И та же Жанна д’Арк – не такой уж феномен, а просто самый известный случай возвращения к раннехристианским идеям. Многие из обвинений в ереси, которые против нее выдвигались, точно так же можно было бы выдвинуть против некоторых общепризнанных святых первых веков христианства.
Возвращаясь к мужчинам, хочу заметить, что не только женщины, стремясь избавиться от своей гендерной принадлежности, носили одежду противоположного пола и вели себя соответственно ей, мужчины поступали похожим образом. Роберт Свенсон даже метко называет средневековых клириков квазитрансвеститами. Одежда священнослужителей отличалась от обычной и была похожа по покрою на женскую, и верхом они обычно ездили по-женски, боком, и не на лошадях, а на мулах. Уильям Мелтон, архиепископ Йоркский, писал, что «оружие священников – это молитвы и слезы», что тоже традиционно считалось женской прерогативой.
Правда, женщины так «возвышали» себя до статуса полноценного человека, а мужчины-клирики, наоборот, демонстрировали таким образом свое смирение и отказ от своего мужского статуса. В некоторых случаях дело доходило до каких-то демонстративных шагов. Так, когда английский писатель и мистик первой половины XIV века Ричард Ролл решил стать затворником, он не вступил в религиозный орден, а поселился в одиночестве, как отшельник, и в знак разрыва с мирской жизнью стал носить женскую одежду, позаимствованную у сестры.
Женатые клирики
Дополнительную проблему, связанную с двойственным статусом духовных лиц, создавало то, что низшие клирики вовсе не обязаны были соблюдать целибат, а могли жениться. Писари, певчие, мелкие церковные чиновники, юристы церковных судов и т. д. – все они служили церкви, формально являлись клириками (и были, кстати, подсудны церковному, а не светскому суду), но не были рукоположены[82], не принимали постриг, следовательно, не приносили обета безбрачия и вполне могли завести семью.
Проблема же была в том, что, женившись, они перекрывали себе возможность дальнейшей карьеры. В Средние века лучший социальный лифт для представителей всех сословий предоставляла именно церковная карьера. Но серьезно продвигаться по духовной линии можно было лишь после рукоположения.
Эта проблема, кстати, сохраняется до сих пор, и не только у католиков. Я недавно была очень шокирована, узнав, как много среди высших иерархов Русской Православной Церкви разведенных. И это при крайне негативном отношении церкви к разводам. Но сама система не дает другого выхода – все эти иерархи начинали как простые священники, а православный священник обязан быть женатым. С другой стороны, у церкви всегда нехватка кадров, все способные люди на вес золота… но, чтобы делать дальнейшую карьеру, уже надо быть неженатым.
В Средние века клирикам не требовалось жениться, но надо помнить, что все они были молодыми людьми, достигшими полового созревания, – рукополагали не раньше восемнадцати лет, а в большинстве случаев гораздо позже[83]. Поэтому складывалась ситуация, когда в миру жило большое количество молодых мужчин, теоретически рассчитывающих на церковную карьеру, поэтому не желающих жениться и ставить на своих амбициях крест, но формально не связанных никакими обетами. Конечно, кто-то из них был идейным, соблюдающим все ограничения и стремящимся сохранить чистоту, но большинство все-такистремилось нагуляться сейчас, пока есть такая возможность. Поэтому неудивительно, что именно клирики составляли большую часть клиентуры публичных домов, а также были склонны заводить романы с замужними женщинами, на которых точно не придется жениться. Так что дурная репутация духовных лиц, нашедшая отражение в литературе, о которой я писала выше, была в какой-то степени заслуженной.
Правда, все-таки не все клирики стремились к карьере, многие предпочитали жениться и довольствоваться спокойной службой церкви в качестве мирского клирика. И таких становилось все больше, о чем свидетельствует, например, то, что в 1441–1442 годах в Лондоне была создана ливрейная компания (английский аналог гильдии) приходских клириков. То есть изначально приходские клирики были помощниками священника, выполнявшими всякую секретарскую и подсобную работу, а также помогавшими во время богослужения, и эта должность рассматривалась как что-то вроде практики для желающих стать священниками. Но чем дальше, тем больше многие из них предпочитали не принимать сан, а так и оставаться на этой должности. Когда явление стало массовым, они организовались в братство, чтобы отстаивать свои права и интересы, как представители других профессий, а потом добились от короля хартии, ставившей их наравне с другими профессиональными корпорациями, а в 1482 году получили свой герб. Единственное их отличие от остальных ливрейных компаний состояло в том, что они отказались от ливрей, заявив, что их религиозный костюм – уже достаточный отличительный признак и появился он гораздо раньше всех ливрей.
Гендерные срывы
Шропширский каноник и писатель рубежа XIV–XV веков Джон Мирк писал:
Священник, ты должен быть добродетельным
И совершать свою службу без спешки…
Ты должен быть правдив,
И великих клятв ты должен избегать,
В словах и делах ты должен быть кротким…
Ты должен отбросить
Пьянство и обжорство,
Гордость, лень и зависть,
Ешь и пей столько, сколько тебе необходимо,
Но превыше всего откажись от похоти.
Ты должен отказаться от таверн,
Борьбы и стрельбы,
Соколиной охоты и танцев…
Модная одежда… и остроносые туфли
Погубят твою хорошую репутацию.
Возбраняется ходить на рынки и ярмарки…
Ты должен носить респектабельную одежду,
Не носить кинжал или перевязь…
Собственно, этот список очень показателен – здесь перечислены все основные проступки, типичные для клириков, уступавших требованиям своей подавленной маскулинности.
Причем, по статистике церковных и епископских судов, чаще всего клириков наказывали за блуд и драки (в том числе и с оружием).
Патрисия Каллум, докторант Йоркского университета, приводит несколько интересных и иногда в некотором смысле даже забавных примеров клириков, чьи преступления и проступки можно уверенно охарактеризовать как гендерные срывы, попытку доказать свою мужественность.
В 1287 году на Рождество в Шропшире был убит капеллан Хью де Уэстон. Как показали свидетели, он, будучи сильно пьяным, подошел к группе мужчин, певших возле таверны, и начал с ними ссориться. В частности, он напал на Джона де Керкубуса, якобы за то, что позавидовал его хорошему пению и тому, что Джон нравился женщинам (для которых, по-видимому, компания и распевала свои песни). Свидетели утверждали, что Хью взял меч, напал на Джона, ударил его по голове и ранил в руку. Джон на коленях умолял его о мире, потом пытался убежать, а когда Хью загнал его в угол, Джон, защищаясь, ударил того ножом в грудь и убил.
В этом деле особенно интересны очень точные одинаковые показания свидетелей, сильно смахивающие на сговор, и явная предвзятость присяжных, не пожалевших для убитого капеллана жестких выражений и заметно симпатизирующих его противнику.
Патрисия Каллум видит в этом как очередной гендерный срыв клирика, у которого, видимо, под влиянием алкоголя вылезла наружу подавленная маскулинность и вылилась в агрессию, так и идеологическое противостояние клириков и мирян. по ее мнению, как было на самом деле, уже не определить, ясно только, что в этом происшествии действительно «были задействованы алкоголь, борьба за благосклонность женщин и оружие».
В 1397 году хоровой викарий[84] Томас де Уоттонбыл обвинен в блуде сразу с тремя женщинами, одна из которых от него забеременела. «Само по себе, – пишет Патрисия Каллум, – это говорило бы нам только о второстепенном священнослужителе, неспособном контролировать свои сексуальные аппетиты, что очень характерно для современного антиклерикального дискурса. Однако обвинение продолжало подробно описывать непристойные истории, которые он рассказывал в различных местных тавернах… В одной из них он утверждал, что познал плотски некую женщину (имя не названо) пятнадцать раз за день и следующую ночь. В другом он сообщил, что лишил девственности семь девственниц в городе Рипон (Йоркшир)».
Вряд ли эти истории были правдивы, больше похоже на типичное мужское пьяное хвастовство, но, учитывая чрезмерные масштабы описываемой им сексуальной выносливости, за этим хвастовством заметны глубокие мужские комплексы, по-видимому, вызванные подавляемой в силу профессии маскулинностью.
Второй случай был в 1421 году, когда также два представителя низших клириков, Ричард Киркеби и Уильям Уайвел, были обвинены в том, что в канун праздника святого Иоанна Крестителя бродили по улицам Йорка вооруженные и в шлемах, что непозволительно для лиц духовного звания, которые не должны брать в руки оружие, а также с гирляндами из цветов или зеленых веток на шее. Клирики признали, что ходили посмотреть на костры[85], но отрицали наличие оружия и шлемов и утверждали, что были одеты согласно своему званию, правда, с венками на головах. Они в итоге отделались только замечанием, но Патрисия Каллум считает, что эта выходка клириков имела целью слиться с мирянами и иметь возможность вести себя так же, как другие молодые мужчины. Праздничные процессии с оружием и в доспехах были очень популярны, и, скорее всего, оба клирика как раз в такой и участвовали.
Надо отметить, что на период Столетней войны, которая к тому времени только-только закончилась, запрет духовенству носить оружие и проливать кровь отменялся, им разрешалось обороняться, по-этому наличие в 1421 году у клириков шлемов и оружия, а также умения им владеть совсем не удивительно. Вообще прежнее требование к духовным лицам отказаться от любого насилия и тем более от оружия к Позднему Средневековью стало чем-то вроде рекомендации. Клирики все больше походили на мирян, и единственным обязательным правилом, отличающим их, оставался только целибат, и тот их заметно тяготил – в эпоху господствующей маскулинности и культуры насилия попытка создать «бесполость» потерпела явный провал. Мужчины, как из них ни воспитывали «ангелов», по-прежнему при любой возможности стремились быть «воинами».