школы экономики и политических наук, который к тому же верно заметил, что проблема современных историков во многом не только в сексуальной революции, но и в том, что базовое классическое образование начало уходить в прошлое, и незнание Библии, латыни и базовых теологических концепций для ученых стало нормой.
В принципе единственным серьезным аргументом насчет гомосексуальности Ричарда является запись хрониста Роджера Ховеденского[68]: «Ричард, герцог Аквитании, сын короля Англии, оставался с Филиппом, королем Франции, который оказывал ему честь так долго, что они каждый день ели за одним столом и из одной тарелки, и ночью постель их не разъединяла. И король Франции любил его, как родную душу; и они любили друг друга так сильно, что король Англии был совершенно поражен страстной любовью между ними и дивился ей». Но историки-медиевисты не относятся к ней особо серьезно, поскольку, как я уже писала выше, надо учитывать и средневековый менталитет, и, так сказать, условности жанра.
Джиллингем пишет по этому поводу: «Современному читателю значение этих слов может показаться очевидным. Но было бы ошибкой предполагать, что ритуальные жесты, такие как поцелуи или сон в одной постели, сохраняют одинаковое значение во все века… То, что делали Ричард и Филипп, было не занятием любовью, а политическим жестом». Далее Джиллингем упоминает Уильяма Маршала, делившего постель с Генрихом II, как еще один пример использования мотива совместного ложа в политическом контексте.
Общая постель
Здесь стоит добавить, что мы вновь смотрим на людей прошлого через призму нашего современного восприятия. Сейчас двое мужчин, особенно молодых и зависимых от общественного мнения, лягут вместе в одну постель только в самом крайнем случае, но, к примеру, для них будет совершенно не проблема ночевать в одном номере или неделю ехать вдвоем в одном купе, одной машине и т. п.
Постель сейчас имеет особый, почти сакральный смысл, она сразу наводит на мысль о сексе. В Средние века никому и в голову бы не пришло связывать секс с постелью, путешественники на постоялом дворе или в гостях могли спать на одной постели целой группой – с отдельными комнатами в те времена было плохо, да и с отдельными кроватями тоже, хозяева предоставляли гостям скорее что-то вроде койко-места.
Художественная литература Средневековья и Возрождения, в том числе и фривольная, не раз обыгрывает ситуации, когда двое путешественников спят в одной постели. У того же Боккаччо в «Декамероне» даже несколько подобных историй. Причем это могут быть и друзья, путешествующие вместе: «Была у хозяина всего одна очень маленькая комнатка, где он, как сумел лучше, поставил три кровати; свободного места оставалось мало, ибо две постели помещались вдоль одной стены комнаты, третья напротив их по другой, так что пройти там можно было лишь с трудом. из этих трех постелей хозяин велел приготовить ту, что получше, для обоих товарищей и уложил их. Затем немного спустя, когда никто из них еще не заснул, хотя они и притворились спящими, хозяин велел в одну из оставшихся постелей лечь дочке, а в другую лег сам с женой». Как нетрудно догадаться, ночью в темноте все то и дело ошибались постелями, и один гость соблазнил дочь хозяина, а другой – жену.
Могли вместе спать и совершенно посторонние люди – в другом рассказе вместе ночуют богатый аббат, путешествовавший со свитой, и молодой рыцарь, случайно к ним присоединившийся. Причем рыцаря сначала положили отдельно, на тюфяк, брошенный на стоявшие в комнате сундуки, но аббат пригласил его разделить с ним постель: «когда ему показалось, что все в гостинице успокоилось, он тихим голосом позвал Алессандро, предлагая ему лечь с собою. Тот, после долгих отговорок, разделся и лег». Аббат, правда, оказался девушкой, так что там все завершилось как раз сексом, но пока он числился мужчиной, рыцарь не ожидал от него никакого подвоха и очень изумился, когда тот начал проявлять к нему странный интерес, и решил, что это «быть может, нечестная страсть». Но тот быстро прояснил свой пол, и все вопросы снялись, к обоюдному удовольствию.
В третьей истории гостья вообще спит в одной постели с хозяевами – заблудившаяся девушка из хорошей семьи просит приют у пожилой бедной пары, у которой в доме просто нет еще одной кровати: «сойдя с коня, она вступила в дом бедняка, поужинала с ними скудно тем, что у них было, и затем, как была одетая, повалилась рядом с ними на кровать».
Что касается королей, то в Средние века для особ такого ранга совместный сон с кем-то в одной постели и вовсе не имел никакой связи с сексом. Короли и с женами-то редко спали вместе, для исполнения супружеских обязанностей они чаще навещали своих супруг в их покоях, а ночи проводили в собственной спальне, собственной постели и нередко в компании телохранителя, оруженосца, секретаря – в общем, кто-то обычно дежурил в королевской спальне, причем такому человеку, судя по сохранившимся свидетельствам, могла ставиться специальная кровать.
Есть даже прорисовка миниатюры, где из большой кровати вбок выдвигается дополнительная кровать, как раз для такого «денщика». Но это изображение нельзя считать полностью достоверным, потому что сама миниатюра, с которой в XIX веке сделали перерисовку, не сохранилась.
Но есть и упоминания о случаях, когда человек, дежуривший в комнате короля, спал с ним в одной постели – обычно это был какой-то особо близкий друг, насколько коронованная особа вообще могла дружить с человеком ниже его по рангу. В частности, подобная ситуация описывается в истории уже не раз упоминавшегося Уильяма Маршала – ему тоже доводилось спать в одной кровати с королем Генрихом II, что было великой честью, свидетельствовало о большом доверии и, к счастью, не испортило репутации обоих этих джентльменов в глазах потомков.
Кстати, в тех случаях, когда короли спали с женами вместе в одной постели, это тоже становилось предметом пристального внимания и даже удостаивалось отдельного упоминания в хрониках и мемуарах. Так, в частности, известно, что Ричард III по возможности спал в одной постели с женой, что исследователями считается серьезным доказательством того, что между супругами была не только любовь, но и настоящая душевная близость.
Ну а что касается Ричарда Львиное Сердце, то нельзя исключать, что у него действительно были бисексуальные наклонности (именно би, потому что известно существование у него любовниц и даже незаконного ребенка), но никаких доказательств этому не найдено.
Прототипы «Рассказа рыцаря»
Я брат тебе по крови и обету.
Мы крепкой клятвой подтвердили это, —
Мы поклялись, что коль нас не замучат
И смерть сама навек нас не разлучит,
В делах любви не будешь мне врагом,
Мой милый брат, как и ни в чем другом,
Меня во всем поддержишь ты, любя,
Как и во всем я поддержу тебя.
Были, конечно, и такие рыцари, как сэр Уильям Невилл и сэр Джон Кланвоу, чья взаимная привязанность существовала на самом деле, причем так ярко, словно сошла со страниц рыцарских романов, и в современном, пронизанном темой секса обществе вызывает вполне конкретные подозрения. Эти два рыцаря познакомились примерно в 1373 году, дружили почти двадцать лет, и когда в 1391 году Кланвоу умер, сэр Уильям, как пишет «Вестминстерская хроника»[69], испытал «такое безу-тешное горе, что он больше никогда не принимал пищу и два дня спустя испустил дух».
Невилл и Кланвоу были похоронены вместе, под одним надгробием, на котором щиты с их гербами и забрала их шлемов соприкасаются, что, несомненно, свидетельствует об их очень близких отношениях.
Впрочем, как пишет Морис Кин в Faithful unto Death: The Tomb Slab of Sir William Neville and Sir John Clanvowe, Constantinople 1391, мы не знаем точно, братались ли эти два рыцаря, никаких данных о том, что они официально являлись братьями по оружию, не сохранилось. Зато знаем, что они оба были женаты, причем Невилл даже дважды. Хотя это тоже ни о чем не говорит, кроме того, что оба рыцаря серьезно относились к обязанности продолжить свой род.
Кстати, сэр Джон Кланвоу был, кроме всего прочего, поэтом, автором баллады «Шутка Робин Гуда», другом сэра Джеффри Чосера, и считается, что именно они с Невиллом стали прототипами героев «Рассказа рыцаря» в «Кентерберийских рассказах». Правда, на первый взгляд сходства с их реальной историей там довольно мало. В этом рассказе два друга-рыцаря, связанных клятвой братьев по оружию, влюбились в одну даму, поссорились из-за этого, их пути надолго разошлись, потом они снова встретились, дважды сражались из-за этой дамы, и в конце концов один погиб, а другой на даме женился. Но поскольку Чосер написал этот рассказ еще при жизни Кланвоу и Невилла и есть предположение, что Кланвоу даже был его первым читателем, им было лучше знать насчет сходства, в конце концов нам о них известно очень мало – только про дружбу, кончину и надгробие.
О гомосексуализме в рыцарской литературе
Чтобы закрыть тему, имеет смысл сказать, что гомосексуализм в Средние века вовсе не замалчивался. В частности, о нем упоминают всевозможные морализаторы – те же, что клеймили женские декольте и обтягивающую одежду. Причем используя не только термин «содомия», но и куда более конкретные выражения, не допускающие дву-смысленного толкования. Судя по их сетованиям, подобные сексуальные пристрастия действительно встречались среди молодых дворян. В итальянских городах-государствах они даже стали настоящим бедствием, настолько, что существование борделей поощрялось как способ привития молодежи интереса к гетеросексуальным отношениям.