Похож бы был на лютню очень он,
Когда б из бедер ноги не торчали.
Он страшной водяной был отягчен,
70 И эти ноги чуть его держали;
Раздутостью пугал его живот.
Стонала тень от жажды и печали,
73 И, словно пасть, она открыла рот:
«О, вы, вы, избежавшие страданья,
Которое в вертепе адском жжет,
76 Прошу вас, обратите же вниманье
Вы на меня, — так говорил дух нам, —
Я знаменитый мастер был, Адам[181].
79 Огромное имел я состоянье.
Не знал забот, не понимал нужды,
А здесь в Аду одно мое желанье:
82 Желаю каплю только я воды.
В моем уме всегда одна картина:
Холмов, цветущих в зелени, гряды,
85 И с тех холмов зеленых Казентино
Бегут ручьи и падают в Арно…
О них воспоминание одно
88 На краткий миг во мне не замолкает.
Оно ужасней всяких адских мук,
Ужаснее, чем тяжкий тот недуг,
91 Который вечно здесь меня терзает.
Одно воспоминание о тех
Местах, где совершил я тяжкий грех,
94 Является моей ужасной казнью,
И вечной мукой, вечною боязнью
Терзаюсь я за то, что выпускал
97 Поддельные флорины, и за это
Сожжен был я… О, если б отыскал
В Аду я два проклятые скелета
103 Те призраки, исполненные злобы,
Которые вокруг меня снуют,
Сказали мне, когда они не лгут,
106 Что в Ад сюда один Гюидо сброшен…
Но для чего теперь о том мне знать?
Вот в чем вопрос! Разит меня как нож он.
109 О, что могу в Аду я предпринять,
Чтоб насладиться делом отомщенья,
Когда мои все скованы движенья…
112 О, если б я хотя был легок так,
Чтоб каждое столетье подвигаться
Вперед мог на единый только шаг,
115 То я бы не подумал колебаться
И двинулся б вперед, чтоб отыскать
Во тьме, где души падшие крутятся,
118 Того, кого я должен проклинать,
Хотя окружность адской всей долины
И велика… Нельзя мне забывать,
121 Что все мои мученья и кручины
Чрез двух презренных братьев я узнал.
Подделывать фальшивые флорины
124 Они меня заставили, и стал
Я жертвой их». Но тут спросил его я:
«Не знаешь ли, скажи, кто эти двое,
127 Которые правей тебя лежат,
Один к другому плотно прижимаясь,
И пар встает над ними, колыхаясь?»
130 Он отвечал: «Когда сошел я в Ад,
Они лежали здесь, не поднимаясь,
Не шевелясь. Столетий многих ряд
133 Им суждено остаться без движенья.
Тень первая — Пентефрия жена,
За клевету достойная презренья.
136 Другая ж тень, с которою она
Не разлучаться в бездне сей должна, —
Синона[183] тень: то грек, стыда лишенный.
139 Над ними пар стоит всегда зловонный…»
Тогда одна из этих двух теней,
Услыша приговор бесцеремонный,
142 Ударила врага рукой своей
По животу отвисшему, и брюхо,
Как барабан, вдруг загудело глухо.
145 Но и Адам ответил ей в тот миг
Ударом по лицу своей рукою,
И был удар не легок и такою
148 Закончен речью: «Если не привык
И не могу я с места подвигаться,
Зато своей рукой, могу признаться,
151 Владею я, и мой удар силен».
И отвечал на то ему Синон:
«Когда при жизни должен был взбираться
154 Ты на костер, тогда твоя рука
Была едва ли столько же ловка,
Как некогда, когда, на диво свету,
157 Чеканил ты фальшивую монету».
«На этот раз ты правду говоришь;
Зато солгал — и ложь все знают эту —
160 Ты при осаде Трои. Замолчи ж!..»
Синон же без ответа не остался:
«Пусть так, пусть я обманывать старался,
163 А деньгами обманывал ты всех.
Я за один сюда попался грех,
А ты зато в таких грехах попался,
166 Которые не снятся сатане…»
И тень с раздутым брюхом отвечала:
«О деревянном вспомни ты коне,
169 Предатель ненавистный! Разве мало
Тебе того, что вся земля узнала,
Как дал тогда преступный ты совет.
172 Тебя теперь стал презирать весь свет!
Казнись же тем!» — «А ты страдай от жажды,
От жажды, от которой не однажды
175 Язык твой будет трескаться и рот,
От той воды поганой и зловонной,
Что, как забор, твой вспучила живот».
178 И отвечал монетчик разъяренный:
«Преступный рот привык ты раскрывать
Лишь для того, чтоб лгать и предавать.
181 Пусть, тяжкою болезнью изнуренный,
Я пухну, вечной жаждою томим,
А ты — горячкой огненной палим,
184 И череп твой всегда — воспламененный…
Тебя не стали б долго умолять,
Чтоб зеркало Нарцисса полизать
187 Решился ты…» Я не щадил усилий,
Чтоб уловить теней взбешенных спор,
Вдруг: «Берегись! — проговорил Вергилий. —
190 Заслужишь ты и гнев и мой укор,
Когда их спором будешь увлекаться».
Я покраснел и опустил свой взор
193 С таким стыдом, что даже, может статься,
Готов теперь воскреснуть он опять,
Когда я стану вновь припоминать
196 Все, что тогда со мной происходило.
Я словно был охвачен смутным сном,
И хоть вины во мне сознанье было,
199 Но я молчал; певец сказал потом:
«И бо́льшая вина твоя была бы
Искуплена столь искренним стыдом:
202 Утешься же! Все люди в мире слабы…
Но если ты еще когда-нибудь
Услышишь спор, достойный лишь презренья,
205 Прочь уходи. Совет мой не забудь».
Песня тридцать первая
Путники приближаются к краю глубокого рва, составляющего последний, девятый круг Ада. Немврод, Эфиальт и гигант Антей.
1 Речь, от которой я в одно мгновенье,
Стыд чувствуя, невольно покраснел,
Мне принесла потом и исцеленье.
4 Таким копьем, как говорят, владел
Ахилл: оно смертельно поражало,
И снова роковые язвы тел
10 Над нами мгла: то был ни мрак, ни свет;
Над бездной тьмы там поднималась бездна,
И не могло быть в сумраке полезно
13 Мне зрение, но слух был поражен:
Такой ужасный трубный звук раздался,
Что заглушил бы гром небесный он,
16 И сквозь туман я разглядеть старался
То место, где гремел незримый рог.
Ему внимая, втайне я сознался,
19 Что сам Роланд сильней трубить не мог
В печальную минуту пораженья
Святого, но несчастного сраженья,
22 Где Карл Великий битву проиграл[185].
Едва очнулся я от удивленья
И в даль с усильем вглядываться стал,
25 Как вдруг мне в ту ж минуту показалось,
Что предо мной в тумане возвышалась
За башней башня. Тихо я сказал:
28 «Учитель! Это город, без сомненья,
Я вижу там?» Мне отвечал поэт:
«Обманчиво твое воображенье:
31 Сквозь эту полутьму и полусвет
Не может человеческое зренье
Проникнуть, и тебе я дам совет:
34 Иди вперед, чтоб ближе убедиться,
Как расстоянье может обмануть
Порой наш глаз. Так продолжай свой путь,
37 Но чтоб не мог ты очень изумиться, —
Взяв за руку меня, сказал певец, —
То должен ты теперь же убедиться
40 И истину проникнуть наконец,
Что там не башни видишь сквозь туман ты,
Нет, сын мой, это страшные гиганты,