Частная и общественная жизнь
Одним из фундаментов прочности венецианских социальных институтов являлись семейные связи. В условиях «братского общества» все сыновья имели равные права на недвижимое имущество, которое оставалось неразделенным. Девушкам в качестве компенсации выдавалось приданое, становившееся их собственностью после свадьбы. Образованию государство уделяло мало внимания и оно было направлено на подготовку купцов и чиновников, а элита посещала Падуанский университет, где маститые профессора преподавали право и гуманитарные дисциплины. Государство регулярно вмешивалось в общественную жизнь, для того чтобы ограничивать расходы на украшения, драгоценности и туалеты во избежание расточительности, приводившей к кризисам.
Семья, женщины и дети
В Средние века венецианская аристократическая семья имела различные формы. Наиболее компактной являлась мононуклеарная семья, включавшая в себя родителей, их детей и иногда не состоявших в браке братьев и сестер, остававшихся в родном доме. Все единокровные родственники, носившие одно родовое имя, происходившие от общего предка, образовывали большую семью — «са». Кроме того, существовало промежуточное родство, когда мононуклеарная семья состояла из братьев, живших в одном доме по отдельности. Выраженное чувство солидарности, связывавшие кровнородственные группы, позволяло им объединяться в кланы.
В сохранившихся источниках — нормативных законодательных актах, административных, судебных и нотариальных документах — не встречается особо значимых сведений относительно разграничения степени родства между людьми. В этих документах чаще говорится о мужчинах, чем о женщинах, и больше — о состоятельных венецианцах, чем о тех, кому нечего было завещать; бедняки фигурировали лишь в судебных документах и больничных записях. Об имуществе женщин речь шла тогда, когда отец выделял дочери приданое, что свидетельствует об имущественных правах мужчин. Впрочем, удалось найти не лишенную интереса информацию о нравах, о брачных отношениях и об аристократических семьях. Так, в 1376 г. Большой совет рассматривал законопроект, предусматривавший «защиту чести Венецианского государства», согласно которому люди низкого происхождения не должны были допускаться на высочайшие ассамблеи. Кто же были эти люди, не вызывавшие уважения у правящих классов? Ими являлись незаконнорожденные сыновья, женатые на женщинах низкого положения. Это событие свидетельствует о таких общественных явлениях, как рождение добрачных детей с последующим вступлением их родителей в брак, о неравных браках, когда аристократы не боялись брать в жены женщин из низкого сословия. После принятия указанного выше закона для присутствия в совете требовалось иметь не только отца-аристократа, но и безупречную родословную со стороны матери, т. е. соискатели должны были происходить от законного брака между людьми из аристократического сословия. Закон поощрял браки среди представителей одного знатного рода. Общественная значимость аристократического статуса приводила к тому, что он учитывался также и в частных, личных отношениях, о чем свидетельствовал гуманист Франческо Барбаро в своем трактате «О делах супружеских» («De re uxoria»), написанном сразу же после его путешествия ко двору Медичи в 1415 г. Но, как справедливо отметил Чойнакский, этот закон не касался всей аристократии, поскольку представители родов Морозини, Дандоло, Бадоэр, Градениго не имели ни малейшей необходимости доказывать свое благородное происхождение по двум линиям. Громко звучавшие фамилии и принадлежность к «старым домам» надежно защищали их от любопытных дознавателей. В отличие от них, тем, кто получил дворянство недавно, следовало утвердиться, для чего, как правило, вступали в брак с представителями старых родов, чтобы приобщиться к ним.
При такой стратегии важная роль отводилась невестам и приданому. Венецианская «repromissa» (букв, «обещанная вещь») сильно отличалась от римского «dos»: о приданом заранее договаривались с будущей супругой. Если в римском праве супруге предписывалось отдавать свое приданое, то в Венеции этого никогда не было. В римском праве приданое юридически являлось собственностью супруга, а согласно венецианскому праву — оно принадлежало жене. Права девушек по отношению к семьям, в которых они проживали до замужества, часто сводились к праву требовать, покидая дом, компенсации движимого имущества. Согласно repromissa, отец обещал дочери, а не ее супругу, часть принадлежавшего ему семейного движимого имущества. В соответствии с тем же принципом вдова получала в наследство от мужа часть движимого и недвижимого имущества за пределами города (possessions de foris), тогда как наследники мужского пола получали недвижимое имущество (possessions de intus), находящееся на территории Венеции. Фундаментальная концепция римского права, заключавшаяся в разделении имущества мужа и жены, не претерпела изменений в Венеции, поскольку супруга не имела никаких прав на имущество, приобретенное во время брачных отношений. Согласно венецианскому праву, родители девушки передавали приданое ее мужу, который был обязан хранить его без права пользования, по принципу «узуфрукта». После кончины супруга приданое возвращалось вдове. Во второй половине XIV в. размеры приданого стали возрастать, и между 1340 и 1380 гг. оно увеличилось втрое, поскольку отцы соглашались его увеличивать, лишь бы выгодно выдать замуж своих дочерей. Но не все аристократы могли претендовать на хорошее приданое — его следовало заслужить. Молодые люди из бедных слоев аристократии получали приданое в прежнем размере. Таким образом, размеры приданого возрастали лишь для богатых женихов. И, бесспорно, в наилучшем положении оказывались представители «старых домов».
Вступавшие в брак руководствовались различными целями. Молодому аристократу из «старого дома», весьма заинтересованному в солидном приданом, не было никакого интереса брать в жены девушку незнатного происхождения, а менее знатные аристократы, не желавшие ухудшать свое положение, искали себе невест из «старого дома» для повышения статуса своей семьи. Девушки из знатных семей носили фамилии, производные от родовой, но измененные на женский манер — Морозина, Граденига, Соранца, хотя после их вступления в брак никто не забывал об их аристократическом происхождении. В среде «старых домов» была распространена эндогамия, что позволяло оставлять имущество, передаваемое вместе с приданым, в узком кругу знатных семей. Представители «новых домов» опасались сближения старой знати с наиболее богатыми гражданами.
Женщины не были отстранены от общественной жизни, они активно в ней участвовали, выполняя многочисленные задачи, подчас выходящие за рамки узкого семейного круга. Это объяснялось просто — отсутствием мужа, которого дела удерживали вдали от домашнего очага на протяжении долгих месяцев. Хозяйке дома помогали слуги, подручные, мальчики и девочки, находившиеся в услужении. К концу Средних веков в домах аристократов стали прислуживать молодые рабы, которых скупали на крупных невольничьих рынках Востока и Северной Африки. Закон предусматривал для женщин статут, соответствовавший их роли. Женщины имели юридически закрепленную возможность распоряжаться своим имуществом, осуществлять опеку над несовершеннолетними, участвовать в коммерческих операциях, приносить клятвы и выступать свидетелями в судах. Согласно статутам дожа Тьеполо (1242), дети становились совершеннолетними с двенадцати лет, а женщины могли заключать любые договорные обязательства, совершать сделки купли-продажи, сдачу внаем, брать и давать ссуды, оформлять доверенности, вносить пожертвования, делать завещания и т. д. Вдовы обладали наибольшей полнотой этих прав. Женщины низших сословий, из семей ремесленников, лавочников были полностью заняты на производстве, особенно в тех сферах, в которых традиционно использовался женский труд, таких, как текстильное производство или мелкая торговля. В венецианском обществе социальный рост являлся всеобщей целью, и браки служили средством для того, чтобы добиться в этом успеха. Уже в XIII в. в брак вступали не из-за приданого, а скорее для того, чтобы получить выгодные семейные связи.
Принцип неделимости. Средневековое право стремилось регулировать отношения между родителями и детьми. В Венеции родовое имущество принадлежало всей семье, узкому семейному кругу, отцу, матери, сыну, незамужней дочери, а не только отцу, который мог бы лишить сына наследства, не дав причитавшуюся ему долю семейного достояния. Отец не мог свободно и единолично распоряжаться семейной собственностью. Он был обязан справедливо распределять имущество. Существовал принцип «mortis causa» (лат. «в связи со смертью»), согласно которому после смерти отца, если он не оставлял завещания, сын наследовал не менее трети недвижимого имущества (Статут Тьеполо от 1242 г.). Лишение наследства предусматривалось лишь в случае, когда сына уличали в неоказании надлежащей медицинской помощи отцу. Раздел имущества между отцом и сыном создавал основу равноправия и играл важную роль в жизни венецианской семьи, поскольку при разделе имущества сын мог покинуть семью. Получив свою часть отцовского состояния, сын отделялся от отца и становился для семьи как бы посторонним лицом (extraneus — выходцем). Он не мог отныне претендовать на отцовское наследство. Если не имелось другого сына, наследство переходило к вдове при условии соблюдения ею обета вдовства.
Роль братьев. Сыновья, как правило, не делили имущество с отцами и совместно участвовали в поддержании семейного союза. Семья служила фундаментом Венецианской Коммуны (Commune Veneciarum), деятельность детей мужского пола осуществлялась с одобрения семьи, под руководством отца. При ведении торговых дел сын подчинялся отцу. Сплочению родственников способствовали семейные сообщества (fraterna compagnia), в которые входили и двоюродные братья (со стороны отца). В отношениях между родителями и детьми существовала строгая субординация, причем первенство принадлежало агнатам — родственникам по мужской линии, женщины от владения недвижимым имуществом отстранялись. Эта тесная семейная солидарность поддерживалась нормами, регулировавшими процедуру продажи недвижимого имущества. Они предоставляли преимущество во владении недвижимостью потомкам по мужской линии (агнатам), дабы собственность не уходила за пределы семьи.
Дворец представлял собой родовое жилище, в котором славные традиции рода передавались будущим поколениям. Дворец можно было завещать братьям, сыновьям владельца. В венецианском праве не было принципа старшинства (майората), и имущество распределялось в равных долях между всеми братьями, а сестры получали приданое. Между братьями можно было поддерживать семейное союз под покровительством отца, но между двоюродными братьями такой союз едва ли был возможен. Семейные кланы расселялись по всему городу, поэтому лишь в немногих дворцах жили родовитые семьи. Многие дома патрициев сдавались внаем, и причиной этого была не только бедность. Новоиспеченные богачи, получив дворянство, предпочитали снимать помещение во дворцах, чтобы не тратить время на постройку своих собственных. Кроме того, в таком городе как Венеция, со столь ограниченным пространством, земельные участки являлись роскошью. Дворяне наиболее старой формации могли сдавать свои дворцы и снимать другие, принадлежавшие иным семьям и расположенные в других районах города. Выбор делался исходя из пользы, удобства и личного вкуса. Многим приходилось снимать жилье из-за вполне реальных трудностей и различных стесняющих обстоятельств, в частности из-за дробления собственности. Отчуждение недвижимого имущества в пользу мужчин и равные права на передаваемую собственность приводили к дроблению жилых помещений на части: через несколько поколений члены аристократических семей обладали уже не целыми дворцами, а, например, «двумя седьмыми от половины четверти». Если вначале еще можно было делить недвижимость по этажам и крыльям, к которым вели каменные лестницы, то довольно скоро такое разделение стало невозможным. Решение создавшейся проблемы состояло в преобразовании недвижимого капитала в денежные доходы путем сдачи внаем жилых помещений. Закон также приводил к неожиданным эффектам: неделимость порождала чрезмерное дробление недвижимого имущества, а жилище стало использоваться для сдачи внаем. Часть собственников жилья, обладая лишь его долей, платила за наем братьям, дядям, двоюродным братьям и племянникам. В результате все эти дворцы, будто бы коллективно принадлежавшие патрициату и содействовавшие превращению аристократии в «структуру коллективного интереса», ставили общество и государство под их единый контроль.
В 1501 г. дож Агостино Барбариго назначил своих троих внуков, Бернардо и Поло Нани, а также Бортоламио Пизани, сыновей своих двоих дочерей, Елены и Агнессины, наследниками и рекомендовал своим наследникам сохранять разделение жилища по этажам, к каждому из которых вели отдельные ходы. Позднее Нани выкупили долю своего кузена Пизани, дворец семьи Барбариго в Сан-Тровазо, который стал дворцом Нани, но следующему поколению пришлось перейти на третий этаж для того, чтобы уступить место двоюродным братьям. Бывало и так, что семьи по очереди, по пять лет, проживали на «благородном» третьем этаже, а затем уступали места своим братьям.
Образование и школа
Не все дети посещали школу, даже мальчики. Для детей из небогатых семей школьное обучение заменялось обучением будущей профессии. Ученики овладевали основами профессиональной деятельности, которая зависела от рода занятий семьи, затем проходили курс в мастерских, конторах или банках. В XIII в. существовали школы с известными учителями, а утверждавшиеся советами нормы свидетельствовали о том, что коммуны проявляли заинтересованность в формировании будущих кадров. Коммуна брала на себя расходы по выплате зарплаты учителям, назначала квоту на учеников и заключала контракты с иностранными учителями, не предъявляя высоких требований к уровню их квалификации, позволив каждому желающему открыть школу с преподаванием там грамматики, нарушая тем самым жесткую корпоративную дисциплину, которая подчиняла себе профессиональную деятельность. По такому принципу в Венеции работали многочисленные учителя, от 50 до 60 одновременно. Учителями являлись почти одни мужчины. Каждый имел десятки учеников. Многие из этих учителей происходили из пригородов Венеции, ближних областей или из городов, таких как Падуя и Болонья — крупных университетских центров, а также из Тревизо, Флоренции и Рима, либо из зоны влияния Венеции, то есть из стран, примыкавших к Адриатике с севера — из Далмации, Истрии, Романьи и Марке. В сфере педагогики наблюдалась текучесть кадров, контракты заключались на короткий срок — от двух до пяти лет, побуждая тех, кто заключал их, также передавать свои знания и педагогические умения. Некоторые немецкие учителя преподавали в школах, близких к fondaco dei tedeschi, «сыновьям почтенных немецких купцов». В школы набирали также португальцев, французов, испанцев и цыган, если они вызывали доверие у ректоров.
Школы в Венеции обычно возглавляли ректоры, являвшиеся их собственниками. И это было неплохой традицией. Ректор Ланцаротто, уезжавший на год, оставил заместителя, которому передал «жалованье и иные доходы», поступавшие от платы за обучение — по шесть золотых дукатов с ученика. Замещающий брал на себя ряд обязательств: добросовестно работать с учениками, организовывать ежедневные занятия, следить за расписанием, подбирать себе замену, если замещающему приходилось в свою очередь куда-либо уехать. Предусмотрительный ректор знал, что по возвращении ему придется уволить замещающего, но если тот хотел в свою очередь стать ректором, то ему запрещалось открывать свою школу в соседних районах. К этому принуждала боязнь конкуренции. Преподаватель, недовольный увольнением, мог выбрать один из многих вариантов, например искать новые контракты или пойти на службу в какое-либо учреждение, в структуре бюрократического аппарата. Следует отметить, что хотя, как считал Ортали, нотариат не играл большой роли в Венеции и различные судебные ведомства использовали нотариусов как секретарей для ведения документации, это нотариальное искусство (ars notariée) требовало определенных познаний, особенно в области права, которыми учителя грамматики и счета не обладали.
Начальное образование было разделено на два цикла. Обучение чтению и письму на родном языке и на латыни, а также счету возлагалось на грамматические школы. В школах, готовивших счетоводов, преподавали торговую арифметику, учили высчитывать проценты, извлекать выгоду и возмещать убытки, вести бухгалтерские книги, писать коммерческие письма (mercantesca), которые циркулировали по всему купеческому миру средневековой Европы. Преподавание в этих школах велось на народном языке. Заканчивая грамматические школы, их выпускники получали основы знаний, некоторые продолжали изучать грамматику и становились латинистами.
Первым делом ученики заучивали буквы алфавита, написанные на «таблице» (tabula), большом листе, наклеенном на деревянную подставку, прикрепленную к классной стене, по которому учитель водил указкой. Ежегодное обучение ребенка обходилось (ок. 1270 г.) в 9 крупных ливров, выплачиваемых учителю, но еще необходимо было купить книги по грамматике и для изучения языка. Псалтирь с основными молитвами (Pater noster и Ave Maria) и несколькими псалмами стоила также 9 крупных ливров, саллюст обходился в 4 крупных ливра. Большим успехом пользовались такие книги, как «Ars grammatica» грамматиста Доната (IV в.) и «Двустишия» Катона, по которым осваивали основы латинского языка и нравственности, а также компиляция басен Эзопа «Facetus» (что означало «воспитанный», «учтивый») и учебник хороших манер англичанина Джина Гарленда.
Обучение длилось десять лет и заканчивалось довольно углубленным изучением латинского языка с помощью «Doctrinale» Александра де Вилледье — массивного труда по грамматике, переложенной на гекзаметр. Поверхностное изучение философии осуществлялось с использованием «Summa», включавшего в себя произведения классических авторов (Цицерона, Сенеки, Аристотеля). Школы и учителя успешно содействовали обучению грамоте, так что большая часть населения, насколько представляется возможным об этом судить, умела читать, писать и считать. А грамматика могла быть весьма полезна будущим купцам, которые могли учиться основам профессии по учебникам, написанным специально для них (pratiche di mercatura). Получая такое образование, они могли решать каждодневные арифметические задачи и умели совершать обмен, зная соотношение мер и весов, а также использовать знания географии, принципов торговли. Длительное «схоластическое» образование имело иные цели, оно приобщало учащихся к общей культуре и готовило молодых венецианцев для рядовых должностей в общественных учреждениях или изучения права в университетах Падуи или Болоньи. Окончив высшие учебные заведения, молодые выпускники могли сделать блестящую карьеру.
Одежда
Трудно сказать точно, какова была одежда венецианцев обоего пола в Средние века. На картинах Карпаччо, на которых он живописал сцены из жизни города, таких как изгнание злых духов из Дворца герцогов, можно видеть гондольеров в пестрой одежде, возможно в ливрее своего хозяина. Купец Джакомо Бадоэр привез в Константинополь, где он и проживал с 1436 по 1440 г., сукна, которые ему прислал брат из Венеции. Эти сукна отличались прочной окраской, разнообразием цветовых оттенков и носили таинственные названия: некоторые виды этого сукна окрашивались в bruodi de grana, другие — в polvere de grana. Существовало два способа окраски сукна — с помощью grana и кошениля, благодаря которым достигались различные оттенки красного, гранатового, возможно цвет киновари, а с помощью кермеса — другие оттенки красного. Paonazo обозначал темно-фиолетовый цвет, получаемый в результате смешения пурпурного и grana. Этот цвет был траурным. Существовало также сукно зеленое, небесно-голубое (zelestri) и темно-голубое (turchini), получаемое с помощью индиго, а также стального цвета (fereti), черного (morelli), светло-голубого (biavo).
В Венеции редко надевали одежду желтого цвета, поскольку желтый был цветом беретов, которые носили евреи, и он указывал на принадлежность к некоторым профессиям. Зеленый считался цветом ислама.
Горожане редко носили украшения, поскольку советы и исполнительная власть боролись с экстравагантностью и вызывающей роскошью. Они не позволяли использовать элементы одежды, предназначенные для дожа, в особенности просторные рукава с напуском, называемые «герцогскими» и требовавшие много ткани (три локтя золоченого сукна и шелка, по данным 1504 г.). На свадьбу женщины предпочитали платье restagno, т. е. из золоченой ткани. Перед гостями щеголяли в нарядах, отороченных золотом, серебром, сшитых из парчи и шелка, облекались в роскошные шубы и тончайшее кружево. Но в то время туалеты, как и сегодня, быстро выходили из моды, их носили в течение ограниченного срока, например, год. Не одобрялись слишком высокие каблуки, представлявшие опасность, потому что могли привести к падению. В 1430 г. Большой совет запретил носить обувь на каблуках беременным женщинам. В условиях «демографической ямы» XV в. в Венеции деторождение было важнее модных украшений. Венецианцы любили драгоценности. Если их не могли купить, то брали напрокат. В военное время женщинам не разрешалось украшать волосы драгоценностями. Цены на украшения поднимались выше 100 дукатов (по закону от 1455 г.). Допускалось ношение только жемчужных колье, но в 1497 г. эти скромные украшения стоили до 800 дукатов. Мужчины также любили наряжаться, они носили плотно облегавшие куртки (zuponi) без воротника, открытые спереди, доходившие до талии, заимствованные из французской придворной моды. Впрочем, такую одежду носила в основном молодежь, поскольку для нее требовалась стройная талия. Патриции, призванные заседать в советах, имели строгие одежды, но на праздничные церемонии облачались в черные или ярко-красные куртки. Белые одежды мог носить только дож, который на случай траура и на святые праздники (четверг и святая пятница) мог облачаться в ярко-красную одежду. В набор траурных одеяний входило длинное пальто с капюшоном цвета paonazo. Борода была знаком траура. Женщины использовали значительно больше цветов, чем мужчины. Но женщины из народа чаще всего одевались в черное с ног до головы, желая походить на «сестер-бенедиктинок»; служанки часто носили на голове белый батистовый платок. Девушки из рода патрициев при выходе из дома закрывали свои нарядные платья темными одеяниями и прятали лицо под вуалью, доходившей до груди. Женщины прибегали к макияжу, наиболее распространенным обычаем являлось окрашивание волос в белый цвет с помощью шампуней acque или bionde, изготовлявшихся на основе квасцов, меда и с добавлением небольшого количества серы. Женщинам рекомендовалось больше пребывать на солнце, «чтобы волосы становились восхитительно белыми», как советовал автор этого рецепта. Позднее «Магдалина» Тициана устранила моду на белые волосы. Надевая украшения, венецианские женщины обретали возможность самоутверждения в обществе, поскольку политическая, экономическая и общественная деятельность была для них недоступна.