значены для странствующих приверженцев религии, а местной паствы не предполагается. В первый раз мы сталкиваемся с последователями Владыки Света в Драконьем Камне, где Мелисандра из Асшая, красная женщина, успешно обратила Станниса и по крайней мере некоторых из его свиты в новую религию. Попытки распространить поклонение Р’глору в Вестеросе кажутся не очень успешными. У Тороса из Мира была миссия обратить Эйериса, Безумного Короля; но, из-за одержимости Эйериса Торос ничего не добился. Однако его собственная вера колебалась на этом этапе его карьеры; лишь когда вылупляются драконы и красную комету замечают в небе – в этот момент мы впервые встречаем Мелисандру, – Торос переживает новый всплеск веры и силы. Он основывает Братство без Знамен и успешно возвращает Берика Дондарриона к жизни несколько раз. Духовное путешествие Тороса наводит на мысль о космической связи между драконами и силой Владыки Света, и Мелисандра также ощущает подъем сил. Станнис время от времени переживает сомнения:
– Мелисандра клянется, что видела в своем пламени, как я выхожу на бой с силами тьмы со Светозарным в руке. Светозарный! – презрительно фыркнул Станнис. – Блестит он красиво, спору нет, но на Черноводной этот волшебный меч принес мне не больше пользы, чем обычная сталь (БМ, Давос V, 602).
Религия Р’глора подразумевает поклонение всемогущему божеству, которое существует в огне, а противостоит ему Великий Иной, воплощенное космическое зло. Таким образом, религия походит на манихейство, то есть веру в то, что в мире существуют две сбалансированные и практически равные силы (в противоположность, скажем, всемогущему христианскому или еврейскому Богу, который страдает от зла в мире по причинам, которые не могут быть поняты ограниченным человеческим умом). Религия последователей Р’глора, насколько нам известны ее догматы, сопоставима с верованиями средневековых катаров и подобных еретических сект, которые считали, что мир безнадежно пал, и думали, что спасение можно обрести только в другом мире. Человеческие души принадлежали свету на небесах, но многие были пойманы злым Богом, одеты в плоть и посланы в этот мир страдать. Катары, жившие в Лангедоке на юге Франции, верили, что жизнь столь бессмысленна, что не стоит размножаться, так как это приведет к появлению новых несчастных обитателей этого прогнившего мира. Катары верили в перерождение; ведение достойной жизни могло прервать цикл перерождений и позволить навсегда вернуться в мир света. Мужчины и женщины рассматривались в катаризме как равные. В то время как обычные люди только воздерживались от употребления в пищу мяса и участия в католических религиозных практиках, избранные «perfecti» (духовные лидеры секты) вели крайне аскетичный образ жизни: отказывались от секса и алкоголя и часто постились. Они не должны были никого убивать и никому не давали присяги. Обычные приверженцы секты вели такой образ жизни, известный как «consolamentum», лишь незадолго до кончины, когда подобные ограничения было несложно соблюдать, но perfecti придерживались такого аскетизма десятилетиями.
Катары представляли угрозу для средневекового католицизма как в плане их верований, так и в их нежелании участвовать в обрядах католической церкви. Их отказ давать клятвы вызвал конфликт с иерархической организацией феодального общества; они утверждали, что церковь насквозь прогнила. Церковь ответила на это насилием. Арно Амори, аббат Сито, пытался проповедовать катарам ортодоксальный католицизм, но безуспешно: в 1208 году папа Иннокентий III объявил против них Крестовый поход. Арно Амори был назначен военачальником крестоносцев, вместе с Симоном де Монфором, графом Лестером. Начались ужасные гонения. Считается, что именно Арно произнес те позорные слова перед великой резней при Безье в 1209 году, в которой было убито не менее 20 000 человек: «Убейте их всех; Бог знает свое дело». Альбигойский крестовый поход (так называлась кампания против катаров) и инквизиция добились значительных успехов в искоренении катаризма в Лангедоке; пострадавшие в ходе войны замки катаров до сих пор можно увидеть на вершинах холмов по всей провинции, а в городах Альби, Безье (где замок был разрушен), Каркассон отчетливо ощущается атмосфера гонений.
Катары, не отрекшиеся от своей веры, были сожжены на кострах, после того как были допрошены инквизицией; именно в документах инквизиции до нас дошла большая часть информации о катарах.
Культ Р’глора также сравнивали с зороастризмом, дуалистической религией, зародившейся в Персии. Согласно ее учению, Ахура-Мазда, создатель, представляет собой добро, но он больше не принадлежит этому миру. Добро исходит от него, в то время как силы зла стремятся разрушить его создание. В мире добро Ахуры-Мазды борется со злом, воплощенным в Ахримане; злу можно сопротивляться, если вести праведный образ жизни. Огонь занимает центральное положение в зороастризме как элемент ритуальной чистоты; в ранних формах религии священный огонь добывался на вершинах холмов, и лишь после этого его заносили внутрь храмов. Священный огонь поддерживается веками (на практике самый старый священный огонь горел 250 лет), и неверующие не допускаются в места, где он горит.
Три фактора отличают поклонение Владыке Света от катаризма и зороастризма: во-первых, активное обращение в веру других людей Мелисандрой и, в какой-то степени, другими жрецами Р’глора, с которыми мы сталкиваемся. Во-вторых, ужасающие человеческие жертвоприношения богу. В-третьих, в религиях реального мира нет понятия фигуры мессии. Миссионерская деятельность Мелисандры оказалась крайне успешной к тому времени, как мы встречаем ее в Драконьем камне, поэтому нам остается лишь гадать, как она доказала Станнису и Селис превосходство религии Владыки Света над Семерыми. В начале серии «Север помнит» (2.1) мы видим народ Драконьего Камня, собранный на берегу моря и сжигающий свои драгоценные статуи Семерых. Эта сцена напомнила мне культовый фильм «Плетеный человек» – за исключением того, что на этот раз людей не сжигают. Крессен, мейстер Драконьего Камня, бегает среди толпы, призывая народ одуматься: ведь они отказываются от веры своих предков ради какого-то новомодного культа. Станнис и Мелисандра также настаивают на том, чтобы вольный народ согласился, по крайней мере на словах, поклоняться Владыке Света, чтобы пройти за Стену. «Р’глор – ревнивое, вечно голодное божество – мигом пожрал труп старика. На красно-рыжую Стену падали гигантские тени Станниса и Мелисандры» (ТД, Джон Х, 157).
Жителей Каркассона изгоняют из города во время осады войсками Симона де Монфора. Миниатюра, 1415
С четвертого по седьмой век среди англосаксов, фризов и ирландцев аргументы, подобные аргументам Крессена, выдвигались против введения христианства. Христианские источники изображают язычников сильно озабоченными потерей преемственности и связи с их предками. Их беспокойство усиливало утверждение христиан, что некрещеные неизбежно попадают в ад, даже если у них никогда не было возможности услышать проповедь Евангелия. Как рассказывалось в народной сказке, записанной в девятнадцатом веке, ирландский герой Оисин вернулся после трехсотлетнего пребывания в Другом Мире и не узнал Ирландию. Его отец Финн, лидер «Фианны», банды героев-отступников, и все его друзья и сородичи погибли. Была и позитивная сторона (в каком-то роде). Оисин жил достаточно долго, чтобы встретить святого Патрика, проповедовавшего в то время в Ирландии, и мог бы креститься, если бы он этого пожелал, и таким образом получить спасение. Хотя другие герои ирландских легенд не упустили бы возможность принять крещение от кельтских святых, Оисин наотрез отказался; то, что хорошо для его отца и сородичей, хорошо и для него, и он предпочел провести вечность там, где были они, даже если это был ад. Спешившись, Оисин сразу же ощутил на себе бремя своего истинного возраста, иссох, рухнул на землю и умер.
Тем, кто перешел в христианство из политеистических религий Скандинавии (германские племена и кельты), новая вера дала ответы на важные метафизические вопросы. Христианский историк Беда, писавший в начале восьмого века, описывает реакцию одного из советников короля Эдвина из Нортумбрии на Евангелие, проповедуемое при дворе святым Паулином около 614 года:
Вот как сравню я, о король, земную жизнь человека с тем временем, что неведомо нам. Представь, что в зимнюю пору ты сидишь и пируешь со своими приближенными и советниками; посреди зала в очаге горит огонь, согревая тебя, а снаружи бушуют зимний ветер и вьюга. И вот через зал пролетает воробей, влетая в одну дверь и вылетая в другую. В тот краткий миг, что он внутри, зимняя стужа не властна над ним; но тут же он исчезает с наших глаз, уносясь из стужи в стужу. Такова и жизнь людская, и неведомо нам, что будет и что было прежде. Если новое учение даст нам знание об этом, то нам следует его принять[24].
Первосвященник короля Коифи с таким энтузиазмом относится к новой доктрине, что тут же призывает к разрушению старых идолов и храмов. Одолжив копье у короля (священникам было запрещено носить оружие) и оседлав жеребца (им нельзя было ездить верхом на конях, лишь на кобылах), Коифи скачет к храму и бросает копье внутрь. Храм был осквернен, идолы опрокинуты, и окрестности были преданы огню. Конечно, мы должны относиться к свидетельству Беды с осторожностью: он пишет как убежденный христианин, который не видит ничего хорошего в языческом прошлом и пренебрегает деталями языческих обычаев и философии. Тем не менее миссионеры, пришедшие в англосаксонскую Англию, встретили на удивление вялое сопротивление. Святой Августин Кентерберийский сначала высадился в Кенте в 597 году; короля легко убедили принять крещение, так как королева Берта уже была христианкой. Миссионеры двигались от двора ко двору, концентрируя свое внимание на короле, королеве и знати, и эта стратегия пользовалась большим успехом. Папа Григорий Великий советовал продвигаться неторопливо, строя церкви в тех же местах, где стояли храмы, постепенно вытесняя старые обычаи, а не подвергая все огню и мечу. Обещание рая, прекрасной загробной жизни каждому, кто уверует и примет крещение, было привлекательным. Железнорожденные верили во что-то вроде водяной Вальхаллы, но неизвестно, могли ли женщины, дети и те, кто умер в постели, а не с мечом в руках, попасть туда, так как право пировать и сражаться в Вальхалле нужно заслужить.