о сего дне на лѣвои странѣ на поклонѣ»[90]. Полученный в ответ на щедрые дары образ Спаса занял почетное место в Благовещенском соборе Московского Кремля. С тех пор отправка помощи в Византию из Москвы и других городов, как и регулярные приезды греков на Русь «за милостыней», становятся основной формой русско-византийских контактов.
Посылка «многого имения», или «милостыни», из Руси оказала поддержку слабеющей Византии перед лицом надвигающейся опасности со стороны турок-османов. Такую финансовую помощь русские князья оказывали многим православным патриархатам Востока, монастырям Афона и Синая. В благодарность тверскому великому князю, московским государям и предстоятелям Русской церкви с православного Востока присылали чудотворные иконы, святые мощи божьих угодников, почитаемые кресты и богослужебные книги на греческом языке. В этот период усилился приток на Русь всевозможной церковной утвари, а сотрудничество русских, византийских, южнославянских и афонских монастырей способствовало интенсивному взаимному обмену не только материальными и культурными ценностями, но также богословскими идеями[91]. О небывалом авторитете Афона красноречиво свидетельствует то обстоятельство, что с середины XIV в. святогорские монахи возглавляли вселенскую патриархию на протяжении практически целого столетия (патриарх-святогорец Афанасий I и др.). В это время исихазм (см.: Терминологический словарь настоящей работы. — Е. М.) стал центральным фактором не только церковной, но и светской истории Византии.
Документы подтверждают, что между Византией и Русью велась оживленная дипломатическая переписка. При этом в переписке с византийским императором и патриархом состоял не только великий князь Московский, который добивался поставления своего кандидата на митрополичью кафедру, но и другие князья, например великий князь Тверской, «проводивший политику тверского регионализма»[92]. Так, «Инока Фомы слово похвальное о благоверном великом князе Борисе Александровиче», автор которого тверской поп Фома (Матвеевич) — доверенное лицо, посол великого князя Тверского Бориса Александровича и непосредственный участник Ферраро-Флорентийского собора 1438–1439 гг., посвященного вопросам объединения католической и православной церквей и созванного в связи с растущей турецкой агрессией, сообщает, что отправке тверского посольства на собор предшествовала интенсивная переписка между византийским императором Иоанном VIII Палеологом и Борисом Тверским. Участие Твери во Флорентийском соборе историки оценивают как «весьма активное»[93]. Текст охранной грамоты папы римского Евгения IV послу русскому Фоме на право беспошлинного проезда по всем территориям, подвластным римской курии, от февраля 1439 г. для возвращения на Русь также косвенно указывает на дипломатическую активность великого княжества Тверского[94].
Возможно, подобная переписка была и у рязанских князей, но Рязанская земля — многострадальное пограничье между Русью и Диким полем — не смогла сохранить летописи и иные документы по истории края, что предопределило многочисленные споры в историографии по вопросу их существования в целом. Факты из политической истории княжества, как правило, военно-оборонительного характера, включены, например, в Никоновскую и Воскресенскую летописи[95]. Сведения из других сфер, включая церковно-религиозную историю, довольно редки, хотя и позволяют проследить некоторые важные события: последовательность пребывания на епископской кафедре рязанских владык, их основные дела, взаимоотношения с митрополитами и проч.[96]В XIV столетии Рязанская земля еще сохраняла относительную независимость, хотя находилась в сложном политико-географическом положении между Золотой Ордой, с чьей территорией она непосредственно граничила, и Северо-Восточной Русью, а со второй половины XIV в. — и подступившим с запада Великим княжеством Литовским. Столица княжества еще в XIII в. переместилась из разоренной старой Рязани выше по реке Оке в Переяславль-Рязанский, через который проходил важный торговый путь в Крым и на побережье Черного моря. По нему шли купцы, паломники и митрополиты, отправлявшиеся по церковно-политическим делам в Константинополь, Сурож и другие города средневекового мира. Источники свидетельствуют, что с конца XIV — начала XV в. рязанские князья признавали великих князей Московских «старейшими братьями»[97].
Нюансы острейшей политической и дипломатической борьбы за митрополичий престол раскрывает послание великого князя Василия Васильевича II (Темного) к константинопольскому патриарху Митрофану, в котором великий князь Московский писал об отступлении от православия митрополита Исидора на Ферраро-Флорентийском соборе 1438–1439 гг. и требовал согласия патриарха на избрание и рукоположение русского митрополита Ионы[98]. Ответил ли патриарх великому князю Василию на него, неизвестно. Но из другого документа, адресованного Василием Васильевичем II уже императору Константину Палеологу, видно, что «ромеи» не хотели предоставить Русской церкви права свободного избрания митрополита, так что великий князь вынужден был без согласия патриарха, собрав собор русских епископов, поставить митрополитом епископа рязанского Иону (1448–1461)[99].
Следует отметить, что при назначении на должность русские митрополиты зачастую платили патриарху каноник («поминки»). Существовали документы, на которых патриархи основывали свои требования, например, материалы Халкидонского собора, деяние VI; 123-я новелла императора Юстиниана и другие, но многие не сохранились из-за многочисленных пожаров, разорений Константинополя во время Крестовых походов и войн. По крайней мере, митрополит Иона в посланиях к патриарху Геннадию упоминает о такой традиции. В частности, Иона писал: «Благословение отъ твоея великыя Святыни требовати хощемъ; также отъ всѣхъ, кто ли ни будетъ патриархъ на патриаршествѣ, соблюдая Церковь Христову и держа истинное великое православие, и что коли у насъ найдется, и за Христову любовь посылати хощемъ. Нынѣ, господине, сынъ мой князь великий послалъ къ твоей великой святыни своего посла человѣка честна, ближняго и приступнаго своего, на имя Ивана Володимировича (Головин. — Е. М.), по твоему къ намъ приказу и писанию; и что, господине, у насъ нашлось, то есьмы отъ вѣры, за духовную великую любовь, съ тымъ же великаго князя посломъ къ тебѣ послали и твоя великая святыня за тыя наши малыя поминкы на нась не помолви, занеже, господине, по грѣхомъ, и наша земля отъ поганьства и междособныхъ браней вѣсьма истощала и потомилась. Да пожалуй, господине, еще покажи къ намъ совершенную свою духовную любовь: обошли сына моего великаго князя посломъ честнымъ твоимъ писаниемъ о всемъ и укреплении и въ душевную ползу великому нашему православию, и за божью церковь, и за святительскую намъ честь; занеже, господине, колькое у насъ было прежнихъ святыхъ патриархъ честныхъ грамотъ держали есмы за земьскую честь, къ своей душевнъй ползѣ, поминая тыхъ святыхъ патриарховъ, да тыя всѣ грамоты, по грѣхом за наша земьская неустроения въ пожары истерялися. Да что, господине, твоей великой святыни тотъ великаго князя посолъ и отъ насъ иметъ говорити, тому бы твоя великая святыня, всему вѣрилъ: иже бо то суть наша слова, послана съ нимъ. А Вседержитель Господь Богъ да сподобитъ насъ святыхъ твоихъ молитвъ въ безконечные вѣки»[100].
После превращения Русской церкви в автокефальную, то есть самостоятельную организацию, независимую от Константинопольского патриархата, позиции светской княжеской власти укрепились. С этого времени в сам процесс избрания митрополита активно включается русский клир под решительным влиянием московского князя. Однако прямое вмешательство великого князя в дела церкви и разрыв отношений с Константинопольской патриархией, на которую церковь опиралась в своих конфликтах с великокняжеской властью, беспокоило церковников все больше. Это было время длительной феодальной войны второй четверти XV в., развернувшейся в московском княжеском доме. Причиной смуты стали притязания на великое княжение со стороны сына Юрия Звенигородского — Дмитрия Шемяки.
После падения Константинополя (1453) Византийская империя, так и не получившая обещанную военную помощь от Запада, была завоевана турками и прекратила свое существование. Греческая церковь пришла в упадок. Константинопольская патриархия хотя и сохранилась, но потеряла прежний авторитет и использовалась османами в своих политических интересах, а единая митрополия «Киевская и всея Руси» раскололась на две — «всея» и «Киевскую и всея Руси» (1458), расположенную в пределах Литовского государства. Москва же стала духовной наследницей Византии. Со временем появились идеологические концепции, согласно которым Москва рассматривалась как новый Царьград — Третий Рим: с конца XV столетия она выступала как единственная защитница православия и от «басурман», и от «латинян». Чтобы лучше понять все этапы этого большого и сложного пути, обратимся к событиям 1389 г.
Раздел IIКняжества Северо-Восточной Руси и Константинополь в правление великого князя Василия I Дмитриевича (1389–1425)
В 80-е гг. XIV столетия в Константинопольской патриархии произошли большие изменения. В январе 1389 г. на патриарший престол избрали Антония IV, которому в наследство от предыдущего патриарха Нила досталось утомительное дело Пимена и Киприана, которые не прекращали борьбу за власть и митрополичий престол