тался что-то сказать Хенслину, и даже схватился руками за его плечо. Но из горла Бапстина шли только неприятные булькающие звуки и кровь. Прямо как у того хряка, которого Хенслин и Хосанг резали вдове Хюбера, но хряк вырвался и еще два часа истекал кровью из недорезанной до конца шеи. Кстати, где Хосанг⁈ Хенслин с кряхтением поднялся. Арбалетный болт промял кирасу, но все же, не так сильно чтобы мешать дышать и двигаться. Прямо перед лицом Хенслина появилась мерзкая рожа Флорентийца.
— Ранен? — сухо каркнул он Хенслину.
Хенслин ухватился за арбалетный болт, и подергал его в стороны. Кираса сидела слишком свободно, и ездила по телу, как горшок на заборном столбе. Тут надо бы подтянуть ремни. Но боли Хевлин не чувствовал. Он посмотрел на Флорентийца и отрицательно помотал головой. Флорентией кивнул, поднял алебарду старика Бапстина, сунул её в руки Хенслина, и так же молча показал куда надо встать.
Они стояли крепко. Как и всегда. Жандармы пытались прорваться, грызли их строй как крысы бочку с медом, но каждый раз откатывались, оставляя на снегу лошадиные и людские трупы. Легкие всадники бургундцев вертелись вокруг строя постреливая из арбалетов, но и баталия не осталась в долгу, огрызаясь пальбой из кулеврин. Наконец благородные всадники выдохлись. Поорали угрозы и скрылись в снежной кутерьме. Тут закричали с другой стороны строя — видать туда ударила другая рота жандармов.
Хенслин протолкался вперед. Не сразу, но он нашел то место, где начал бой. Походил вокруг, осматривая трупы, и настороженно поглядывая в сторону, куда скрылись жандармы, и старался не терять из виду баталию. Сначала он нашел красивый охотничий арбалет на седле мертвой лошади. Это решало проблему с подарком старшей дочери. Потом он нашел расколотый пулей шлем с золотой насечкой. Шлем отправился в заплечный мешок. И только потом нашелся Хосанг.
Хосанг привалился спиной к трупу лошади, и отбивался от бегающего вокруг него молоденького бургундского оруженосца. Хосанг, против обыкновения молча, принимал удары на правую латную руку, а левой неуклюже тыкал в бургундца обломком своей пики.
Алебарда слегка скользила в ладонях из-за крови, поэтому Хенслин не стал колоть, а перехватив за самый конец обмотанного кожей древка, широко размахнулся в косом, секущем ударе. Бургундец увидел Хенслина слишком поздно, чтобы отскочить, и принял стойку, пытаясь закрыться мечом, удерживая для надежности его двумя руками. Хенслин довернул удар, и рубанул по ногам. Лезвие с хрустом врезалось в ногу бургундца, срубив её чуть ниже колена. Алебарда была хорошей стали, и разрезала плоть и кости легко, как кухонный нож кровяную колбаску. Хенслина повело за алебардой. Он попытался удержаться, но подскользнулся и упал, прямо рядом с бургундцем. Хенслин обнаружил, что он опять выпустил древко из рук, и лихорадочно потянулся к кинжалу, но руки нащупали только пустые ножны. Между тем бургундец, которому на вид было лет пятнадцать, внимательно посмотрел на свою отрубленную ногу оказавшуюся у него прямо перед лицом, потом на кровоточащую культю, потом завизжал как девка при виде мыши, бросил меч и на удивление быстро побежал на трех конечностях в метель, оставляя на истоптанном снегу дорожку из крови.
— Ты постоянно валяешься! Как не приду к тебе домой, ты лежишь! Приду в цех, вы лежите всем цехом, пошел с тобой сражаться, и что ты делаешь на поле битвы? Лежишь! Имей же понимание о месте и времени для того, чтобы лежать! — заворчал Хосанг — Встань и помоги мне, у меня нога сломана! Эти ублюдки скакали по мне полдня! Нет, ты посмотри, мне даже бивор погнули! А этот мелкий говнюк умудрился отсечь мне два пальца, пока ты неизвестно где шатался! И между прочим, это указательный и безымянный пальцы правой руки! — продолжал ругаться Хосанг, пока Хевлин тащил его к баталии, опираясь на алебарду. — Невелика потеря, думаешь ты, но я тебе отвечу так — только не для моей жены! Для неё это мои любимые пальцы, и тебе придется трудно, объясняя как так вышло, что бургундцы отрубили мне именно их.
— Да заткнись уже! — не выдержал Хевлинг. — Ненавижу когда ты ноешь! Был бы повод! Если бы тебе срубили башку, я бы насрал в мешок, пришил на место к твоей шее и никто бы не заметил разницы! Разве что, ты бы стал умнее! Какого хрена ты оказался вне строя?
— О, началось, — хмыкнул Хосанг и заткнулся. Но Хенслин уже разошелся не на шутку. Его гневная отповедь прервалась лишь на то время, пока гулкий звук «Коровы Унтервальдена» командовал баталии поднять пики и продолжить движение. Они ковыляли за баталией и дальше, но так и не догнали её, до самого лагеря бургундцев. Зато они нашли себе новые кинжалы — вместо потерянного Хевлингом, и изрубленного у Хосанга. А главное, они нашли прекрасный, тонкой работы котел, на трупе лошади одного из жандармов. Не иначе тот побоялся оставлять такое ценное добро в обозе. Они решили продать котелок, и поделить деньги поровну, чтобы не поссориться. Но все равно поссорились, потому что прямо перед продажей каждый решил подарить свою долю другому. Но это уже другая история…
Если говорить о битве при Нанси кратко и по существу, то и сказать то о ней особо нечего. Сошлись повтыкаться люди по той простой причине, что Карл много хамил, и мало делился. В данном конкретном случае — городам и сеньорам Лотаргинии и Эльзаса. Лотаргиния восстала, во главе восставших назначили лотарингского герцога Рене II. Одновременно даровав ему титул правильного патриота. Карл к этому времени уже, если смотреть на факты, отступился от войны со швейцарией, но Лотаргинию и Эльзас отдавать было сильно больно. Эльзас, кстати, поступил молодцом — они вписались за Рене II деньгами.
Серьезно, парни, терять деньги больно, но терять жизнь может и не так больно, но заметно печальней. К тому же, в конце концов деньги можно и новые заработать.
В общем Эльзас скинулся деньгами, а Рене «нанял» 8400 швейцарцев, которые и создали костяк его армии.
После чего они подошли к армии бургундцев, которые осаждали такой милый туристический городок Нанси, и сказали «Ая-яй, масса Карл, нехорошо. Сейчас кому-то а-та-та-та будем делать!». Карл, будучи полководцем решительным и грамотным, прознал о выдвижении деблокирующей армии, и оставив под Нанси 4 000 человек для продолжения осады, рванул навстречу «лотаргинцам», умудрившись занять выгодное место. С одного фланга его прикрывал густо заросший лесом склон холма, с другой тоже лес, еще и изрезанный мелкими ручьями и сухими балками. При том же Кресси, или Азенкуре, такая позиция была залогом победы.
(Где-то там внизу, в полосатом квадратике, воюет наш добрый Хенслин)
Но швейцарцы просто оставили перед фронтом Карла одну баталию, чтобы он не заподозрил неладное. А еще по одной отправили в трудные и долгие обходы. Обе баталии дошли до места только в полдень, отбросили контратаку жандармов, и сломали бургундскую армию с двух сторон, как голодный ломает орех клещями.
То есть, все довольно банально — швейцарцы выскочили откуда не ждали, совершили маневр на который не смогло адекватно среагировать войско бургундцев, и смяли его. Можно добавить еще метель — швейцарцы воспользовались погодными условиями чтобы скрыть маневр. Сражение, сильно напоминающее Муртен.
Кажется все довольно просто, что бы так всем не побеждать, не так ли?
Как и в любом деле, только со стороны кажется что сделать все легко. Чего уж проще — разработать хорошую игру, нарисовать великолепную картину или положить ровно плитку в ванной. И только начиная делать нечто из этого, можно внезапно выяснить, что твоя анатомия сильно отличается от стандартной, потому как ничем другим объяснить то, что у тебя выходит, нельзя. Спешу утешить — аномальное расположение плечевого пояса в районе тазобедренного сустава присуще всем, но лечится упорным трудом и временем. Однако, у каждого человека все же есть некий предел, за который он может перешагнуть только с помощью особых препаратов. Но об медицине и наркотиках в другой раз.
В случае со сборищем толпы злых мужиков, все куда сложнее чем с разработкой игр. Нюансов тысячи. Не буду грузить вас сильно — разверну подробно только один.
В общем, если бы игроделы, вопреки здравому смыслу, решили сделать в компьютерной стратегии хоть немного реализма, то мы бы попросту не смогли управлять армиями. Не то что каждый отряд, но каждый отдельный солдатик, с острым желанием выжить и собственными соображениями на тему как именно это сделать, превратили бы любой геймплей в лютый, невозможный хаос. И самая основная тенденция для подавляющего большинства юнитов была бы проста — избежать боя. Отправив десятку орков через полкарты в нападение, мы бы с удивлением обнаружили, что шесть из них отстали по дороге, спрятавшись в лесу или случайных постройках, а оставшиеся, обнаружив себя в дали от основных сил, и немного почесав зеленые бошки — разграбили бы вашу базу, и отчалили за край карты пропивать нежданный бонус.
В реальности все было еще хуже. Грансон — хороший пример, но он далеко не единственный. О великой проблеме мотивации у пехоты говорят многочисленные факты. Взять хотя бы знаменитый строй «свинья» у тевтонских рыцарей. Они вынуждены были опираться на наемную и зависимую пехоту, и в отличии от того что показывают в фильмах, этот строй представлял собой просто-напросто конвой. Впереди были самые именитые рыцари, потому как западло быть не первым, внутри была пехота, а вокруг, как пастухи вокруг стада, остальные всадники. Это был единственный способ довести свою пехоту до войска противника в сколько-нибудь собранном виде.
И Карл, вполне справедливо полагал, что многочасовой марш по пересеченной местности, разметает оставленную без присмотра пехотную грязь по окрестным лесам. Большая часть отстанет или «заблудится», оставшиеся слишком «устанут» для боя, и так далее.
Были и другие, не менее очевидные вещи, которые делали его поражение при Нанси невозможным.
И то, что оно все же случилось, нам, глядящим с высоты столетий, со всей очевидностью показывает устаревание феодальных армий, их неспособность ответить на вызов более современной военной науки. Как чиряк на лбу южнокорейского айдола, виднелась большая и кровавая, назревшая необходимость изменения подхода к формированию армии, комплектации, перестройки экономики.