А вот как Клифан рассказывает о турнире, организованном Ричардом II в честь королевы Изабеллы в 1390 году в Лондоне: “Воскресные состязания были провозглашены празднеством зачинщиков. В три часа пополудни красочная процессия двинулась от лондонского Тауэра. Шестьдесят крытых попонами боевых коней с восседающими на них дворянами двигались на дистанции одного фута друг от друга; за ними следовали шестьдесят знатных дам, облаченных в богатые одежды и сидящих на изящных лошадях, двигавшихся тоже гуськом, причем каждую лошадь вел под уздцы рыцарь в полном доспехе, держа ее за серебряную цепь. Процессия в таком порядке проследовала по улицам Лондона от Чипсайда до Смитфилда, сопровождаемая певцами и музыкантами… по прибытии процессии в Смитфилд рыцари сели на своих коней и изготовились к состязанию, которое и началось вскоре”».
Но и турниры меньшего масштаба не отставали от королевских в желании пустить пыль в глаза, и в этом увлеченно участвовали как рыцари, так и дамы: «Существовала разновидность турнира, называвшаяся Espinette[39]. Такой турнир состоялся в Лилле в честь святых мощей, хранившихся в этом городе… Хьюитт приводит выдержку из «Хроники Фландрии» о празднестве, состоявшемся там в 1339 году: «Жеан Бернье отправился на турнир, взяв с собой четырех девиц, а именно – жену вельможи Жеана Бьенсема, жену Симона де Гардена, жену монсеньора Армори де ла Вигня и свою собственную жену. И упомянутый господин Жеан Бернье въехал на поле для поединка, его конь был ведом двумя упомянутыми девицами за две позолоченные цепи, тогда как две другие несли каждая по копью. И королем Espinette этого года стал Пьер де Куртрей, на гербе у которого на черном поле были три золотых орла с двумя головами и красными клювами и лапами».
Причем это было еще до того, как игровая часть турнира достигла своей кульминации. В XV веке бургундские герцоги стали проводить так называемые Падармы (Pas d’armes) – турниры со сценарием. Нет, бои там были самые настоящие, не постановочные, но участвующие в падарме благородные рыцари не просто били друг друга тяжелыми предметами, а, говоря современным языком, проходили некий квест – спасали прекрасную даму, например, или защищали замок. Для этого им требовалось выполнить задания – сразиться с определенным количеством рыцарей, выполнить некие обеты и т. д.
Такие падармы были результатом эволюции появившегося еще в XIII веке турнира с элементом ролевой игры – тогда рыцари, подражая героям артурианы, перекрывали какой-нибудь мост и предлагали всем проезжающим с ними сразиться. Бились тогда серьезно, проигравшие еще платили выкуп, но это все же была ролевая игра, потому что силой никого сражаться не заставляли, это было скорее приглашение, рыцарский вызов, и желающие сами съезжались, чтобы проверить свои силы и добыть славу.
«Квест» же XV века был уже не инициативой отдельного рыцаря, а проводился организованно и оформлялся очень пышно, с торжественными церемониями и игровыми персонажами. Так, например, в сценарии падарма «Перрон феи» были задействованы фея, «сумасшедший рыцарь», великан, мавры и турки, дикари, музыканты, пажи, лучники и шуты.
Первым падармом во Фландрии стало «действие военного подвига» (entreprince fait d’armes), устроенное Антуаном де Краоном в 1400 г. Расцвет же падармов пришелся на правление Филиппа Доброго и Карла Смелого. Различные тонкости турнирного церемониала нашли отражение во множестве источников, в том числе в фолианте «Трактат о форме и организации турнира», автором которого был страстный почитатель турниров Рене Анжуйский, номинальный король Сицилии.
Кроме того, он очень увлекался устроительством самых оригинальных шоу. Одна моя подруга называет его «первым ролевиком», и хотя он, конечно, был не первый такой «ролевик», но уж точно очень значительный и влиятельный. Да и возможности у него были такие, о каких можно только мечтать. «Однажды сам Рене Анжуйский, – пишет Окшотт, – участвовал в пастушеском турнире (pas de la bergère), где, предвосхищая нравы двора Людовика XV, все дамы и кавалеры были одеты пастухами и пастушками. Галерея для гостей была сделана в виде крытой соломой хижины, а “королева турнира” изображала пастьбу ягнят. Два рыцаря, вызывавшие желающих драться за честь дамы, были одеты пастухами. Это событие имело место в Тарасконе 1 июня 1449 года и полно описано в поэме сира Луа де Бове, который в нем участвовал. Такими же причудливыми действами были турниры под названиями “подвиг рыцаря у пасти дракона” или “замок веселых стражей” и т. д».
«Турниры стали теперь часто объединять с маскарадами, карнавалами и живыми картинами, – пишет Клифан. – Герцог де Клев в 1453 году посетил с визитом своего дядю Филиппа, и в его честь была проведена целая серия турниров в городе Лилле. Во время банкета в зал вошла прекрасная девушка, несшая венок из цветов, который она и возложила на голову герцога. Это был знак, что действо в его честь начинается. Торжества начались на следующий день в час пополудни. из дворца в полном боевом облачении вышел рыцарь ордена Лебедя – это был герцог де Клев собственной персоной, которому предстояло в этот день защищать рыночную площадь Лилля от всех прибывающих в качестве зачинщика турнира. Перед ним двигалась фигура громадного лебедя высотой с лошадь, по обе стороны от птицы шли дикари в боевой раскраске, ведомые рыцарем на золотой цепи. Рыцаря окружали маленькие ангелочки. Вся процессия проследовала до поля для единоборств, где рыцарь лебедя преломил копья с графом де Шаролуа, графом де Сен-Полем, сэром Энтони, побочным сыном графа Бургундского, и многими другими. по окончании турнира герцог препроводил дам во дворец, где уже был сервирован банкетный стол».
Другой, еще более роскошный падарм состоялся в Брюгге в 1468 году по случаю бракосочетания Карла Бургундского с Маргаритой Йорк, сестрой короля Эдуарда IV Английского. Он известен во всех подробностях в первую очередь благодаря мемуарам Оливье де ла Марша[40].
«Поле для поединков было организовано вблизи Большого дворца, прямо перед которым росло Золотое дерево – большая ель, ствол которой был покрыт позолотой и которая и дала имя самому турниру. Сын герцога Бургундского и Адольф де Клев, владетельный сеньор де Равастайн, его германский родственник, приняли на себя роли рыцарей Золотого дерева и принесли обет защищать его. Все празднество должно было продлиться больше десяти дней.
Утром первого дня герцог занял свое место на трибуне, и один из герольдов, одетый в костюм золотого цвета, поднес ему послание от принцессы с неведомого острова, в котором она обещала свою благосклонность любому рыцарю, который сможет освободить похищенного титана, пребывавшего под покровительством ее карлика. Карлик, одетый в яркий костюм из малинового и белого атласа, при этих словах появился на ристалище, ведя за собой титана на цепи. Приковав его цепью к Золотому дереву, он уселся около него на ступенях с трубой и песочными часами в руках. Затем карлик, протрубив в свою трубу, перевернул песочные часы с полуминутным интервалом, чем дал отсчет времени пребывания на ристалище Адольфа де Клев в качестве рыцаря Золотого дерева. Последний, подъехав ко входу на поле, стуком дал знать о себе, и все тот же герольд спросил об его имени и намерениях. “Я прибыл, – ответил де Клев, – дабы завершить эпопею титана, и прошу разрешения въехать”. Его герб был доставлен для решения карлику, и тот дал свое согласие. Де Равастайн появился на поле ристалища в паланкине, несомом двумя вороными конями…
На трибуне рядом с герцогом сидела герцогиня; рыцарь, обнажив голову, пал пред ней на колено и подробно объяснил все подробности той миссии, которую он на себя принял, после чего стал просить ее дать позволение осуществить этот план. Позволение такое было ему милостиво дано, и рыцарь удалился в свой шатер, где, облачившись в доспех и вооружившись, снова появился на поле ристалища уже верхом на коне. После сигнала карлика к началу поединка его противники, роскошно одетые и сопровождаемые оруженосцами, также вышли на поле. Когда они были повержены рыцарем, карлик снова протрубил в свою трубу, и де Клеву был вручен приз. Рыцари затем сходились в поединках друг с другом, и первый день турнира закончился банкетом. Разного рода поединки, пиры и увеселения продолжались в каждый из последующих дней турнира».
Еще раз подчеркну: на турнирах Позднего Средневековья практически никогда не бились по боевым правилам, и целью не было убийство или даже ранение противника. Для этого существовали полевые турниры и поединки чести.
Разумеется, несчастные случаи все равно бывали, но в основном устроители турниров старались остановить поединки, если видели, что противники вошли в раж и того и гляди дело может закончиться трагично. В тех же случаях, когда поединок велся по боевым правилам, использовали специальное безопасное оружие.
Например, единственный достоверно известный нам турнирный поединок с использованием «полумеча»[41] подробно описан Оливье де ла Маршем – это поединок Жана де Компэ и Антуана де Водре на падарме «Дикарка» (Дам-Соваж) в Генте в 1470 году. Для этого боя обоими латниками использовалось специальное оружие – меч, у которого посредине была вторая гарда, прикрывающая кисть руки, находящуюся в опасной близости от оружия противника (можете посмотреть на миниатюре, это иллюстрация к тому поединку). Для лучшего понимании поясню, что сильный удар по кисти может лишить человека пальцев, даже если на нем латная перчатка, а ладонь у такой перчатки и вовсе прикрыта только кожей или в лучшем случае – кольчужной вставкой.
Несмотря на то что сам поединок был заявлен до 15 ударов/уколов и шел по-джентльменски, он все равно едва не закончился опасным ранением, потому что оба бойца нанесли нужное количество ударов, основательно разодрав друг другу табарды (гербовое одеяние поверх лат), и, поскольку никто не сумел получить преимущество, стали целить в шлем противника. К счастью, лица они друг другу не повредили, а только заклинили забрала шлемов мечами, и герцог Бургундский велел прекратить поединок.