приемлемых для них условий феодальной эксплуатации, установления фиксированных рент и повинностей, иногда (например, на Руси) снижения государственных налогов (так бывало и в Византии), облегчения задолженности крестьян (на Руси).
Повсюду в Европе акты индивидуального и коллективного протеста крестьян против отдельных феодалов были результативны. В Западной Европе они в XI—XIII вв., несомненно, способствовали освобождению крестьян от личной зависимости, коммутации ренты, созданию вольных крестьянских общин и даже сельских коммун. В этой малоэффективной на первый взгляд повседневной борьбе крестьяне, опираясь на обычай, противостояли закрепостительным тенденциям рецепции римского права и либо заметно улучшали свое социально-правовое положение (на Западе), либо хотя бы затрудняли его ухудшение (в Центральном и Восточно-Европейском регионах).
Крупные восстания второго периода развитого феодализма тоже не всегда были полностью безрезультатны. В западноевропейском регионе они все же ставили известную преграду феодальной реакции, прямо (в Каталонии) или в перспективе ускоряли ликвидацию личной несвободы (в Англии), способствовали укреплению крестьянских прав на надел, торжеству денежной ренты, временному сокращению государственных налогов (в Англии, Франции). Также результаты крупных крестьянских восстаний в Западной Европе во многом определялись общими тенденциями экономического развития в регионе в сторону ослабления основ сеньориального строя.
В Центральной и Восточной Европе, как уже отмечалось, сложилась иная экономическая ситуация: феодалы были заинтересованы в укреплении сеньории, а иногда и барщинного хозяйства и пользовались в этом стремлении поддержкой усилившегося к этому времени государства. Здесь крупные и более локальные крестьянские восстания иногда замедляли этот процесс (например, таборитское движение в Чехии, восстание 1437—1438 гг. в Трансильвании, крестьянские восстания в австрийских землях, активная вооруженная борьба «черных» крестьян против закрепощения их церковными и светскими феодалами на Руси), но оказались неспособны его пресечь и помешать полному торжеству рефеодализации этих регионов. Не смогла предотвратить закрепощение русского крестьянства даже первая Крестьянская война начала XVII в., несмотря на ее широкий размах и решительные действия повстанцев.
Но, как бы ни было велико воздействие общих экономических тенденций на судьбы крестьянства, свой вклад в реализацию этих тенденций внесла и его классовая борьба, баланс классовых сил в обществе, от которого отчасти зависела и аграрная эволюция каждого региона.
Как локальные движения более раннего времени, так и крупные крестьянские восстания второго периода развитого феодализма имели и некоторое политическое значение. Во многих случаях (хотя и не всегда) они вынуждали феодалов сплачиваться вокруг центральной власти, играли большую роль в борьбе с иноземными завоевателями, отчасти способствовали процессу государственной централизации. Восстание Ивайло в Болгарии началось с антимонгольского похода, во Франции в 20-е годы XV в. крестьяне поддерживали патриотические действия Жанны д’Арк. Одним из важных стимулов гуситского, в частности таборитского, движения были антинемецкие настроения в Чехии начала XV в., большую роль играла борьба народных масс против монгольского ига и его пособников из князей и бояр на Руси в XIV—XV вв.
Участие крестьянских масс во многих разносословных политических движениях, хотя и подчиняло часто их интересам других сословий (различных феодальных группировок, городов), почти всегда накладывало отпечаток на ход, а иногда и результаты такой борьбы, в частности вынуждало борющиеся группировки идти на компромиссы. Наконец, борьба крестьян с феодалами способствовала развитию их общественного сознания в целом и классового самосознания в частности.
Однако классовая борьба средневекового крестьянства оказалась неспособной сокрушить феодальный строй своими силами до начала первых буржуазных революций, когда молодая буржуазия смогла возглавить и использовать в своих интересах массовые антифеодальные движения крестьян.
В Западной Европе, как уже отмечалось, довольно четко выделяются три этапа социальной борьбы в городах. 1) Борьба городов с сеньорами за более или менее широкую автономию, охватывавшая XI—XIII вв. (в Италии X—XIII вв.). 2) Борьба между городской верхушкой (патрициатом) и средними и низшими слоями городского населения часто под руководством городских цеховых организаций. 3) Борьба между городским плебсом, в том числе и предпролетариатом, и зарождающейся спорадически ранней буржуазией.
Первый из этих этапов своеобразно протекал в разных частях Западной Европы. В Италии в X—XI вв., Южной и Северной Франции в XI—XII вв., в германских землях между Рейном, Эльбой и Дунаем в XI—XIII вв. борьба городов за коммунальные вольности часто принимала длительный (по несколько столетий) и вооруженный характер. Одним из наиболее ярких эпизодов этой борьбы было восстание, поднятое в 1143 г. в Риме Арнольдом Брензианским с целью создания коммуны, независимой от сеньора города — папы. Однако и в названных странах (за исключением, может быть, Северной и Средней Италии) борьба за автономию нередко проявлялась в более мирных формах — выкупа самых тяжелых, особенно личных повинностей, который делал горожан свободными людьми. Это же относится к более мелким и слабым городам, а также и к тем крупным (например, Лондон, Париж), которые лежали на землях королевского домена и не имели сил добиться победы над столь могущественным сеньором, как король. В Англии же выкуп повинности и получение городом автономии чаще всего носили характер финансовой сделки.