Первые шаги к образованию единого раннефеодального государства на территории позднейшей Чехии были предприняты в 80-е годы IX в., когда князь племени чехов Борживой из рода Пржемысловичей, принявший крещение на дворе Святополка, сумел при поддержке его стать главным среди племенных князей Чешской долины. Окончательное объединение племенных княжеств Чешской долины под властью чешских князей со столицей в Праге относится к правлению князя Болеслава I (935—972). К этому времени власть пражских правителей распространилась и на земли в районе Моравы — старое ядро Великоморавского государства, и на земли слензян и их соседей на Верхней Одре, земли лендзян и вислян на верхней Висле и даже на часть граничивших с последними объединений восточнославянских племен. Обширная держава была, однако, столь же непрочной по составу, как и Великоморавское государство.
Это обнаружилось, когда экспансия чешских князей столкнулась с экспансией политического центра, возникшего на землях племенного княжества полян и сумевшего к середине X в. подчинить себе ряд соседних территорий. В последних десятилетиях X в. развернулась острая борьба между князем полян Мешко I (ум. 992) и чешским князем Болеславом II (973—999), в результате которой чешские князья утратили власть над землями в бассейне верхней Одры, а в 90-е годы сын Мешко I Болеслав Храбрый (992—1025) овладел и землями вислян и лендзян.
В дальнейшем все эти земли прочно закрепились в составе нового государственного образования полян, охватывавшего всю территорию течений Вислы и Одры вплоть до земель поморян на севере и чешских земель на юге. От племени полян, к которому принадлежала княжеская династия, это государство уже на рубеже X—XI вв. получило общее название Polonia — Польша. Болеслав Храбрый пытался пойти дальше и подчинить своей власти и центр Чешского государства. Но здесь его политика столкнулась с сопротивлением уже сложившегося в Чехии господствующего класса и раннефеодального государства и не имела прочного успеха. Его владычество в Чехии продолжалось очень недолго. Моравия к началу 20-х годов XI в. тоже вернулась под власть чешских Пшемысловцев. Древнечешское государство окончательно сформировалось на территории Чешско-Моравского плоскогорья. Сложившиеся к этому времени территории Древнечешского и Древнепольского государств существенно не менялись вплоть до наступления феодальной раздробленности. В первой четверти XII в. с подчинением поморян власти польского князя Болеслава III Кривоустого территория Польского государства на севере расширилась, достигнув балтийского побережья. Однако лишь Восточное Поморье (земли на нижнем течении Вислы с центром в Гданьске) непосредственно вошло в состав польского государства, а верховенство над Западным Поморьем польским правителям с наступлением феодальной раздробленности сохранить не удалось, и оно превратилось в одно из княжеств германской Римской империи.
В Подунавье параллельно шло завершившееся в начале XI в. формирование раннефеодального Венгерского государства, примерно с теми же этапами, что и у западных славян, — от княжеств отдельных входивших в венгерский союз племен, к их интеграции в более обширное политическое целое. Спецификой этого процесса в Венгрии было, однако, взаимодействие в нем двух не только этнически, но и социально разных компонентов: массы кочевников — венгров, лишь постепенно переходившей к оседлости и к земледельческому, социально-дифференцированному обществу, и местного земледельческого, издавна оседлого славянского населения Великой Моравии или Блатенского княжества, уже хорошо знакомого с социальными отношениями раннефеодального общества. Социальные верхи славянского населения были, по-видимому, частично уничтожены, частично ассимилированы формирующимся венгерским господствующим классом, но сложившиеся здесь ранее социальные и государственные институты были в определенной мере освоены, использованы для своих нужд новой венгерской государственностью. Ряд исследователей объясняют этим то, что по основным параметрам социальной структуры и организации Венгерское раннефеодальное государство принципиально не отличалось от Чешского и Польского.
В первой половине X в. на землях, занятых мадьярами, в среднем течении Дуная, в бассейне Тиссы и на восток от нее сложились племенные княжества. Их правители формально признавали верховенство вождя «семи племен» Арпада и его потомков, но практически были вполне самостоятельными. Первая половина X в. была временем почти непрерывных набегов венгерской конницы на земли более богатых южных и главным образом западных соседей. Набеги охватывали огромную территорию, доходя до Испании. Они были ярким выражением неизжитых традиций жизни кочевого общества, их прекращение стало результатом не только эффективной обороны, организованной противниками, сумевшими нанести венгерскому войску серьезные поражения (например, в битве на р. Дех в 955 г., где соединенные войска венгерских князей были разбиты Оттоном I), но было связано с переходом вчерашних кочевников к ведению хозяйства нового типа, что создавало объективную основу для ломки характерных для кочевого общества структур и обычаев и создания государственной организации.
Образование Венгерского раннефеодального государства связано с деятельностью правителей из дома Арпадов Гейзы (972—997) и его сына Вайка (в крещении Стефана-Иштвана) (997—1038). Гейза, опираясь на союз с Баварией (откуда он пригласил христианских миссионеров и призвал отряды наемных рыцарей), сломил могущество родовой знати и заложил начало новой государственной организации в своих владениях к югу от среднего течения Дуная, в районе озера Балатон. Иштвану удалось не только еще более укрепить эту государственную организацию, но и распространить ее на новые районы — бассейн Тиссы и к востоку от нее, уничтожив на рубеже X—XI вв. существовавшие здесь племенные княжества. Тогда же, по-видимому, она распространилась на восточную часть бывших великоморавских владений к северу от Дуная, где к 20-м годам XI в. сложилась очень стабильная граница между Польским, Чешским и Венгерским государствами. Окончательному правовому оформлению Венгерской раннефеодальной монархии и определению ее места в семье европейских государств способствовало принятие Иштваном в 1001 г. королевского титула.
Процесс классообразования в среде восточнороманского этноса на территории этого государства протекал в условиях уже сложившегося феодального общества. По мере социального возвышения отдельных восточнороманских знатных родов происходила их мадьяризация. То же в значительной мере относится к входившим тем или иным образом в ряды господствующего класса лицам славянского происхождения.
Если племенные княжества могут быть охарактеризованы лишь самым общим образом, то о раннефеодальных государствах можно составить гораздо более конкретное представление. Государственная организация в странах Центральной Европы эпохи раннего феодализма опиралась на систему укрепленных «градов», являвшихся военно-административными центрами «тянувшей» к ним территории. Сюда стекались дани с окрестного населения, здесь вершился суд по делам, выходившим за пределы юрисдикции общинных судов, вблизи от «градов» под защитой «торгового мира» совершался торг, у «градов» располагалась и несла в них свои повинности значительная часть «служебного населения». Власть над «градами» и связанными с ними административными округами находилась в руках наместников (comes). Наместники руководили сбором и действиями военных сил при необходимости защиты территории или нарушениях порядка, организовывали обложение населения данями и службами, вершили суд (прежде всего по уголовным делам и делам о наследовании или отчуждении земли), наконец, их важной обязанностью была охрана «торгового мира». Они назначались и сменялись правителем, но, как правило, принадлежали к знатным родам, составлявшим элиту господствующего класса. Их могущество основывалось не столько на доходах с небольших земельных владений, сколько на том, что в пользу наместников шла часть (обычно 1/3) поступавших в «грады» даней с населения, судебных и торговых пошлин. Эти средства позволяли им не только вести соответствующий своему званию образ жизни, но и содержать собственные дружины, о существовании которых имеются определенные указания в источниках. Но прежде всего сила и могущество наместников определялось тем, что они могли опираться на размещенные в «градах» сильные отряды профессиональных воинов, входивших в княжескую дружину. Тесная связь дружины и князя сохранялась и после возникновения раннефеодальных государств и превращения дружины в ядро формирующегося господствующего класса.
Более конкретно представить положение дружины позволяет рассказ арабского путешественника Ибрагима ибн Йакуба (60-е годы X в.) о дружине польского князя Мешко I. По его словам, в дружине было 3 тыс. человек, составлявших отборную военную силу, превосходившую любые другие виды войска. «Дает он этим людям, — писал Ибрагим о Мешко I, — одежду, коней, оружие и все, в чем они только нуждаются». Князь также давал приданое дочерям дружинников, когда они выходили замуж. Арабский путешественник прямо указывает, что собиравшиеся Мешко дани шли главным образом на содержание этого войска. Потребности воинов обслуживало также «служилое» население. Таким образом, вся сумма даней и повинностей, лежавшая на зависимых людях, служила прежде всего всестороннему обеспечению дружины как военно-административной организации господствующего класса. Не вся дружина размещалась по «градам». Часть ее составляло непосредственное окружение правителя, которое сопровождало его во время регулярных объездов страны, участвуя также в потреблении собранных в «градах» продуктов.
Верхний слой дружины составляли молодые представители знатных родов, начинавшие свою карьеру при дворе правителя. К его ближайшему окружению принадлежали такие придворные чины, как конюший, стольник, ловчий, чашник. Осуществляя контроль и руководство соответствующими группами «служилого» населения (в ведении чашника находились, например, бортники, а ловчего — псари и охотники), они должны были заботиться о том, чтобы правителю и его окружению были постоянно обеспечены соответствующие «службы» и продукты. В условиях господства централизованных форм эксплуатации власть монарха была очень значительной и формально ничем не ограниченной. Однако князя и его дружину связывали своеобразные «договорные» отношения: дружинники должны были верно служить своему господину, а он вознаграждал их за службу пирами, дарами, должностями. Не случайно в наставлениях юным монархам (венгерского короля Иштвана, чешского хрониста Козьмы Пражского) подчеркивалось, что правитель должен относиться к своим советникам и воинам, как к членам собственной семьи.