В охотничьей иерархии олень занимал высшую ступеньку на пьедестале. Оленя чаще всего гнали конные охотники в сопровождении собак, искусство загонщика заключалось в том, чтобы не дать животному переплыть ближайшую реку или скрыться на территории соседа-феодала. Апофеозом охоты был выход самого хозяина, который, спешившись, атаковал затравленную дичь с коротким копьем или мечом в руках, и, надо сказать, подобный поединок далеко не всегда заканчивался в пользу охотника. С крупным самцом сладить мог только настоящий мастер своего дела; недаром Гастон Феб[15] сохранил для нас средневековое охотничье присловье “кабан – хирург, олень – священник” (то есть кабан ранит, олень убивает наповал)».
Феб писал: «По силе и скорости бега [кабан] мало чем уступает оленю, от жесткой шкуры на излете способна отскочить стрела, затравленный псами кабан, защищая свою жизнь, клыками рвет на части собачью стаю, порой вместе с охотником…» Испытывая невольное уважение к столь мощному противнику, Гастон Феб отмечал в своей книге: «Этот зверь заносчив и горд, а также смертельно опасен, и мне приходилось видеть порой, сколько зла он способен причинить: ибо на моих глазах ему случилось единым ударом пропороть человека от колен до груди, раздробить ему кости и отшвырнуть на землю уже мертвым, причем жертва не успела даже вскрикнуть, также мне случалось не раз быть поверженным на землю вместе с конем, притом что мой конь убит был наповал».
Охота была серьезной частью военной подготовки мальчиков и юношей по нескольким причинам. Прежде всего они учились работать в команде в условиях, приближенных к боевым, выбирать тактику, проводить разведку и т. д. Плюс на охоте совершенствовалось искусство верховой езды, также в условиях, похожих на боевые, – гонка по пересеченной местности, когда надо постоянно контролировать происходящее и не терять из виду своих соратников. Ну и к тому же на охоте можно было испытать свое владение оружием – стрелять из лука по движущейся мишени, ощутить, как копье входит в живое существо.
Д’Артаньян средневековой Бургундии, или Как начал свою карьеру капитан гвардии Оливье де Ла Марш
Оливье де Ла Марш, скорее всего, родился в 1427 или 1428 г. в родовом гнезде Ла Маршей и 25 марта был крещен в церкви Вилегодена. (21) Около 1434–1435 гг. родители, проживавшие тогда в замке Жуа, отдали своего отпрыска в школу при монастыре города Понтайе. Школа располагалась в одном лье от замка, поэтому чета Ла Маршей озаботилась поиском временного жилья для сына в самом городе. Восьмилетний Оливье был принят в доме Пьера де Сен-Мори, друга и союзника семьи Бутон. Для будущего историографа, капитана бургундской гвардии и блестящего придворного началась пора зубрежки и взросления.
Оливье имел живой склад характера, увлекался историями о храбрых рыцарях и прекрасных дамах и прилежно учил латынь… В 1439 г. умер Филипп де Ла Марш, и Жанна Бутон была вынуждена в целях экономии прервать обучение сына.
Семья переехала обратно в замок Ла Марш в Вилегодене, откуда даже скучное однообразие Понтайе представлялось ярким карнавалом. В общем, юного Ла Марша, грезившего рыцарскими подвигами, ожидала пресная судьба заштатного мелкопоместного дворянина. Однако Жанна Бутон, подозревая в сыне скрытые до времени таланты, постаралась во что бы то ни стало открыть перед ним двери в мир, достойный его происхождения. Удачный случай представился в 1440 г., когда брат Жанны Жак де Коберон женился на богатой и знатной девице Антуанетте де Сален-ла-Тур. Последняя приходилась родственницей известному шалонскому вельможе Гийому де Лурье и с подачи мужа рекомендовала сеньору де Лурье молодого Ла Марша. Оливье был принят в доме Лурье в качестве пажа Анны де Шамбр, жены хозяина. В Шалоне Ла Марш прожил больше года, обучаясь куртуазной и воинской науке и ожидая очередного подарка судьбы.
Событием, определившим всю дальнейшую жизнь нашего героя, стало посещение Шалона Великим герцогом Запада Филиппом Добрым (1442 г.). Во время пребывания многочисленного и пышного бургундского двора в городе, жители которого должны были выбирать между счастливой возможностью лицезреть своего сюзерена и тягостным бременем содержать его прожорливую свиту, Гийом де Лурье представил своего воспитанника Антуану де Круа и Антуану де Тулонжону. Последний в память об отце молодого Ла Марша, некогда служившего в его роте, рекомендовал обмирающего от счастья юношу самому герцогу Филиппу. И чудо произошло! Могущественный принц в награду за верное служение рода Ла Маршей бургундскому дому велел зачислить Оливье в штат пажей своей конюшни.
Вся последующая жизнь Ла Марша оказалась накрепко связана с великолепным отелем[16] герцогов Бургундских. Сперва Оливье, согласно приказу Филиппа Доброго, несколько лет служил оруженосцем конюшни герцога под началом премьер-оруженосца Гийома де Серси, получая скромное жалование в размере трех су в день. Однако деньги ничего не значили для молодого человека, с головой погрузившегося в блистательный мир самого пышного двора Европы…
Вопросы образования
В какой-то степени обучение будущих рыцарей очень напоминает обучение будущих ремесленников. Те были сначала учениками, бесправными и бесплатными, потом становились подмастерьями – квалифицированными работниками, получающими жалованье, и только если у них хватало денег или удачи открыть свое дело, они превращались в мастеров – полноправных и весомых членов общества. Дворянские же дети точно так же сначала были пажами, и прав у них было практически столько же, сколько у учеников ремесленника. Получив необходимые знания и навыки, они получали звание оруженосца и должны были носить его до достижения 21 года (при отсутствии особых обстоятельств), после чего могли быть посвящены в рыцари. Но на самом деле стать рыцарем кому удавалось, кому нет – в те времена это было делом недешевым и хлопотным. Не всем это было по карману. А некоторые и добровольно предпочитали на всю жизнь оставаться в звании оруженосца.
И сразу проясним вопрос с чтением и письмом. В архивах сохранилось немало писем, в том числе и от средневековых рыцарей, адресованных их дамам, сеньорам, вассалам и просто другим рыцарям. Часть из них написана секретарями, на остальных же есть приписка «писано собственной рукой такого-то». Это очень важная пометка, означающая, что отправитель умеет не только читать (это умели практически все приличные люди, включая женщин), но и писать.
Современному человеку трудно понять, в чем разница. Мы-то сейчас читать и писать учимся почти одновременно. Но в Средние века все было по-другому. Вспомните про крестики вместо подписей королевских чиновников в IX–X веках. Неужели кто-то в здравом уме дал бы составлять и подписывать документы людям, не умеющим читать? Естественно, нет, мало ли что им там подсунут для подписи и печати.
Все объясняется просто – в Средние века читать и писать учились по-разному, и это были два совершенно отдельных процесса. Поэтому множество людей умели читать – кто-то бегло, кто-то с грехом пополам, но при этом совершенно не умели писать, как, например, император Карл Великий, прекрасно знавший несколько языков, но так и не одолевший правописание. Хотя, вполне возможно, что конкретно у Карла просто была дислексия.
Как людей в Средние века учили читать? Не по буквам, а по словам и целым речевым конструкциям. Кто изучал иностранные языки по различным ускоренным методикам, поймет, о чем идет речь. В Средневековье для этого часто использовались молитвы (если учились читать на латыни) или какие-то простые, всем известные тексты, постепенно позволяющие запомнить слова и сформировать навык чтения.
В принципе, так научиться читать можно даже самостоятельно и уж точно – с помощью любого другого умеющего читать человека. Конечно, с таким подходом умение читать бегло напрямую зависело от количества и разнообразия прочитанных текстов. Но для большинства людей огромный словарный запас и не требовался – читали они в основном королевские указы, деловые письма и записи в бухгалтерских книгах, а там словарь довольно ограниченный. И, конечно, умение читать не означало, что человек был способен прочитать любую книгу, – так же как сейчас не каждый сможет понять, например, медицинский или хотя бы юридический текст. Уровень грамотности и словарный запас у всех читающих был разный.
Кстати, в Средние века почти никто не умел читать про себя, мысленно, это считалось редким умением, признаком высокой образованности, а подавляющее большинство людей умело читать только вслух.
Умение писать считалось отдельным, не связанным с чтением навыком. Этому учили примерно как сейчас – сначала буквы, потом их сочетания, дальше слова, словосочетания и, наконец, предложения. Это требовало времени, сил и денег – учителю надо было платить. Поэтому если читать к XIV веку в городах умело большинство населения, то писать – 20–25 %(в деревнях – от силы 5 %). Чем глубже в Средневековье, тем эта цифра, разумеется, ниже, зато в XV веке уровень образования рванул вверх настолько, что понадобилось книгопечатание, чтобы удовлетворить растущий спрос на литературу.
Конечно, чтобы писать полноценные письма, со всеми куртуазными «расшаркиваниями», нужно было не только в принципе уметь писать, но и обладать довольно большим словарным запасом и опытом написания писем. Уже в XIII веке существовали специальные сборники типовых текстов – жалоб, поздравлений, деловых писем и т. п., которыми пользовались для того, чтобы составить достойное послание. Здесь, кстати, стоит вспомнить, что в Средние века, до изобретения книгопечатания, любая книга переписывалась от руки и стоила очень дорого, даже простой сборник текстов, без картинок.
Так что пометка «писано собственной рукой» ставилась не зря, написать хорошее письмо – это было умение, которым по праву гордились.