Неаполитанском королевстве, в Венеции, в римской курии стоимость золота росла. Французский король, которого мы здесь принимаем за ориентир, в 1290 г. был вынужден провести первую мутацию, но драгоценные металлы продолжали дорожать, и Филипп Красивый должен был в 1295 и 1303 гг. снова декретировать мутации. Попытки возвращения к тому, что называли «хорошей» монетой, в 1306, 1311 и 1313 гг. не удались. Поэтому после Филиппа Красивого с 1318 по 1330 г. монету последовательно продолжали ухудшать. В частности, в 1318-1322 гг. мутация затронула турский грош, в 1322-1326 г. ухудшался в основном аньель, а с 1326 по 1329 гг. королевское правительство оказалось бессильным помешать новому снижению цены, и монету стали называть «тающей»[54].
Эти мутации производились не только с целью привести монетное обращение в соответствие с экономическими реалиями: для монархов и, в частности, для французского короля, фискальная система которого была еще слабой, это было возможностью приобрести деньги, сократив свою задолженность. Реакцией на такие меры, как раз невыгодные для купцов и наемных работников, было резко враждебное отношение к действиям королевского правительства. Поэтому монетные мутации становились одной из главных причин народных восстаний и политических волнений XIV в. Пусть король обеспечит «хорошую», то есть стабильную, монету, — вот чего стало требовать общественное мнение, и формированию этого требования способствовала реакция на монетные мутации. Эти мутации стоили Филиппу Красивому оскорбительного прозвища «фальшивомонетчик». Однако по самый XVI век фабриковалось и без проблем циркулировало немало фальшивых документов — достаточно вспомнить подложный «Константинов дар», состряпанный в VII в. в Риме и оправдывавший существование папского государства. В течение почти всего средневековья в христианском мире беспрепятственно ходили имитации византийских или мусульманских монет. Оскорбительное понятие «фальшивомонетничество» было связано с зарождением государств, претендовавших на суверенитет, это было постфеодальное понятие, соотносившееся с прогрессивным институтом монетной регалии, посягательство на которую расценивалось как преступление, позже названное «оскорблением величества». В XIV и XV вв. уже обнаруживается несколько случаев кары за фальшивомонетничество как за незаконное присвоение регального права чеканки монеты. С XIII в. наказание в виде жестокой казни (выкалывание глаз, варка в котле), иногда упоминавшееся во Французском королевстве, может быть, оставалось, скорей, теоретически возможным.
Монетную стабильность в Европе подрывало также то, что Спаффорд назвал «победой золота». Действительно, английский историк считает, что в паре золото-серебро после восстановления биметаллизма в XIII в. золото заняло первое место, что ухудшило ценностное соотношение обоих металлов. В Кремнице, в Венгрии, богатая золотая копь, хоть и не идущая в сравнение с африканскими или восточными, стала около 1320 г. разрабатываться интенсивней. Запасы золота, привозимого из Венгрии и особенно из Африки и с Востока, традиционных регионов его добычи, в начале XIV в. стали значительными. Важным центром его доставки и перераспределения сделалась Венеция. Реэкспортируемое Венецией золото поступало во многие монетные мастерские, самой крупной из которых была, несомненно, флорентийская: хронист Джованни Виллани уверяет, что около 1340 г. монетный двор города ежегодно чеканил от 350 тыс. до 400 тыс. золотых флоринов. Во Франции чеканка и обращение золотой монеты, ранее имевшие отношение в основном к Парижу, распространились в большей части королевства, особенно когда король Филипп VI тратил все больше денег в преддверии Столетней войны. Точно так же чеканка и обращение золотых монет стали обычным делом в долине Роны, благодаря чему авиньонские папы, в частности Климент VI, с 1342 по 1352 г. могли делать значительные расходы. Только к концу 1330-х гг. существенное количество золотых монет достигло Северо-Западной Европы, по причинам, похоже, более политическим, чем коммерческим. Как и Филипп VI Французский, Эдуард III Английский за золото покупал союзников для начального этапа Столетней войны. Его главными кредиторами, как мы видели, были флорентийские банкиры, в частности семьи Барди и Перуцци. Самым дорогим из его союзников оказался герцог Брабантский, предположительно получивший 360 тыс. флоринов. Эдуард III купил также военную помощь императора Людовика Баварского, тогда как Филипп VI оплатил присоединение графа Фландрского и короля Чехии Иоанна Люксембурга. Эти выплаты привели к тому, что в монетных мастерских Брабанта, Эно, Гельдерна и Камбре, где чеканка золотой монеты впервые началась в 1336-1337 гг., серебряные слитки нередко заменяли золотыми монетами. К флорентийскому флорину и его имитациям и к французскому золотому экю в Германии добавились золотые монеты, которых все больше чеканили архиепископы Кёльнский, Майнцский и Трирский, епископ Бамбергский и некоторые светские сеньоры. Монетные мастерские концентрировались в долинах Рейна и Майна. На территории Ганзейского союза золотую монету чеканила с 1340 г. только любекская монетная мастерская, продолжая выпускать в обращение и серебряные монеты. Похоже, любекские золотые монеты не были связаны с политическими замыслами, как в других местах, а просто предназначались для поддержания торговли с Брюгге.
В самом деле, выплаты золотом вскоре распространились и на торговлю. В частности, за такой важный продукт средневекового экспорта, как английская шерсть, приблизительно с 1340 г. платили всё дороже. При помощи флорентийских монетчиков, привлеченных в Англию, Эдуард III начал чеканить монету, которую назвали нобль. Англия также усвоила привычку требовать за виднейших пленников, захваченных в Столетней войне, выкуп в золотых монетах. Это относится к выкупу за французского короля Иоанна II Доброго, плененного в битве при Пуатье (1356 г.). Несмотря на разработку золотых копей в Венгрии, в Центрально-Восточной Европе до XVI в. золотые монеты чеканили только в очень малом количестве, за исключением венгерского дуката, который все больше поступал в обращение по мере прогресса в разработке золотых копей в Венгрии. Во Флоренции и в Венеции с середины XIV в. золотые монеты получили такое распространение, что стали самыми употребительными счетными монетами вместо серебряных. Экспорт золота из Африки, в частности из Сиджильмасы в Марокко, продолжался, что поражало видных мусульманских писателей и путешественников середины XIV в. Ибн Баттуту и Ибн Хальдуна и способствовало торговле арабских купцов между Сахарой и Италией, а особенно Испанией. Поступление африканского золота позволяло испанским монетным мастерским чеканить золотые дублоны в Кастилии и золотые флорины в Арагоне.
Попытки стабилизации
Монетные мутации и расстройства, которые они вызывали, как и можно было ожидать в обществе, где экономика встроена во всеохватывающую политическую и религиозную систему, дали повод для создания очень важного произведения, по сей день остающегося шедевром средневековой схоластики о том, что мы называем экономикой. Имеется в виду трактат «О монетах» (De moneta) парижского университария Николая Орема (ок. 1320-1382), связанного с одной из самых знаменитых коллегий факультета искусств Парижского университета — Наваррской, где он с 1356 по 1361 г. был великим магистром и где ранее 1360 г. написал этот трактат, сначала на латыни, потом на французском. В XIV в. это произведение воспринималось как второстепенное среди очень многообразных работ Орема, включающих переводы Аристотеля с комментариями и труды, посвященные математике, музыке, физике, астрономии и космологии, где Николай Орем страстно разоблачал астрологию, а также гадательные и магические искусства. Однако сегодня трактат «О монетах» остается самым известным и самым прославленным из его сочинений. В этом произведении, имеющем скорей политический характер, автор показывает вред монетных мутаций, декларирует обязанность королей обеспечивать стабильность монеты и утверждает, что монета, даже если ее выпуск относится к регальным прерогативам, — не личное достояние короля, а общее достояние народа, который ее использует. Трактат Николая Орема, вероятно, оказал влияние на французского короля Иоанна II Доброго, восстановившего «хорошую», то есть стабильную монету в виде золотой монеты — франка, который после недолгой и неудачной попытки Людовика Святого родился на долгие века, и в то же время возродившего турский грош с лилиями, турское и парижское денье по 24-й стопе[55]. Это решение было провозглашено королевским ордонансом, который был обнародован в Компьене 5 декабря 1360 г. и адресован генеральным мастерам монетных дворов (generaulx-maistres de nos monnoyes), a также бальи и сенешалям с тем, чтобы они обеспечили, соответственно, техническое и административное его выполнение. Франки из чистого золота, выпускаемые из расчета 63 монеты на парижскую марку (весившую 244,75 г), должны были стоить 20 турских су.
Будет даваться менялам за каждую золотую марку 60 таковых франков, и за каждую серебряную марку с пробой в 4 денье 12 гранов — 108 турских су, и за все прочие серебряные марки с пробами в 2 денье и в 1 денье 18 гранов — 4 ливра 18 турских су, монеты же чистого золота «руаяль», каковые ранее велел чеканить Его Величество либо другой от Его имени, будут стоить лишь 13 су 4 парижских денье за монету после обнародования наших ордонансов на сей счет; и белые денье, каковые ходили по курсу десять турских денье за монету и имели изображение короны, будут стоить всего четыре турских денье за монету, и все прочие золотые и серебряные монеты будут цениться на вес биллона[56].
Сын Иоанна II Доброго, Карл V (1364-1380), уделял стабильности монеты большое внимание. Он велел дать широкую огласку во Французском королевстве булле папы Климента V за 1309 г., отлучающей фальшивомонетчиков от церкви, боролся с подделками и спекуляцией. В 1370 г. он пов