Оказывается, летописям известна точная дата гибели последних русских храбров: 31 мая 1223 года на реке Калке русско-половецкое войско впервые встретило ордынцев:
…Убиша же на томъ бою и Александра Поповичя, и слугу его Торопа, и Добрыню Рязаничя Златаго пояса, и седмьдесятъ великихъ и храбрыхъ богатырей…[267]
После гибели русских храбров некому стало защитить русскую землю, и враги пировали на досках, под которыми лежали русские князья и военачальники. Впрочем, несмотря на гибель храбров в XIII веке, спустя три столетия русские люди, как отмечал Сарницкий, еще верили, что их защитники храбры – это полубоги, которые в случае опасности снова встанут на защиту родной земли.
Глава 6. Под властью Золотой Орды
События середины XIII века стали по-настоящему тяжелым испытанием для Руси. В ордынском нашествии многие русские города были сожжены дотла, уникальные ремесла – уничтожены, а сама Русь – отброшена на несколько столетий назад. Что еще хуже, Орда забрала в рабство невероятное количество детей и молодых женщин – основной генофонд нации.
Провозглашение Темуджина Чингисханом в 1206 году, иллюстрация к «Сборнику летописей», начало XIV века.
Wikimedia Commons
Как выглядело нашествие, можно судить на примере завоевания в 1220 году азиатского города Мерва (на территории современного Туркменистана), красочно описанного арабами:
Тогда он сел на золотой престол и приказал привести тех воинов, которых он захватил. Они были приведены, связаны и обезглавлены, а люди глядели на них и плакали. Что же касается простого народа, то мужчины, женщины, дети и деньги были разделены. И был это день, ознаменовавшийся обилием стенаний, плача и рыдания. Схватили они богатых людей, били их и мучили всеми возможными истязаниями для вымогательства денег. Случалось, иной из них умирал от сильных побоев, но не было у него ничего, чем бы он мог откупиться. Потом они зажгли город…[268]
Ордынцы не нуждались в таком количестве рабочих рук. Многих пленных за ненадобностью убивали на месте, а оставшихся молодых мужчин использовали в качестве живых щитов при штурмах городов.
Археолог Владислав Даркевич (1934–2016) своими глазами видел последствия нашествия на городище Старая Рязань:
Археологические раскопки открыли трагическую картину тотального зверского уничтожения населения города. Вспахивая огороды или копая погреба, крестьяне Старой Рязани издавна натыкались на человеческие кости и черепа. Создавалось впечатление, что на городище и за его пределами раскинулся обширный «город мертвых». При исследованиях на Северном городище обнаружены погребения со следами насильственной смерти… ‹…›
…Из 143 вскрытых погребений большинство принадлежит мужчинам в возрасте от 30 до 40 лет и женщинам от 30 до 55 лет. Много детских захоронений, от грудных младенцев до 6–10 лет. Это рязанцы, которых завоеватели истребили поголовно, многих уже после взятия города. Юношей, девушек и молодых женщин, оставшихся в живых, вероятно, разделили между воинами. Найден скелет беременной женщины, убитый мужчина прижимал к груди маленького ребенка. У части скелетов проломлены черепа, на костях следы сабельных ударов, отрублены кисти рук. Много отдельных черепов. В костях застряли наконечники стрел.
Жителей городов, оказавших упорное сопротивление, ожидала жестокая расправа. За исключением ремесленников и обращенных в рабство, остальных пленных зарубали топором или обоюдоострой секирой. Массовые казни происходили методично и хладнокровно: осужденных разделяли между сотниками, те же – поручали каждому рабу умертвить не менее десяти человек[269].
Жуткие следы гибели целых городов археологи обнаруживали не только в Старой Рязани, но и «в Киеве, Райковецком городке, в городах-крепостях Колодяжин и Изяславль во Владимиро-Волынском княжестве»[270]:
Сотни скелетов защитников с оружием и в доспехах лежали там, где их настигла смерть. Останки стариков, женщин и детей обнаружены под обвалами сгоревших построек и внутривальных жилых клетей, на площадях, на дне оборонительных рвов, в патернах – подземных тайных ходах из крепости. В Киеве две девочки-подростка спрятались, прижавшись друг к другу, в глинобитной печке, где их и застала гибель. В Райках искавшая спасения женщина до последних минут жизни обнимала своего ребенка[271].
Жизнь пленника в Орде – или, как ее называли сами монголы, в Улус Джучи – стоила мало. По словам итальянца Джиованни Карпини (ок. 1182–1252), побывавшего там, если рабы «не повинуются по мановению, то их бьют, как ослов»[272]. Иностранец наблюдал, как они «часто ходят в меховых штанах, а прочее тело у них все нагое, несмотря на сильнейший солнечный зной, зимою же они испытывают сильнейший холод»[273]. От обморожения рабы теряли пальцы и другие части тела. В случае смерти госпожи или господина слуг и служанок могли похоронить вместе с другим имуществом и лошадьми.
Пленники-мужчины становились пастухами, земледельцами или же слугами. Рабы-ремесленники строили ордынские города и корабли, и их положение было чуть лучше, чем у других: со временем они могли обзавестись домом и даже обрести свободу.
Всех пленниц привозили в столицу Орды – Сарай-Берке, величественный город с дворцами и общественными зданиями, расписанными золотом. Уже тогда там была канализация и система водоснабжения, а в некоторых зданиях – даже центральное отопление, тогда как в Версале такой роскоши, как канализация, не появилось даже в XVIII веке.
Здесь, в столице, русских девушек разделяли: большинство отправляли на невольничьи рынки и продавали – в основном в восточные страны. Так, в ноябре 1317 года в Александрию на корабле доставили 200 невольниц и 300 невольников на продажу[274]. И им, вероятно, еще повезло: девушкам несимпатичным или имеющим физические дефекты могли отрезать уши, вырвать ноздри, заклеймить раскаленным железом лоб или щеки[275]. Закованные в кандалы, эти пленницы днем выполняли самую тяжелую работу, а ночью их скидывали в темницу, швыряя им лишь червивое мясо, от которого отказывались собаки.
Рабыня, особенно красивая, считалась прекрасным подарком и могла за один год сменить до пяти хозяев – знатных ордынцев. Гаремы как таковые появились в Золотой Орде лишь после принятия ислама, во времена правления хана Узбека, но и до него у монголов многоженство было в порядке вещей. При Чингисхане считалось нормой иметь 20 и даже 100 жен. Каждая из них жила отдельно, в большой юрте, со своими служанками и рабами.
Монгольский хан, его жена и их девять сыновей, страница из «Чингиз-наме», ок. 1596.
The Metropolitan Museum of Art
В гаремах же Золотой Орды женщин были тысячи, и все бесправные рабыни. Стоило хоть чем-то не угодить господину – и провинившуюся жестоко казнили. А вот попасть на ложе хана шансов для них было крайне немного. В основном пленницы ханского гарема прислуживали ханским женам. Каждую из них по традиции сопровождала огромная свита невольниц и невольников. Вот как описывает проезд ханской жены (хатуни) арабский купец и путешественник Ибн Баттута (1304–1369):
При всякой (из них) около 50 девушек, верхами на конях. Перед арбой до 20 старых женщин, верхами на конях, между отроками и арбою, а позади всех около 100 невольников из молодежи. Перед отроками около 100 старших невольников верховых и столько же пеших, с палками в руках своих и с мечами, прикрепленными к поясам их; они (идут) между конными и отроками. Таков порядок (следования) каждой хатуни их при уходе ее и приходе ее[276].
Для аристократок Золотой Орды невольницы были предметом мебели, способом развлечься и продемонстрировать свое богатство и статус. Тот же Ибн Баттута видел, как три десятка невольниц следовали за женой эмира Салтыя, приподнимая полы ее одежды.
На платьях ее были петли; каждая девушка бралась за петлю, приподнимая от земли полы со всех сторон, и она (хатунь) шла таким образом, важно покачиваясь[277].
У менее состоятельных дам было лишь 3–4 прислужницы.
За любую провинность рабыню секли плетьми так, что многие молили о смерти. При этом в остальном монголы придерживались относительно прогрессивных взглядов на права женщин. Тот же Ибн Баттута был шокирован тем, что женщины разговаривают со своими мужьями на равных и не избегают мужчин:
В этом крае я увидел чудеса по части великого почета, в каком у них женщины. Они пользуются большим уважением, чем мужчины[278].
Некоторые историки считают, что с «ордынским» периодом нашей истории многое неясно. Например, почему многие русские аристократы – это потомки завоевателей, тех самых ордынцев, да к тому же гордившиеся своим происхождением? Апраксины, Дашковы, Державины, Голицыны, Годуновы, Кочубеи, Салтыковы, Юсуповы… Получается, завоеватели активно ехали на службу к завоеванным? Более того, служить в Москву массово отправлялись люди из процветавшего тогда Великого княжества Литовского.