«Средневековое общество, как светское, так и церковное, характеризовалось серией публичных ритуалов, которые неизменно влекли за собой изменение статуса участвующих в них мужчин и женщин, – пишет шотландский историк, доктор Уильям М. Эйрд. – В аристократических кругах проявления военной доблести сами по себе не были достаточным доказательством достижения зрелости». Поэтому публичная церемония посвящения как бы допускала молодого человека в боевое братство, но этот обряд не означал, что новоиспеченный рыцарь сразу обретает всю положенную ему мужественность. «От рыцарей ожидалось, что они будут действовать определенным образом, но было признано, что в пылу битвы они могут “вести себя не как взрослые мужчины”. Другими словами, “шевалье” все еще оставались “юношами”, пока не достигнут других необходимых качеств зрелости. Акты безрассудной храбрости также не делали мужчину мужчиной, поскольку они отнюдь не рассматривались как действия взрослых мужчин-воинов, а, как это ни парадоксально, были поводом для критики… Критика часто обрушивалась на молодых рыцарей, которые безрассудно бросались в бой, не прислушиваясь к мудрым советам старших. Сдержанность была добродетелью зрелого мужчины; нетерпение и безрассудство были недостатками юноши».
Конфликт поколений
Неудивительно, что рыцарская молодежь была склонна сбиваться вместе и группироваться вокруг такого же молодого лидера, сына какой-нибудь очень высокопоставленной персоны.
Это было вполне логично – сын короля или крупного феодала, с одной стороны, конечно, обладал достаточно высоким статусом в силу происхождения, да и будущее его было обеспечено. Но, с другой стороны, он относился к числу той же рыцарской молодежи, то есть в глазах отца и всех опытных и тем более прославленных рыцарей был всего-навсего мальчишкой. И чтобы переломить такое отношение к себе, он должен был либо обзавестись соответствующими атрибутами взрослого человека, либо тоже совершить что-то особенное, после чего его вынуждены будут зауважать.
Упоминавшийся принц Генрих[22], сын Алиеноры Аквитанской, соратником которого был Уильям Маршал, решил этот вопрос с помощью участия в многочисленных турнирах. Он собрал группу молодых талантливых бойцов, они вместе кочевали с турнира на турнир, часто побеждали (для чего требовалась еще и разработка специальной стратегии), добывая таким образом славу и деньги. В итоге Генрих прославился как добрый и щедрый сюзерен, любой рыцарь был рад попасть в число его приближенных, так что у него начала складываться отличная «команда», которая могла бы поддержать его и в борьбе за власть, и в дальнейшем управлении страной. Но ранняя смерть прервала его блестящую карьеру.
Но тут надо учитывать, что отец Генриха, король Генрих II, сделал все, чтобы сын, несмотря на крайнюю молодость, быстро перестал считаться представителем «молодежи» и обрел нужный авторитет. Он и короновал его, формально объявив своим соправителем, и женил, и оплачивал его блестящую свиту, давая возможность проявлять королевскую щедрость.
Я не зря упомянула женитьбу – это важный момент. Как пишет Эйрд, «создание семьи как центра внимания военной свиты и как места выражения взрослой, то есть супружеской, сексуальности было непременным условием аристократического общества одиннадцатого века».
Рассказывая о другом английском принце, сыне Вильгельма Завоевателя, он объясняет: «Роберту необходимо было завести независимое домашнее хозяйство, чтобы занять положение полностью взрослого члена мужского пола в англо-нормандском аристократическом обществе. До тех пор, пока он не уедет от двора своего отца, он никогда не мог быть не кем иным, кроме как сыном своего отца и, таким образом, принадлежал к подчиненной маскулинности и был социально неполноценным».
Пишет он и о важности создания принцем собственной «команды»: «Согласно нормативным критериям англо-нормандского общества Роберту необходимо было создать свою собственную военную свиту и привязать ее к себе проявлениями щедрости. Полностью функционирующая свита тогда действовала бы как выражение его собственного успешного господства и независимости или, другими словами, его успешно достигнутой зрелости. Не имея средств содержать свиту и живя при дворе отца, Роберт постоянно осознавал свое подчиненное положение. Природа патриархата такова, что существует не только подчинение женщин мужчинам, но и доминирование отца над другими мужчинами семьи. Таким образом, в доме своего отца Роберт занимал подчиненное положение наряду с другими подчиненными группами, а именно с женщинами и теми, кто был ниже его в социальном плане».
Судя по тому, сколько молодых рыцарей сгруппировалось вокруг Роберта, поддерживая его в его недовольстве, и как быстро они начинали группироваться вокруг других подобных персон, проблема «отцов и детей» была довольно распространенной. Молодые рыцари стремились как можно скорее перейти из категории молодежи на следующую ступень, и тем из них, кто происходил из знатных и богатых семей, было обидно, что им приходится так же лезть из кожи вон, как и безземельным рыцарям. Хотя отцы могли бы перевести их на эту ступень чуть ли не по мановению руки – выделить собственное хозяйство, чтобы они могли зажить своим домом, жениться и числиться уже «не мальчиком, но мужем».
Но отцы, похоже, чаще всего не спешили давать сыновьям самостоятельность. И их тоже можно понять – достаточно посмотреть на того же Генриха Молодого короля, которого его отец Генрих II возвысил в таком юном возрасте. Он оказался не готов к такой ответственности и вместо благодарности захотел еще большей независимости, что привело к небольшой гражданской войне между ним и отцом. Лучше всего у него получалось ездить по турнирам.
Так что феодалы, возможно, не были так уж неправы, намеренно оставляя своих повзрослевших сыновей в статусе «молодежи», потому что как только те становились в глазах общества полноценными взрослыми мужчинами, отец и сын оказывались как бы на одном уровне, а нельзя забывать, что рыцарская культура была культурой соперничества.
Любовный подвиг
Но вернемся к тому, что молодым рыцарям для того, чтобы заслужить какой-то статус и привлечь к себе внимание, требовался подвиг или что-то, этот подвиг заменяющее. Войны, как это ни удивительно, шли не нон-стоп, да и отличиться там не всем удавалось. Турниры тоже случались не каждый день, особенно в период Позднего Средневековья, когда они из простых состязаний, имитирующих войну, где победитель получает выкуп, превратились в красивые шоу с участием ради участия, а не ради победы (да и призы стали скорее символическими). Даже Крестовые походы после XIII века практически сошли на нет.
Но зато идея куртуазной любви не только не угасла, а даже оформилась в определенную систему. И одной из причин ее живучести стало именно то, что куртуазная любовь и выступала для рыцарей в некотором роде метафорической заменой подвигам, поискам Святого Грааля или еще каким-либо деяниям рыцарей Круглого стола. Молодые люди грезили о тех легендарных временах, когда можно было сразиться с колдуном или убить дракона, и в своем служении Прекрасной даме использовали ту же символику, что и те образцы рыцарства, на которые они равнялись.
Куртуазная любовь в принципе не могла быть простой, она обязана была пройти через множество испытаний, в которых рыцарь показал бы свою храбрость, стойкость, благородство и получил благосклонность дамы как заслуженную награду. Причем «заслуженную» здесь – ключевое слово. Это служение Прекрасной даме проходило на глазах у общества, придирчиво оценивающего, достойно ли ведет себя рыцарь и заслуживает ли он ответной любви.
Вообще, как я уже писала выше, куртуазная любовь была тем самым «выстрелом», убивавшим даже не двух, а сразу нескольких «зайцев». Она, как я уже говорила, дисциплинировала молодежь – наиболее горячую и активную часть рыцарства, заставляя ее вести себя прилично, что было на руку и их сюзеренам, и всему обществу в целом. Она учила подчинению – об этом речь пойдет дальше, но суть и так понятна: рыцарь учился смирять гордость и служить даме, хотя женщина в средневековом мире в принципе считалась существом более низким, чем мужчина. Это тоже полезно, особенно для социальной группы, где у каждого оружие, а гордыня хоть и смертный грех, но страдать им не просто принято, а даже считается нормой.
Ну и, наконец, она действительно была очень удобной заменой убийству великанов и драконов и прочих подвигах, причем удобной не только для самих рыцарей, но и опять же для всего общества в целом. Энергия молодежи направлялась в относительно мирное русло, где традиционное рыцарское соперничество обретало свой самый приличный облик. Ведь благосклонность Прекрасной дамы можно было заслужить и без военных подвигов, и даже побеждать на турнирах для этого было необязательно. Ценились само служение, символика, знаки внимания, всевозможные красивые жесты и т. д. Конечно, герой всегда герой, и самые знатные дамы нескольких стран буквально становились в очередь, чтобы заплатить выкуп за попавшего в плен некрасивого дю Геклена. Но тянуться за такими, как он, было делом безнадежным, а куртуазная культура давала возможность завоевать репутацию безукоризненного рыцаря танцами, стихами, галантным обращением и соблюдением определенных куртуазных ритуалов.
Куртуазная любовь
Но эти ритуалы были тоже не так примитивны и понятны, как может показаться. Жорж Дюби[23] в исследовании «Женщины при дворе» очень четко и понятно описывает появление и укоренение во Франции XII века этой новой не только для Средневековья, но и во многом для человечества в целом модели отношений между мужчиной и женщиной, которую современники назвали fine amour («утонченной любовью»). Эту модель эмоциональных и физических отношений между рыцарями и дамами сейчас и принято называть «куртуазной любовью».