. Не так, как в Москве, в Твери отреагировали и на события 1453 г.: тверские князья выступили за сохранение контактов с Константинополем.
Однако после попытки снова выйти вперед за счет политической слабости Москвы на международную арену активность политической и культурной жизни в Тверской земле начала угасать, бояре стали отъезжать в Литву или Москву, церковные деятели все активнее втягивались в московскую орбиту (епископ Вассиан Стригин-Оболенский — настоятель Отроч монастыря, добившийся канонизации св. Арсения[334]; сменивший его на епископской кафедре уже после присоединения к Москве грек Нил из окружения Софьи Палеолог и др.). Снижается во второй четверти и середине XV в. в Твери и уровень провизантийских настроений. Он уступает место устойчивым политическим и культурным контактам Твери с западными землями, главным образом с Литвой (помощь Ивана Михайловича Витовту против «немцев» в 1422 г.; совместный поход с ним Бориса Александровича на Новгород 1428 г.; участие «тверской» и «Городецкой» силы в борьбе против Сигизмунда в 1432 г.; присутствие князя Бориса на коронации Витовта 1430 г.; празднества по этому поводу в Троках — Вильно)[335]. Со временем все это привело к ослаблению и разгрому Твери (1485) московскими войсками, а затем и к включению земель Тверского княжества в состав Русского государства.
Как было показано, в конце XIV — начале XV в. культура Москвы, ориентированная на наследие Киева и Владимира, богатую духовную и художественную культуру Византии и южных славян, впитавшая в себя многообразие и самобытность культур бывших удельных земель, достигает наивысшего расцвета[336]. Происходит постепенное восстановление некогда прерванного процесса создания единого Русского государства.
Заключение
В завершение предложенного исследования хотелось бы в плане обобщения сформулировать несколько дополнительных замечаний.
Первое касается того, что отношения Северо-Восточной Руси с Константинополем в конце XIV — середине XV в. проходили, с одной стороны, на фоне ослабления Византии под натиском турок-османов, а с другой — на фоне развивающихся тенденций к централизации. В этих условиях не только на Руси крепнет идея церковной самостоятельности, происходит также укрепление государственной самостоятельности южнославянских государств — Болгарии и Сербии, сопровождающееся провозглашением их церковной независимости от Константинополя и учреждением патриаршеств. Таким образом, процессы, происходившие на северо-востоке Руси, не носили локального характера, а являлись составной частью общеевропейских международных процессов средневековой эпохи в целом.
Второе заключается в том, что путь к автокефалии Русской православной церкви был долгим и имел свои особенности. Поскольку Киев был подчинен Константинополю только в церковном отношении, это подчинение не влекло за собой какой-либо политической или экономической зависимости. Перенос русской митрополичьей кафедры во Владимир, а затем в Москву во многом предопределил в дальнейшем ее лидерство в борьбе с основными соперниками: Тверью, Нижним Новгородом. Наиболее острое соперничество за власть развернулось между Москвой и Тверью и проходило в период зависимости Руси от Орды. В свою очередь, смена императоров и патриархов в Константинополе, ожесточенная борьба за императорский престол в Византии, а также подъем Великого княжества Литовского (конец XIII в.), которое активно вмешивалось в соперничество Москвы и Твери, наряду с ростом процессов централизации в русских землях во многом определили специфику церковно-политических отношений Византии и Руси на протяжении указанных выше столетий.
Поддерживая московских князей и их политику объединения земель вокруг Москвы, Русская православная церковь в лице митрополитов опиралась на свой духовный авторитет и использовала международные связи с Константинопольским патриархатом, в том числе при общении с региональным епископатом. Обращаясь к истории Тверской епископии, заметим, что положение иерархов было подвержено политическим колебаниям внутри княжества. Тверской владыка испытывал огромное давление не только со стороны Московской и Галичской митрополий, но и от собственной княжеской администрации: многие были вынуждены досрочно оставить кафедру из-за политических дрязг. При этом следует отметить роль церкви во внутренних конфликтах в Тверской земле. Если митрополиты в основном поддерживали усилия московских князей по консолидации Руси, то политика тверских епископов в отношении князей тверского дома была во многом противоречива. С одной стороны, епископы старались сохранить мир в Тверском княжестве, с другой — в силу своего положения они не могли играть большой роли в политике, не поддерживая великого князя. При этом позиция епископа могла входить в противоречие с позицией митрополита, что порождало напряженность в их отношениях. Подобная ситуация была наиболее характерна для Великого княжества Тверского, где князья долгое время были в оппозиции по отношению к митрополиту Киевскому и всея Руси. Таким образом, иерархические отношения епископата Твери с митрополитами, которые выступали посредниками между московскими и тверскими великими князьями, византийским императором и константинопольским патриархом, активно вовлекали региональный епископат не только в церковную, но и во внешнеполитическую жизнь.
И еще одно замечание, касающееся ключевых событий в отношениях Москвы и Константинополя уже в XV столетии. Ферраро-Флорентийский собор 1438–1439 гг. и падение Константинополя в 1453 г. стали важнейшими событиями международной жизни Европы, оказав влияние на судьбы Северо-Восточной Руси, на развитие ее государственности. Митрополит-униат Исидор, отправленный на собор, вопреки чаяниям православных и наказам великого князя твердо хранить православную веру, оказался в числе подписавших унию. Поведение Исидора было воспринято в Москве как предательство интересов православия. Тверь не торопилась осуждать ни Исидора, ни унию, а митрополит Иона стал первым предстоятелем автокефальной Русской православной церкви, но в то же время последним митрополитом, чья юрисдикция распространялась на всю Русь, как литовскую, так и московскую.
Падение Константинополя 29 мая 1453 г. подвело черту в русско-византийских отношениях. В восприятии русских — представителей страны поздней христианизации — Константинополь был городом-символом, непоколебимость которого была основой мировоззрения не только самих византийцев, но и всех народов, воспринявших их культурно-политическую модель мира. Переход Константинополя в руки иноверных мусульман, поразивший Западную Европу, произвел несравненно большее впечатление на Руси, которая до тех пор не представляла себе иной концепции мирового домостроительства. В Москве это событие было истолковано как наказание за непростительные грехи, в первую очередь за впадение «ромеев» в ересь латинства. Следствием этого было то, что там уже не хотели, как прежде, принимать митрополитов, посылаемых из Константинополя, или посылать туда своих выборных архиереев и стремились к освобождению от константинопольской опеки. В Твери же падение Константинополя расценивалось по-иному: тверичи, напротив, выступали за сохранение связей с патриархией и побаивались церковной независимости Руси Московской.
Духовенство, в целом впервые принявшее активное участие в событиях феодальной войны второй четверти XV столетия, окончание которой почти совпало с падением Константинополя, в тяжелые годы усобицы косвенно способствовало тому, чтобы в московском княжеском доме упрочилась тесная связь между московскими первоиерархами и московской правящей династией. Особенно велики заслуги митрополита Ионы. Благодаря его усилиям неудачливый в делах и в бою Василий II все же добился окончательного успеха.
И что, пожалуй, важнее: Иона, его единомышленники и последователи (Филипп, Геронтий, ростовский владыка Вассиан) постепенно формировали и формулировали политическую доктрину Русского государства как полностью суверенного и православного. На этом во многом зиждились представления о ней как о «Святой земле».
Список источников и литературы
Российский государственный архив древних актов (далее — РГАДА)
РГАДА, собр. Ф. Ф. Мазурина. Ф. 196, on. 1, № 1530 — «Окружное послание митрополита Исидора г. Буда. 5 марта 1440 г.» — Воскресенская летопись (2-я пол. XVI в.), л. 536–537.
РГАДА, «Комиссия печатания государственных грамот и договоров». Ф. 179, № 216 — «О сношениях Русской церкви с святогорскими обителями до XVIII в.», л. 1–3.
РГАДА, «Канцелярия МГАМИД». Ф. 180, оп. 13, № 427 — «Реестр духовным и договорным и жалованным грамотам великих и удельных князей 1328–1584»,
РГАДА, «Портфели Миллера», Ф. 199, оп. № 150, ч. 13, ед. хр. № 1, л. 1–43 — «Летописец краткий до 6961 и родословная великих князей российских от Рюрика до Федора Иоановича всея России самодержца»; оп. № 184, ч. 2, л. 1–2 — «Бытность Афраамия Суздальского с митрополитом Исидором на 8 Соборе в 1437 г.»; «Хождение Авраамия Суздальского на Осьмых собор с митрополитом Исидором в лъто 6945»; оп. № 185, ед. хр. 2, л. 1–22 — «Известие из российских летописей о Ферраро-Флорентийском соборе».
Научный архив Института российской истории РАН (далее — НА ИРИ РАН)
НА ИРИ РАН. Ф. 4, on. 1, ед. хр. 3. Ключевский В. О. Курс русской истории. Лекции 70-х гг. XIX в. Образование Московского государства. Московские и другие удельные князья. Варианты, наброски. Л. 1 –17 об.; л. 21–62.
НА ИРИ РАН. Ф. 4. on. 1, ед. хр. 96–104. Ключевский В. О. Древнерусские жития святых как исторический источник. Л. 1 –21; 1–62; 1–70; 1–79; 1–80; 1–83; 1–86; 1–93.
Отдел рукописей Российской национальной библиотеки (далее — ОР РЫБ)