Литература, история и культура
Поскольку значительная часть населения Венеции занималась торговлей, многие венецианцы не были приобщены к высокой культуре, и в коммерческих письмах не использовался изящный витиеватый стиль. Мастер риторики Бонкомпаньо де Сенья рекомендовал (ок. 1220 г.) купцам пользоваться простым языком, без стилистических приукрашиваний — вульгарной или испорченной латынью, но понятной в данной среде, чтобы вести деловую переписку. Купцы обладали солидными практическими знаниями в области торговли и мореплавания, прекрасно разбирались в сложных вопросах мер и весов, умели определять стоимость монет, имели некоторые познания в области географии, что помогало им ориентироваться на морских и сухопутных дорогах. Все необходимые им сведения были собраны в «Руководстве для купцов», распространявшемся в XIII в. Два издания этого руководства являлись чисто венецианскими — «Zibaldone» и «Tarifa», полное название которых — «Тариф или сведения о мерах и весах, а также о землях по всему миру, где можно заниматься торговлей». Купцы имели солидные познания в области арифметики и счетоводства, которые они получали из учебника, составленного одним из них — Леонардо Фибоначчи, автором «Книги счетных таблиц» (1202). Они были знакомы с тригонометрией, помогавшей «вычислить отклонение от пути, когда плавание происходит не при попутном ветре, несущем прямо в порт, а при поперечном, относящем судно от цели, а также <…> определить направление движения и расстояние до объекта — пункта назначения». Чтобы производить такие измерения, было необходимо разбираться в таблицах, называемых morteloio, помогавших вычислять четверти окружности (позже названные румбами) при отклонении от избранного пути. Купцу-мореплавателю помогали в навигации компасные карты, на которых с доскональной точностью указывались маршруты следования, береговые линии, глубина воды, преобладающие ветры и течения. Кроме того, купцы могли почерпнуть знания по искусству навигации в пособии XIII в., «Compasso da navigare». В городе со столь развитой торговлей всегда придавалось большое значение полезной информации. Для обучения купцов иностранным языкам выходили небольшие двуязычные словари-разговорники. В XIV и XV вв. процветал политический и гражданский гуманизм, Венеция занимала привилегированное положение, ее купцы отправлялись исследовать мир. Венецианцы обращались к античным наукам, таким как гидрология и гидравлика, и одновременно пользовались новыми изобретениями, например печатным станком. Это помогало успеху в делах и общему развитию.
Язык
Разговорный венецианский язык, отделившись от разговорной латыни, возник на островах Лагуны, заселенной уже в римскую эпоху. Население Лагуны увеличилось за счет беженцев, скрывавшихся от нашествия ломбардийцев, не добравшихся до здешних мест. Беженцы также являлись носителями латинского языка. Местный язык развивался под влиянием германизмов и в относительной изоляции. Политические, религиозные, торговые и культурные связи с Византией способствовали проникновению в язык многочисленных эллинизмов. Этот процесс имел две стадии: первая относилась ко времени экзархата Равенны, вторая — к периоду крупной торговой экспансии в Средиземное море XI–XII вв., когда венецианцы заимствовали ряд терминов из арабского языка, касавшихся морского дела и метрологии — измерения мер и весов. Язык Венеции не был однородным, в нем различались диалекты — Бурано, собственно Венеции и Кьодджи. Безусловно, жители Венеции могли отличить по произношению и акценту гондольера, проживавшего на востоке де Кастелло, от рыбака из поселения Сан-Николо на крайнем западе Дорсодуро, говорившего на старом венецианском наречии, называемом «nicoloto» (Марино Занудо). Самыми древними венецианскими словами являлись фамилии, а имена требовались, чтобы различать людей персонально, и они были распространены во всех слоях общества с IX в., что «свидетельствовало о продолжительном влиянии поздней латыни» (Штуцци). Исследователь Муратори утверждал в XVIII в., что венецианцы первыми в Италии стали использовать фамилию (родовое имя), часто образовывавшуюся от латинского корня с прибавлением окончания -анцо, -анус, -икус, -улус и т. д., впоследствии изменившегося на венецианский манер и превратившегося в -анцо, -ано или -ан, -иго и -оло Рост числа фамилий способствовал появлению прозвищ, помогавших различать людей, носивших одно и то же имя. Прозвище могло характеризовать внешность человека (Caputincollo — «бычья шея»), свидетельствовать о его моральном облике (Cavoduro — «деревянная голова») либо о профессии (Navigacoso — «плавающий внизу», т. е. на юге). Тройная система (фамилия, имя, прозвище) была особенно характерна для наиболее изолированных мест, таких как Малая Кьодджа (Лидо Кьодджи) или Босколо. Прозвища стали необходимостью. Они употреблялись даже представителями знатных родов, таких как Морозини.
Наиболее древний текст, написанный на венецианском языке, сохранился на небольшом пергаменте конца XII в. Он представлял собой коммерческое заявление, в котором говорилось, что молодой венецианский купец берет в свидетели двух венецианцев для подтверждения, что он отправил отцу в Венецию большую партию сыров и льна, а также два бочонка вина на корабле Марко Грити, а стоимость перевозки следует оплатить по прибытии груза. Текст был произнесен на народном языке, затем продиктован и записан на подобии латинского языка. Следующие документы появились в середине XIII в. — в 1253 г., а затем — в 1281 г. По письменным источникам этой эпохи можно наблюдать главную особенность венецианского языка — отсутствие гласной на конце слова (например, man вместо mano — «рука», far вместо fare — «делать»). А. Штуцци был убежден в том, что «Estoires de Venise» написан между 1267 и 1275 гг. Мартино де Канале, когда его родной язык еще находился в стадии зарождения, и в нем отсутствовал необходимый лингвистический материал, так что в случае использования данного языка многое пришлось бы создавать самому, а это было весьма рискованно. Поэтому автор, желавший быть прочитанным, написал свое произведение на французском языке. В таком виде его могли прочитать и пересказать в купеческих кругах Востока, где после Крестовых походов французский получил широкое распространение. Можно ли сделать аналогичный вывод из того, что самый знаменитый итальянский путешественник — Марко Поло — диктовал свои мемуары на французском языке? Вероятно, удаляясь от Венеции в период длительных плаваний, он утрачивал практику общения на родном языке и уже мог не владеть им в достаточной степени.
Венецианский язык был языком народа, образованные люди пользовались латинским. В канцелярии дожа имели хождение оба языка, о чем свидетельствуют послания на латинском языке, которые дож Пьетро Градениго отправлял в 1308–1310 гг. герцогу Крита и различным венецианским военачальникам Римской империи, которые были людьми высокого социального положения и высокой культуры. При этом указания гонцам, перевозившим почту, и солдатам, охранявшим гарнизоны, давались на народном языке, значит эти люди умели читать на том языке, на котором они говорили. Распространению венецианского языка в середине XIV в. способствовали братства и цеховые организации, оставившие богатый письменный материал на народном языке, предназначенный для ремесленников. Одна из таких записей была составлена в «великом братстве» Санта-Мария делла-Карита, и в ней говорилось о произошедшем 25 января 1348 г. землетрясении, после которого земля содрогалась 40 дней, а затем последовала эпидемия чумы, уничтожившая более 300 братьев. В некоторых судебных документах, составленных на вульгарной латыни, приведены свидетельские показания и заявления осужденных. Капитулярий служителей Риальто, написанный на народном языке ближе к середине того же века, был адресован толпе купцов, собиравшейся вокруг моста. Купцы происходили из разных народов, и поэтому существовала необходимость в переводчиках — sensali. Один из них — некто maistro Сорци, переделавший на венецианский манер свое немецкое имя (Георг из Нюрнберга), записал содержание германо-венецианских переговоров по поводу наземных перевозок и создал простейший двуязычный словарь.
Исторические сочинения
В Венеции бесспорным успехом пользовалась историография. Сведения записывались, как правило, в форме хроник. Со времен Джованни Диаконо они были тесно связаны с работой государственного аппарата и правительственных структур. Мартино де Канале, в 1268 г. состоявший на таможенной службе, задался целью рассказать грядущим поколениям о деяниях венецианцев, о том, как они сооружали благородный город, названный Венецией, красивейший в мире. «Я хочу, чтобы все, кто придет в этот мир, знали, как строился славный город, сколько в нем имелось богатств и как могущественен был сеньор венецианцев, благородный дож». Замечательным последователем Мартино де Канале являлся Андреа Дандоло, писавший на народном языке.
В XV в. для хроник на народном языке были хорошие времена. Например, хроники Антонио Морозини представляют ценность для историков, поскольку в них откровенно говорится о проведении налоговой политики, об отплытии кораблей и возвращении галер, а также анализируется заговор дожа Марино Фальеро. Автор рассматривал заговор не как проявление амбиций правителя, стремившегося к установлению тирании и опиравшегося на простолюдинов, а как вспышку конфликта, давно тлевшего в среде городской аристократии. Узнав об этой хронике, Совет десяти приказал ее автору отречься от «скандальных материалов». В сложившейся обстановке, когда государство проводило завоевательную политику, приходилось следовать императивным указаниям официозной пропаганды. Если политика Венеции вызывала негативные суждения, историографии полагалось незамедлительно давать им отповедь, т. е. вести идеологическую контрпропаганду. Так история становилась служанкой политики. Языком официальной историографии, создаваемой по проекту Забеллико, был не народный венецианский язык, а латынь — язык Тита Ливия.
В конце века появилось новое поколение хронистов и мемуаристов, отошедших от составления хроник по первоисточникам и обратившихся к жанру рассказа, лишенного точности в воспроизведении текущих событий. После поражения при Негрепонте 12 июля 1470 г. Доменико Малипьеро отмечал в «Annali veneti»: «Кажется очевидным, что могущество Венеции пало, и наше великолепие угасло», а после битвы при Сапиенсе, проигранной Антонио Гримани, летописец обличал трусость и предательство капитанов судов, которые не дали вступить в бой членам своих экипажей.
В конце XV в. начал развиваться новый жанр — ведение дневников, в которых записывались текущие события. Этот жанр получил название «diari» (от лат. «dies» — «день»). Джироламо Приули, происходивший из семьи купцов и банкиров, записал в своих дневниках о прибытии в Лиссабон груза пряностей после океанической экспедиции (июль 1501 г.) и затем о возвращении галер из Бейрута и Александрии. Тем временем Марино Занудо, чье общественное положение позволяло ему разбираться в тонкостях политической, экономической и социальной жизни города, писал в своих дневниках: «Новость о прибытии груза пряностей из Калькутты в Португалию дала в Венеции пищу для размышлений, многочисленные купцы предчувствуют свое близкое разорение».
Путешествия и географические открытия
Венеция три века подряд осуществляла торговую экспансию, длившуюся почти непрерывно между серединой X в. и серединой XIII в. Она велась главным образом благодаря молодым купцам, постоянно находившимся в разъездах в поисках кредитов и товаров, занимавшихся обменом и покупками. Купцам помогали семьи, проживавшие в колониях Востока и на конечных пунктах караванных путей — в Александрии, Аккре, Триполи, Трапезунде, у начала дорог на Тавриз, Персию, Судан и Крым, поддерживавший контакты с монгольской Золотой Ордой (тартарами, как их называли в Европе). В середине XIII в., после завоеваний Чингисхана, монголы, во времена просвещенных правителей Одогая и особенно Хубилая, содействовали установлению мира в Азии (pax mongolica) и объединению в политическом и коммерческом отношении территорий, которые до того не принимались во внимание. Они развивали систему почтовых сношений вдоль караванных путей, возобновили функционирование портов Китая, куда прибывали индийские, персидские и арабские купцы. Один венецианский купец привез в Европу точное и интересное описание этого нового и неизведанного мира, назвав свою книгу «Le Divisament dou monde» (букв. «Разделение мира»). Ее автору, Марко Поло, едва исполнилось семнадцать лет, когда он отправился в путешествие и находился вдали от Венеции на протяжении двадцати четырех лет. Марко Поло был выходцем из семьи купцов, его отец Николо и двое его дядей, Маттео и Марко, занимались торговлей.
Венецианские купцы и послы активно способствовали географическим открытиям. Как отмечал купец и дипломат Джиосафа Барбаро, постоянно посещавший Тану с 1436 г., «без венецианской торговли и флота значительная часть населенных земель оставалась бы неизвестной». Барбаро должен был наладить отношения с Персией, добиваясь открытия второго фронта на подступах к Турции в конце большой войны, обескровившей Венецию. Посещение Турции он запечатлел в своем «Описании». Другой купец, Амброджо Контарини, побывал в Московии.
Купцы и моряки передвигались по обширным пространствам, осваивая их в экономическом отношении. Вначале это были морские пространства. Путешествуя по континентам, они сочетали коммерческий интерес с исследовательским: одних интересовала торговля алмазами, других — перевозка рабов или поиски африканского золота.
Все купцы начинали дело на отцовских фирмах. Так, Николо де Конти покинул Венецию в 1415 г. и вернулся в 1439 г. За время путешествия он посетил Александрию и Каир, затем двор повелителя тартаров в Дамаске, после чего пересек Евфрат и отправился дальше на восток — до Бирмы, став первым проникнувшим туда европейским путешественником. Затем он побывал на Яве, возможно, на Борнео, во Вьетнаме, на обратном пути посетил Цейлон, Калькутту, Аден, Джедцах и Египет, следуя великим торговым путем через Индийский океан. Его странствия могли остаться неизвестными, если бы по возвращении Конти не поехал к папскому двору во Флоренцию, чтобы попросить прощения за отречение от «правильной» веры перед лицом угрожавшей ему опасности, и не встретил там гуманиста Подджо Браччолини, который записал воспоминания Конти на латинском языке в «Histona de varietate fortunae» («История о переменчивости фортуны»), наглядно иллюстрируя, какую важную роль играет случай (фортуна) в человеческих деяниях.
Отчет об этом путешествии пополнил этнографическую энциклопедию сведениями о жителях и религии Индии. Альвизо да Мосто исследовал берега Западной Африки в середине XV в. Его отчет, обнародованный венецианским географом Рамусло, помог избавиться от распространенных в Европе ошибочных взглядов на Африку как на обширное пустынное пространство, безлюдное и не знающее земледелия.
Да Мосто, напротив, писал о влажных тропических лесах и черных людях, говоривших на самых разных языках.
Третьим направлением, по которому шли венецианские исследователи земель, после Юго-Восточной Азии и «черной» Западной Африки, была Северная Америка. Мореплаватель Джованни Кабото отправился на поиски знаменитого Северо-Западного пути.
Техническая литература: гидравлика и лагуна
Лагуна, реки, море и их взаимное влияние были предметом многочисленных описаний научно-технического и мемуарного характера, не лишенных эмоций. Венеция, покорившая обширные пространства на континенте, повсеместно столкнулась со сложными проблемами — возникла необходимость в проведении каналов, чтобы соединив реки, наладить навигацию и получить воду для орошения. Требовалось также выполнять дренажные работы для удержания воды, проводить мелиорацию на болотистых землях для увеличения возделываемых площадей, чтобы обеспечить Венецию и другие города продовольствием. В Средние века было достаточно сложно одновременно защищать лагуну и создавать обширную ирригационную сеть на окраинах государства. Для этой цели в Венецию приглашали инженеров из Ломбардии — из Брешии и ее окрестностей. Успешной деятельности способствовал прогресс картографии и наличие, например, работ фра Мауро от 1444 г., в которых он выступал за отвод Бренты в Лисса Фузина. Исследователи Возрождения черпали полезные сведения из трудов эпохи Античности. Так, Джоконда де Вероне, издавший «Dé aqua ductibus» («Об отведении воды») Фронтина, занимался изменением русла Бренты и корректировкой русла канала Брентелла, отводившего воды из Пьявы и служившего орошению плато на севере Тревизо.
Марко Корнаро был наиболее знаменитым автором трактатов по гидравлике XV в. Ему принадлежал амбициозный проект регулирования русла Бренты. Власти довольствовались отведением вод Бренты в порт Маламокко, расположенный в центре лагуны между двумя «портами» — Лио Мазор и Брондоло. После получения поддержки других экспертов, таких как Паоло Саббадино (отец знаменитого Христофоро), которые были сторонниками впуска как можно большего количества соленой воды для очистки лагуны от речного ила. Это предложение вызвало оживленные дебаты, в ходе которых обсуждались вопросы влияния на окружающую среду болот, роль морских течений в porti, сезонных паводков, переносивших большое количество илистых наслоений, говорилось об опасности нарушения хрупкого экологического равновесия. Часто отстаивались личные корыстные материальные интересы, например при обсуждении использования водяных мельниц, приносивших хорошие доходы, но мешавших свободному течению воды.
Политический и религиозный гуманизм
Предшественники хрониста Энрико Дандоло, отличавшегося осторожностью во взглядах, строили куда более амбициозные проекты обустройства Венеции, в особенности Марино Занудо, прозванный Торчелло, или Древний (в отличие от знаменитого тезки, автора «Diari», посвятившего свою жизнь воплощению идеи Крестового похода). В конце века канцлер Раффаино Каресини написал хронику событий 1343–1388 гг., к которым он был причастен и которая позволила ему достичь дворянства и стать членом Большого совета. В хронике он изложил свои соображения по поводу политики, которой должна была придерживаться Венеция. «Лучше было бы, — писал он, — чтобы Венеция уделяла больше внимания морю и меньше — суше, поскольку море приносит городу несметные богатства и почести, а суша — трудности и неудобства». После войны в Кьоддже Венеция стала заниматься морем, а суша подверглась своего рода запустению. Основным врагом являлась тогда Турция, и весь христианский мир должен был обороняться против нее. В этой ситуации Венеция прибегла к помощи венгерского короля.
В 1362 г. Петрарка, мечтавший стать «наследником блаженного евангелиста Марка», оставил Коммуне свою библиотеку для целей всеобщего просвещения. Эта библиотека стала ядром публичной библиотеки, являясь типичным учреждением новых времен. Подобно крупным библиотекам Античности (например, Александрийской) или Востока (Константинопольской) она оказывала большое влияние на жителей города. Новая культура должна была укрепить социальное единство, став культурой и отдельной группы, и общества, и правящих верхов. Они вели к созданию, по замечательному определению Витторе Бранка, европейской литературной республики (respublica luterana) вместо обанкротившейся единой христианской республики (respublica Christiana). В Венеции, находившейся под покровительством Св. Марка и представлявшей собой обитель христианства (civitas Christiana), где «набожность и политика стали почти синонимами» (Коцци), гуманизм отказался от мирских, светских форм и от флорентийской агностики эпохи Медичи для того, чтобы обогатить религиозным содержанием духовную, моральную, культурную и интеллектуальную сферы. Венецианские гуманистические традиции поддерживались в первую очередь правящими кругами, т. е. теми людьми, которые доминировали в политической, социальной, экономической и даже военной сферах — мыслящими людьми. Поэтому, как заметил Агостино Вальере, через литературу можно было наилучшим образом увидеть политическую обстановку и познать государственных деятелей. Аристократические семьи Тревизан, Зено, Кверини, Барбаро, Барбо, Джустиниани, Контарини, Коррере, Дона, Фоскарини и Бембо в период Кватроченто дали Венеции наиболее компетентных деятелей в самых разнообразных областях политики, экономики, религии и культурной жизни. В своих произведениях они обосновали завоевания Террафермы, преподнося их как дело, направленное на установление свободы Италии (libertas Italiaé).
Помимо библиотеки Петрарки, важной достопримечательностью гуманистической Венеции (и Падуи) был падуанский studium, ставший официальным университетом Республики. Его наставники открыли в Венеции частные курсы для молодых аристократов, из этого университета в 1430–1440 гг. вышло поколение, воспитанное «в духе гуманизма, приобщенное к творчеству, обученное различным наукам, получившее множество мудрых советов, разбиравшееся в делах правосудия и политики» (из письма, адресованного Леонардо Джустиниани). Нельзя лучше определить своеобразие венецианского гуманизма, чем это сделал Бранка, сказав, что его просвещенные представители «подчиняли свою творческую деятельность службе на благо Отечества и посвящали свое время политическим делам и дипломатии». Они не обладали рафинированностью, присущей людям, выросшим в придворных кругах, но остро ощущали потребности общества, что подтверждалось созданием школы Св. Марко, а затем — дарами кардинала Бессариона. В такой ситуации историография занимала привилегированное место, поскольку она отражала преобладавшие в обществе тенденции, цели политических деяний и должна была показать, как заботливое правительство оказывало благодеяния своим благодарным подданным и какое согласие и единение царило в обществе и среди правящего класса.
Синтез науки и культуры: издательское дело
В школьном образовании, получившем развитие в Венеции, широко применялись учебники и дидактические пособия. Сформировалась категория культурных людей, любивших приобретать книги в лавках, расположенных в различных местах города, или покупать их на аукционах. Прокураторы Сан-Марко пустили на продажу вверенную им библиотеку и тем самым дали возможность обогатиться торговцам, продававшим книги с молотка, для которых библиофилы были ценными клиентами. Кто создавал эти книги? Первыми этим занялись в бенедиктинских монастырях, для которых сотворение книги стало святым делом. Например, монастырь Сан-Микеле де Изола обладал большим штатом писцов (scriptorium), выполнявших работу не только для монастырских библиотек, но и для рынка. Этот монастырь за высокую цену покупал книги, украшенные изящными миниатюрами, служившими образцами для многочисленных копиистов. Ближе к 1430 г. в этом монастыре была создана лаборатория картографов, в которой трудился фра Мауро, пославший (около 1450 г.) образец своей знаменитой карты мира в Португалию Генриху Мореплавателю. Для доминиканцев книга являлась прежде всего «средством повышения интеллектуальной и духовной активности» (М. Сорци), и они держали в своих монастырях мастерские по переписыванию рукописей. Любители книги обращались в эти монастыри, заказывая издания Сенеки либо комментарии св. Фомы Аквинского к Аверроэсу и Аристотелю.
В книжном деле существовало разделение труда: продавцы реализовали бумагу или пергамент, миниатюристы украшали текст начальными буквами, переплетчики соединяли листы бумаги, а затем облекали их в кожаные переплеты, продавцы книг сбывали товар населению. Среди переписчиков наиболее профессиональными были нотариусы и служащие контор, прекрасно владевшие образцами канцелярского письма. Аристократы брали их на должности писцов, scriptorium, в свои дворцы. К писарской работе привлекались также грамотные люди из числа заключенных, например заключенный из Мантуи в 1498 г. завершил переписывание «Divine Comedia» («Божественной комедии») для Джованни Соранцо. Переписчики и миниатюристы ездили по Европе в поисках хорошо оплачиваемых контрактов. Книги стали объектом активной международной торговли. Джованни Контарини посылал своим братьям книги, купленные в Оксфорде. Патриции любили приобретать книги Петрарки, Боккаччо, Марко Поло («Миллион») и венецианские хроники, поскольку они обожали историю, начиная с истории собственных семей.
В 1446 г. представители интеллектуальной элиты Венеции во главе с Лодовико Фоскарини и его сподвижниками-гуманистами, увенчанными лаврами Падуанского университета, осознали необходимость повышения уровня дипломатов в соответствии с новыми требованиями жизни. Они добились открытия классической школы Св. Марко для молодых служащих. Эта же группа энтузиастов работала над созданием крупной публичной библиотеки. В связи с угрозой наступления турок, попытками восстановить единение церквей и создать военный альянс с Византией участились визиты в Венецию греческих официальных лиц, в особенности императора, патриарха и епископа Никеи Бессариона, чувствовавших, что Венеция может стать стержнем будущей коалиции.
С конца XIV в. в венецианских мастерских научились воспроизводить изображение с помощью деревянных матриц с гравюрованными буквами и формами (ксилография). Иллюстрированные издания переплетались, получая форму книг, которые были весьма полезны для школьного обучения. На смену устаревшим технологиям пришло гениальное изобретение Гутенберга. Венеция немедленно переняла его между 1462 и 1470 гг. у немецких книгопечатников, многие из которых боролись за признание их первенства. Среди них были, например, немец Ганс фон Шпеер (Джованни да Спира), француз Николя Энсон, издавший на свои средства печатную книгу и «скромно» объявивший себя «замечательным создателем искусства книжного дела», а также венецианский врач Панфил о Кастальди. Во всяком случае, именно Гансу (Джованни) коллегия пожаловала исключительные права сроком на пять лет, и он проживал в Венеции с семьей, имея возможность рекламировать свою продукцию — «Письма Цицерона» и «Естественную историю» Плиния, выполненные «лучшими печатными знаками». Получив привилегию, мастер стал монополистом, и ни один другой печатник в данном городе не мог заниматься этим видом искусства. Но в тот же год типография Ганса прекратила свое существование, привилегия была утрачена, и открылся путь для Энсона.
Приезжавшие в Венецию печатники находили поддержку у патрициев-гуманистов, «веривших в книгу, в ее важность для культуры и политики, любивших книгу за ее духовное значение и, сверх этого, считавших ее престижной вещью и посредником в делах культуры, политики и дипломатии» (М. Сорци). Эти интеллектуалы благожелательно приняли Бессариона с его изданием «De natura dearum» («О природе богов») Цицерона, посвященным в 1471 г. дипломату Альвизо Дона, активно отстаивавшему его кандидатуру на папский престол. Когда Энсон напечатал речь посла герцога Бургундского, этот текст быстро распространился по государственным канцеляриям, что имело политический резонанс. Речь посла оживила надежды на скорое выступление против турок. В Венеции надеялись привлечь для развития печатного дела инвесторов-банкиров и промышленников. Среди книг, напечатанных в те годы, 20 были выпущены семьей Приули (Са Priuli) и 21 — семьей Агостини. Обе семьи занимались банковским делом, кроме того Приули имели хорошую прибыль от торговли кожей и металлами, из которых отливались печатные знаки. Агостини, владевшие предприятиями по производству бумаги, изготовили 86 рулонов стоимостью в 731 дукат, что позволяло отпечатать в типографии издания Плиния на народном языке, используя оборудование Энсона. Так возникло новое явление — связь между владельцами капиталов и современной техники. Это позволило книжному рынку ориентироваться не на ученых гуманистов, а на широкую публику, склонную читать главным образом трактаты по праву и религии.
Энсон устанавливал контакты с немецкими владельцами капиталов во Франкфурте, в то же время в Венецию приезжали печатники из северных стран. Затри года (1476–1478) венецианские типографии выпустили 207 печатных книг, тиражи которых доходили до 1000 экземпляров, что свидетельствовало о наличии широкой сети книгораспространения по всей Европе. С 1469 по 1480 г. в Венеции насчитывалось 44 типографских предприятия, 16 из которых были немецкими, 21 — итальянским, 6 — французскими и фламандскими… Книги стали стоить значительно дешевле. Их печатали на латинском, греческом, итальянском и на некоторых славянских языках. В 1480 г. два наиболее влиятельных книгоиздательских общества объединились, создав «великую компанию» с уставным капиталом в 10 000 дукатов, находившуюся под руководством Энсона и Иоганна Кельнского, продававшего книги на ярмарке во Франкфурте.
В условиях этого издательского бума произошло еще одно важное событие: историк Марко Антонио Сабеллико впервые в мире добился от коллегии гарантии авторских прав на свою «Historiée»: он доверил рукопись печатнику Торресани, и никто другой уже не имел права на ее публикацию.
Венеция за несколько лет стала культурным центром высшего уровня, ее книжные богатства и общества гуманистов привлекали известных ученых мужей, таких как мэтр романской грамматики Альдо Мануцио, обосновавшийся в Венеции около 1490 г. и предложивший проект публикации в оригинале текстов Древней Греции.