Но прежде всего Салерно, конечно, прославился не банями, а своей медицинской школой, которую по праву считают одним из первых высших образовательных учреждений в Европе. Существовала она с IX века и пользовалась огромным влиянием, которое не пошатнуло ни нормандское завоевание, ни то, что в конце XII века Салерно вместе с большой частью Южной Италии перешел под власть Священной Римской империи.
В XII–XIII веках Салерно был фактически центром европейского медицинского образования, а его географическое положение благоприятствовало смешению различных народов, культур и традиций.
В Салерно было сильно влияние арабской медицины, которое послужило интеллектуальным стимулом для создания новых текстов, в конечном итоге оказавших значительное влияние на европейскую науку.
Там переводились на латынь труды Гиппократа, Галена, арабских и александрийских медиков, создавались трактаты, ставшие на несколько веков основой европейской медицины. Впрочем, уже к концу XIII века Салерно пришлось потесниться, университеты открывались по всей Европе, и новыми интеллектуальными центрами стали Болонья, Падуя, Монпелье, Париж, Оксфорд. Если Фругарди и Ланфранк обучались еще в Салерно, то Мондевиль и Шолиак уже в Болонье и в Париже.
Отец английской хирургии
Столетняя война существенно подтолкнула развитие хирургии в Англии. Там появилась целая плеяда выдающихся врачей – больше практиков, чем ученых, но зато со специализацией именно на военной хирургии.
Отцом английской хирургии считается Джон Ардернский (1307–1392). Конечно, в Англии были хирурги и до него, но он был первой знаковой фигурой в своей профессии. Все предыдущие, кто остался в истории, были либо в первую очередь терапевтами, либо просто опытными «ремесленниками» от хирургии. А Джона Ардернского можно назвать воплощением идеального врача – он не только начал применять революционные методы лечения, многие из которых не устарели до сих пор, но и разработал что-то вроде этического кодекса. В частности, он считал, что врач должен оказывать помощь всем страждущим, вне зависимости от толщины их кошелька – с богатых брать за свои услуги дорого, а бедных лечить бесплатно.
После начала Столетней войны Джон Ардернский оказался в армии, где служил под началом герцога Ланкастерского, а потом его зятя Джона Гонта (четвертого сына короля Эдуарда III). Позже в своих трудах он систематизировал свой военный опыт, в том числе один из первых описал травмы от порохового оружия.
Он, возможно, первым в Англии начал использовать опиум в качестве анестетика и наркоза, разработал и успешно провел операцию удаления пилоидной кисты (воспаление канала в окружности межъягодичной складки, копчика или крестца), которая была настоящим бедствием для людей, проводивших много времени в седле, создал хорошую ранозаживляющую мазь и т. д.
Сам он успешно вернулся с войны, вступил в Лондонскую гильдию хирургов, написал несколько медицинских трудов и наконец скончался в солидном даже по современным меркам возрасте восьмидесяти пяти лет.
Хирург, которого талант спас от виселицы
Джон Брэдмор (умер в январе 1412 г.), придворный врач короля Генриха IV, был, скорее всего, потомственным хирургом – известно, что его брат был его коллегой, да и его дочь вышла замуж за хирурга – обычная ситуация для цехов и гильдий.
В 1403 году Брэдмор, по-видимому, попал под подозрение в подделке монет и был арестован. Обвинение это было очень серьезное – фальшивомонетничество приравнивалось к государственной измене и каралось безжалостно и жестоко. Вот так без знания контекста, конечно, трудно понять, каким образом хирург мог быть связан с фальшивомонетчиками. Но в те времена представителям довольно многих профессий приходилось самим изготавливать себе инструменты для работы. И хирурги не были исключением – многие из них были еще и мастерами по металлу, чтобы иметь возможность самостоятельно делать себе инструменты. А конкретно Брэдмор, по мнению исследователей, был еще и ювелиром.
Виновен он был или нет, точно неизвестно, но спас его именно талант хирурга. В битве при Шрусбери был серьезно ранен наследник престола, шестнадцатилетний принц Генрих. Стрела попала ему в лицо и застряла глубоко в черепе, чудом не задев мозг. Никто из хирургов не знал, что делать, или просто боялись рисковать, ведь речь шла о принце. Брэдмор рискнул – он обработал рану медом для обеззараживания и достал застрявший наконечник стрелы с помощью им же изобретенного и сделанного инструмента. Принц выжил, выздоровел, благополучно прожил еще 19 лет, стал королем под именем Генрих V, почти захватил Францию и остался в истории как один из величайших английских полководцев.
Я гордо коннетаблю говорю:
Для нас война – суровая работа;
В грязи одежда, позолота стерлась
От переходов тяжких и дождей;
На шлемах нет ни одного пера
(Залог того, что мы не улетим!),
И время превратило нас в нерях…
Но мессою клянусь: наш дух исправен,
И обещали мне мои солдаты,
Что к ночи будут все в одеждах новых,
Сорвав камзолы пестрые с французов,
Из строя выбитых…
После этой блистательной операции Брэдмор жил мирно и спокойно, получал ежегодную ренту от короля, служил придворным хирургом, одно время занимал весьма хлебную должность таможенного смотрителя лондонского порта, а также писал книгу. Собственно, из этого трактата, названного им «Филомена», мы и знаем подробности лечения принца Генриха и даже внешний вид инструмента, который был использован.
Основатель первого английского медицинского колледжа
Младший современник Брэдмора, Томас Морстед, по мнению многих исследователей лучший английский хирург XV века, был учеником известного врача Томаса Дэйрона, который завещал ему две книги по хирургии. Примерно с 1410 и до 1422 года Морстед состоял на службе у королей Генриха IV и Генриха V. В 1411 году он получил звание Королевского хирурга и немалое жалованье в размере 40 фунтов стерлингов в год. В 1415 году он вместе с еще одним хирургом Уильямом Брэдуордином получил контракт на укомплектование английской армии, воюющей во Франции, хирургами и хирургическими инструментами. Он был в действующей армии при Азенкуре, потом вернулся в Англию, набрал новую команду хирургов и вновь отправился во Францию (кстати, ему платили жалованье, аналогичное жалованью латников, а всем остальным – аналогичное жалованью лучников, то есть в два раза меньше). Окончательно он вернулся домой только после смерти Генриха V и продолжил свою деятельность при дворе Генриха VI.
Морстед долго, но безуспешно пытался примирить терапевтов и хирургов, он, как и все остальные великие хирурги Средневековья, сам имел хорошее образование и считал, что все хирурги должны быть не просто ремесленниками от медицины, но и владеть теорией не хуже терапевтов. Он даже добился создания первого английского медицинского колледжа, который должен был объединить хирургов и терапевтов. Колледж должен был оценивать знания всех медиков, проводить экзамены, следить за хранением лекарств, регулировать тарифы на лечение и организовывать бесплатную помощь беднякам. Но представители обеих ветвей медицины опять друг с другом не поладили, и колледж скоро развалился. Морстед продолжил сам обучать хирургов, помогать неимущим, а также, основываясь на своем богатом опыте, писать книги.
Его перу приписывают один из самых ранних трудов по хирургии на английском языке A Fair Book of Surgery (1446), и хотя вопрос авторства несколько спорный, в пользу Морстеда говорит то, что в этой книге продвигаются его идеи, что хороший хирург должен быть не только практиком, но и знать теорию медицины, а также быть великодушным и милосердным к бедным.
Надо сказать, что, несмотря на все свои принципы, преданность профессии и участие в благотворительности, Морстед не был оторванным от жизни идеалистом. Он выгодно женился на богатой вдове, был шерифом Лондона и владел обширными и доходными земельными угодьями.
Глава 3Мужские игры
Идея братства
Красной нитью через идеологию рыцарства, а следом за ней и через всю средневековую идеологию проходит идея братства. К сожалению, ей обычно уделяют довольно мало внимания, в результате чего у многих складывается стереотип, что это еще одна из псевдосредневековых выдумок, родившихся в XIX веке, когда и было создано большинство как романтических, так и «грязных» или пикантных баек о Средневековье. Рыцарское братство, братание, клятвы на крови – это все так романтично и в то же время так ненатурально, создается ощущение, что такое может быть только в романах.
Между тем идея братства – одна из фундаментальных в идеологии рыцарства, и, распространившись среди широких слоев населения, она серьезно повлияла как на культуру и искусство, так и на менталитет общества в целом. Абстрактная христианская идея о том, что все люди – братья, обрела плоть и сумела преодолеть оставшееся от родоплеменных отношений благоговение перед кровной связью.
Происходило это, кстати, параллельно с укреплением института христианского брака, когда к мужчинам стало приходить осознание, что брачный союз заключается пожизненно, сменить жену на более молодую или богатую больше нельзя и взять себе еще двух-трех женщин – тоже нельзя. Твоя супруга с тобой пожизненно, она плоть от плоти твоей, она говорит от твоего имени, а брачные узы столь же прочны, как и кровные.
Этот переворот в сознании происходил, конечно, постепенно и затрагивал самые разные сферы жизни. Связан он был во многом с тем, что люди все больше начинали воспринимать себя как некую относительно самостоятельную личность, а не только как часть семьи, понимали, что они могут и даже должны что-то решать в своей жизни сами. И в то же время подобная сепарация для людей была некомфортна, и отделяясь в той или иной степени от семьи (в том числе и физически – переехав из деревни в город, например), завязывая новые отношения, они переносили на эти от