фри могут сколько угодно негодовать по этому поводу, но факт остается фактом — в Средние века женщина считалась полноценной, только если она могла рожать здоровых детей. Причем не важно, крестьянка она была или королева. Бездетность вызывала общественное порицание, предположения о каких-то грехах, за которые послано подобное наказание, могла стать поводом для расторжения брака и т. д. Исключение было только одно — монахини, давшие обет целомудрия.
Справедливости ради надо сказать, что хоть и в меньшей степени, но то же самое касалось и мужчин. Конечно, доказать, что в бездетности виноват мужчина, было сложнее, но тем не менее, если этот факт подтверждался, это навлекало на голову несчастного позор, обвинения в неполноценности, презрение со стороны окружающих, а в некоторых случаях также могло привести к расторжению брака.
Я ни в коем случае не собираюсь упрощать и делать многозначные выводы на основе всего одной из сторон жизни средневекового человека. Но осознание того, насколько важной в то время считалась способность к деторождению, все же очень помогает и в понимании некоторых особенностей средневековой морали. В частности, того, что многие мужчины своих незаконнорожденных отпрысков не только не скрывали, а даже гордились их наличием. Будь ты какой угодно король или император, но если у тебя нет детей, значит, ты неполноценен как мужчина, и следовательно тебя не будут уважать. Чтобы считаться настоящим, как сейчас говорят, альфа-самцом, наличие детей (в идеале — сыновей) было необходимым. Вплоть до того, что мужчины, состоявшие в бездетном браке, заводили романы на стороне не всегда для плотских удовольствий, но иногда и для того, чтобы доказать свою мужскую полноценность.
Рождение Цезаря. Записки о Галльской войне, манускрипт 1473-76 гг., Фландрия
Но конечно в первую очередь виновной в бездетности брака всегда считалась женщина. Связано это было с неравноправием полов, но не совсем в том смысле, как это понимают в наше время. Женщина была виновата не потому, что она «сосуд греха», — все-таки откровенным женоненавистничеством страдали в основном богословы, да и то не все. Тут дело скорее в том, что она как бы не выполняла свой долг, свою основную обязанность, свою работу. Брак заключался для продолжения рода, и женщина была ответственна за то, чтобы обеспечить преемственность и непрерывность этого рода. Это была ее главная функция в глазах семьи, общества и церкви, да и, естественно, в ее собственных глазах тоже. Известно немало случаев, когда женщины погибали в попытках родить наследника — беременели, несмотря на запреты врачей, истощали себя слишком частыми родами. И далеко не всегда в этом были виноваты их мужья, многие женщины шли на этот риск добровольно, из чувства долга.
Законность потомства
Хорошая жена должна была в первую очередь быть плодовитой и добродетельной: плодовитой — чтобы обеспечить продолжение рода, добродетельной — чтобы гарантировать законность произведенного на свет потомства. Именно второй пункт и являлся основанием для такого разного отношения к внебрачным связям мужчин и женщин. Неверность мужа могла позорить семью, свидетельствовать о его распущенности, унижать жену, но с практической точки зрения для его семьи и рода никаких проблем, кроме моральных, от нее быть не могло. Тогда как даже подозрение на неверность жены уже вызывало сомнения в законности рожденных в браке детей.
Довольно подробно на эту тему писал французский юрист XIII века Филипп де Бомануар, рассматривая различные виды союзов между мужчинами и женщинами — законный церковный брак, полуофициальный брак по дохристианским традициям, незаконное сожительство, когда в паре один или оба состоят в браке с другими людьми. Я уже писала, что «плохим союзом» он называл прежде всего сожительство замужней женщины с женатым мужчиной, а также сексуальные отношения замужней женщины с несколькими мужчинами, потому что в таких случаях невозможно было точно определить отцовство ребенка. А это в свою очередь вело, во-первых, к сложностям в вопросе наследования, а во-вторых, что еще хуже в глазах церкви, — дети, не знавшие своего настоящего отца, не знали, соответственно, половины своей родни, поэтому в следующем поколении брат мог случайно жениться на сестре.
И это мнение не одного Бомануара — если почитать официальные церковные документы, становится видно, что мнение церкви в целом было примерно таким же, хоть и высказывалось более осторожно. Вот что говорится, например, в пенитенциалии Аллена Лильского (первые годы XIII века). При расследовании случаев сожительства мужчин и женщин, не освященных церковным браком, следует «принять во внимание, являлась ли женщина супругой кого-либо или нет… Если женщина незамужняя или если тот, кто ее познает, холост, то это меньший грех, если женат — больший грех. Если же женатый познает замужнюю — тяжелейший грех. Если же холостяк познает незамужнюю, учесть, лишил ли он ее девственности. Если же он познал недевственницу, учесть, сколько раз он ее познал, ибо это увеличивает грех…»
Легитимизация потомства
Достаточно свободные нравы, проблемы с фертильностью и остатки дохристианских традиций, по которым люди иногда долго жили вместе, не заключая законного брака, нередко приводили к тому, что вставала проблема узаконивания незаконнорожденных детей. Ситуации бывали разные — кто-то женился на конкубине после многих лет сожительства, кто-то пытался добиться признания тайного брака, а у кого-то просто не было детей от законной жены, зато были от любовницы.
И вот тут возникла такая парадоксальная ситуация: вопросами законности детей ведала церковь, а вопросами наследования — светские власти. А церковные и государственные законы касательно внебрачных детей в большинстве стран не совпадали.
Возможно многим это покажется удивительным, но церковь стояла за то, что дети, рожденные вне брака, становятся законными, если родители поженятся после их рождения. А вот светские власти обычно отказывались считать таких детей равными рожденным в браке.
Рождение Цезаря. Деяния Римлян, манускрипт 1360-х гг., Франция
Все тот же Бомануар писал: «Если некий мужчина (дворянин) имел от некоей женщины, с которой он жил en soignantage, сына, а потом женился на другой, от которой тоже имел сына, а впоследствии, после смерти супруги, он сочетался законным браком с той, от которой имел en soignantage сына… то старшим его наследником по правам на наследство будет его младший сын, рожденный в первом законном браке». Приоритеты ясны — церковный брак на первом месте. Дети от суаньтажа тоже не исключаются из числа наследников, но они становятся как бы наследниками второй очереди.
Похожая ситуация была и в Англии, причем там, учитывая активность и независимость церковников, это приводило к серьезным юридическим проблемам. В случае тяжб между наследниками церковные власти отказывались отвечать на запросы светских судов, рожден ли один из участников тяжбы до заключения брака между его родителями. Для церкви добрачные и послебрачные дети были равны, тогда как в светской юрисдикции узаконить добрачных детей можно было только по указу короля.
Кстати, такое нередко происходило в самых высших кругах — например, Генрих VII, основатель династии Тюдоров, по материнской линии происходил от Джона де Бофорта, легитимизированного сына принца Джона Гонта, и его любовницы Екатерины Суинфорд, на которой он впоследствии женился. А по отцовской линии тот же Генрих был сыном Эдмунда Тюдора, узаконенного сына от тайного морганатического брака вдовствующей королевы Екатерины Валуа и валлийского офицера Оуэна Тюдора. Обычным же людям приходилось хуже — ради них никто менять законы не собирался.
Сложность с легитимностью потомства возникала и в тех случаях, когда брак признавался недействительным из-за каких-то добрачных причин и расторгался, но у пары уже были дети. Церковь, опять же, признавала их совершенно законными, а вот светские власти действовали в зависимости от множества условий. Так, например, если подобный брак был тайным, рожденных в нем детей могли и не признать.
Но были и дети, которые родились в законном браке, однако лишались права наследования. Такое случалось, когда супруги долгое время не жили вместе, когда муж был признан импотентом или когда он отсутствовал более двух лет, а потом возвращался и находил беременную жену или ребенка младше года. Что делать в таких ситуациях? В разных странах этот вопрос решался по-разному — где-то достаточно было, чтобы муж признал ребенка своим, и тот приобретал все права, а где-то даже после признания ребенок оставался вне списка наследников. Однако признавать, а потом отказываться практически чаще всего было нельзя — признал своим, значит, признал.
Неприкосновенность женского тела
Именно это постоянное беспокойство о законности потомства приводило к большинству распространенных в Средние века табу, касающихся женского поведения и женского тела. И в первую очередь, конечно, были табуированы гениталии. Никакой посторонний мужчина, даже врач, не должен был их касаться и даже видеть, поэтому много столетий, вплоть до Нового времени, все стороны медицины, связанные с женским здоровьем и деторождением, были сферой деятельности женщин.
Причем дело было отнюдь не в вопросах морали, скромности, ханжестве или тому подобном. Просто на всякий случай не подпускали посторонних мужчин к частям тела, связанным с деторождением. И это отнюдь не средневековая дикость, достаточно вспомнить мифы, которые ходят до сих пор, и посмотреть, какие вопросы задают современные молодые и просвещенные люди в интернете.
Думаю, многие слышали байки о некой девушке, которая встречалась с негром, потом через несколько лет вышла замуж, а ребенок у нее все равно родился чернокожий, потому что, дескать, некий генетический код где-то там сохранялся. Чем не мракобесие из Темных веков? Но достаточно было, чтобы в эту древнюю байку добавили научные термины, упомянули о ДНК и генетике, чтобы сразу нашлось немало тех, кто в нее поверил.