В одно мгновенье за плечи, а он,
Когда раскрылись демонские крылья,
Собрал свои последние усилья
115 И, дерзостью безумной увлечен,
За сатану руками ухватился
И по бокам косматым опустился,
Скользя меж им и ледяной стеной,
119 До самых бедер беса и со мной
(Все для меня казалось непонятно),
Ногами вверх, а головою вниз
122 Он быстро опрокинулся обратно
И стал ползти, а я на нем повис…
124 Мне чудилось, хоть то невероятно,
Что снова возвращаемся мы в Ад.
Что не вперед стремимся, а назад.
127 Тогда сказал мой спутник, задыхаясь,
Как человек, лишенный сил почти:
Держись теперь ты крепче, не срываясь.
130 По одному лишь этому пути
Из царства зол мы можем удалиться.
Нам выхода другого не найти:
133 Затем со мной спешил остановиться
Он на одной из выдавшихся скал,
Где на обрыве мог я укрепиться,
136 А сам передо мной он твердо стал.
Я поднял вверх глаза, воображая
Увидеть Дите так, как он стоял,
139 И, сам своим глазам не доверяя,
Увидел только ноги сатаны,
Но кверху обращенные… Сгорая
142 Сомнением — что чувствовал тогда я —
Понять простые смертные должны,
Во мне все мысли сделались темны, —
145 Я был смущен, никак не постигая,
Как миновал я роковую грань.
Тогда сказал путеводитель: «Встань,
148 Пройти еще нам остается много,
И будет тяжела еще дорога,
А солнце совершило в небесах
151 Уж треть пути». Тогда мы очутились
В подземных, незнакомых мне местах.
Куда лучи дневные не пробились,
154 И глыбы первобытные земли
Передо мной в пещере громоздились.
Я с места встал. «Пока мы не ушли
157 Из этих мест, мое недоуменье
Прошу тебя, учитель, разреши:
Где тот ледник в его оцепененье? —
160 Так говорил поэту я в тиши. —
Как Люцифер мне виден вверх ногами,
Когда сейчас он только был над нами?
163 Как вечером возможен утра свет?..
Вся голова моя как бы в тумане».
И мне Вергилий дал тогда ответ:
166 «Ты миновал уже черту той грани,
Где Люцифером замкнут темный Ад;
Когда я опрокинулся назад,
169 Ты перешел ту точку роковую,
Тот центр земли, куда со всех сторон
Все тяжести стремятся. Небосклон
172 Теперь иной над нами; мы иную
Имеем гемисферу над собой;
Она лежит под самой сферой той,
175 Раскинутой над нашею землею,
Под сферою, где прежде умерщвлен
Был тот, что без греха на свет рожден
178 И умер без грехов. Своей пятою
Теперь ты попираешь малый круг,
Джудекке антиподный. Над тобою —
181 Теперь есть свет, там — мрак лежит вокруг,
А Люцифер, нам лестницей служивший,
Лежит все там же. В Царство вечных мук
184 Упал он с Неба, ужасом смутивший
Земную глубь, и, отступив назад,
Земля покрылась морем, где, застывший
190 От проклятого тоже отступило
И сделалось особою горой».
Внутри земли, под каменной корой
193 Одно есть место: трудно б очень было
Его найти, когда бы ручейка
Журчание его нам не открыло,
196 Иначе тьма была так глубока,
Что далее идти бы невозможно…
В том месте, где ручей бежал, была
199 С расселиной наклонною скала,
В расселину прошли мы осторожно:
Земная жизнь к себе нас вновь звала,
202 Скользили мы без отдыха над бездной,
И наконец над нами в вышине
Сверкнул небес прекрасный купол звездный
205 И снова улыбнулись звезды мне.
«Тристан и Изольда»
Роман о Тристане и Изольде
В средние века в литературе появился и стал чрезвычайно распространенным так называемый рыцарский роман. Самым известным произведением того времени стала повесть о Тристане и Изольде. Основной темой которого была страстная, трагическая любовь. Волею случая молодые люди выпивают любовный напиток, который наполняет их души безрассудной страстью. Герои понимают безнадёжность и преступность своего чувства, но всё время стремятся друг к другу. Не сумев в жизни обрести счастья, они в смерти навсегда остаются вместе.
Легенда о Тристане и Изольде корнями уходит в глубину веков. И хотя параллели сюжета просматриваются у многих народов, в поэзию средневековой Западной Европы эта история пришла в кельтском оформлении, с именами и характерными чертами сказаний, которые отличались богатой фантазией и пылкими чувствами.
В художественных произведениях последующих веков и в современной культуре можно встретить бесчисленные намеки и отсылки к данной легенде. Сюжет и отдельные сцены множество раз воспроизводились в литературе, живописи, музыке, театральных постановках, кинематографе, в работах мастеров декоративно-прикладного искусства.
Первые версии романа в литературной обработке (прежде всего в стихотворной форме) начали появляться с середины XII века. Возникло множество подражаний, сначала на французском, а потом и на различных европейских языках — немецком, испанском, итальянском, английском и других. Позже, в XIII веке, создаются прозаические дополненные варианты повествования. Но все они были рукописные и плохо сохранились. Восстановить и обработать оставшиеся части и отрывки, собрать их воедино — кропотливая и трудная задача, с которой блестяще справился видный французский ученый, филолог-медиевист, Жозеф Бедье (1864–1938). Воссозданный и реконструированный им «Роман о Тристане и Изольде» в стилизованном пересказе завоевал большую популярность и много раз издавался на русском языке. Именно он и предлагается сейчас читателю.
Глава IДетские годы Тристана
Не желаете ли, добрые люди, послушать прекрасную повесть о любви и смерти? Это повесть о Тристане и королеве Изольде. Послушайте, как любили они друг друга, к великой радости и к великой печали, как от того и скончались в один и тот же день — он из-за нее, она из-за него.
В былые времена царствовал в Корнуэльсе король Марк. Проведав, что его враги на него ополчились, Ривален, король Лоонуа, переправился через море ему на помощь. Служил он ему и мечом и советом, как то сделал бы вассал, и служил столь верно, что Марк наградил его рукою сестры своей, красавицы Бланшефлер, которую Ривален полюбил несказанной любовью.
Он сочетался с нею браком в церкви Тинтажеля. Но едва успел он жениться, как до него дошли вести, что его старинный враг, герцог Морган, обрушившись на Лоонуа, разоряет его земли, опустошает нивы и города. Наскоро снарядил Ривален корабли и повез Бланшефлер, беременную, в свою дальнюю страну. Пристав у своего замка Каноэль, он оставил королеву на попечение конюшему своему Роальду, которому за его верность дали славное прозвище: Роальд Твердое Слово. Затем, собрав баронов, он отправился на войну. Долго ждала его Бланшефлер. Увы, ему не суждено было возвратиться! Однажды она узнала, что герцог Морган вероломно убил его. Она не оплакивала его: ни стонов, ни сетований. Но ее члены сделались слабыми и безжизненными; душа ее страстно пожелала вырваться из тела. Роальд старался ее успокоить.
— Государыня! — говорил он. — Прикоплять горе к горю нет выгоды. Разве всем родившимся не предстоит умереть? Пусть же Господь примет умерших, и да сохранит он живых!..
Но она не хотела его слушать. Три дня ждала она свидания с милым супругом; на четвертый родила сына и, взяв его на руки, сказала:
— Сын мой, давно желала я увидеть тебя: вижу прекраснейшее создание, какое когда-либо породила женщина. В печали родила я, печален первый мой тебе привет, и ради тебя мне грустно умирать. И так как ты явился на свет от печали, Тристан и будет тебе имя[216].
Так сказав, она поцеловала его и как поцеловала, скончалась. Роальд Твердое Слово взял на воспитание сироту. Уже воины герцога Моргана окружили замок Каноэль. Как было Роальду долго выдержать войну? Правду говорят: «Отчаянность — не храбрость». Пришлось ему сдаться герцогу Моргану. Но из боязни, чтобы Морган не умертвил сына Ривалена, конюший выдал его за собственного ребенка и воспитал со своими сыновьями.
Спустя семь лет, когда наступило время взять мальчика из рук женщин, Роальд вверил его мудрому наставнику, славному оруженосцу Горвеналу. Скоро обучил его Горвенал искусствам, какие приличествовали баронам: как владеть копьем и, мечом, щитом и луком, бросать каменные диски, перескакивать одним прыжком широчайшие рвы; научил его ненавидеть всякую ложь, всякое вероломство, помогать слабым, держать данное слово; обучил всякого рода пению, игре на арфе и охотничьему делу. Когда мальчик ехал верхом среди юных оруженосцев, то казалось, что его конь, оружие и он сам составляли одно целое и нельзя было их разделить. Глядя на него, столь прекрасного, мужественного, широкоплечего, тонкого в талии, сильного, верного и храброго, все славили Роальда, что у него такой сын. А Роальд, памятуя о Ривалене и Бланшефлер, юность и прелесть которых оживала перед ним, любил Тристана как сына и втайне чтил его как своего повелителя.