Первым шагом к обнаружению прихода является выявление свидетельств о русском православном населении. Чаще всего исследователи, желающие проследить историю русского населения в Тане в XIII–XV вв., останавливаются лишь на проблеме русских рабов там[1622]. Это лишь одна из сторон картины, на которой мы еще остановимся подробнее. Археологи находят в Тане русские изделия[1623], а имена русских купцов и ремесленников удается, хотя и редко, обнаружить в венецианских нотариальных актах, но чаще всего лишь тогда, когда русские выступают контрагентами итальянцев. В этом специфика источников. Вот несколько любопытных примеров из картулярия нотария XV в. Пьетро Пеллакана. Римская католичка Мария Грасса выходит замуж за русского по имени Федор. В ее завещании небольшая сумма денег, 26 безантов, оставлена ее духовному отцу монаху Эразмо Саломоно, канцлеру генуэзской фактории. Деньги эти предстояло получить у некоей Фетинкии, жены другого русского по имени Феодор. Семья Марии и Феодора не была бедной: Мария оставляет единственному сыну Андреа свою рабыню Олиту, возможно, также славянского происхождения. Ее душеприказчица — Магдалина, жена грека Яниса, пристава (plazarius) фактории, была из той же смешанной латино-православной среды. Среди наследовавших (она получила шелковую рубаху) встречаем и некую Перину, дочь Марины и Гульелмо[1624].
Целая семейная история восстанавливается при сопоставлении нотариальных актов и фонда завещаний Венецианского государственного архива. Русский по имени Куна, брат Минки, женился на Катерине Ландо, дочери Джованни Мурари, лучника — баллистария венецианского замка в Тане. Неплатежи и хронический дефицит бюджета были повальным явлением в итальянских факториях Причерноморья XV в. Долг баллистарию администрации равнялся 800 безантам и эта сумма составляла приданое Катарины. Консул признал этот долг в судебном порядке в 1439 г. Однако, он не был погашен и после смерти баллистария, через 13 лет[1625]. В 1450 отчаявшийся Куна составляет завещание с упоминанием долга[1626] а два года спустя поручает своему агенту добиваться возвращения приданого жены, именуемой им совсем по-русски — Тина[1627].
В нотариальных актах мы неоднократно встречаем упоминания о рабах не русского происхождения, но принимавших в святом крещении русские имена. В 1363 г. проданная в Тане татарка Караза (Charaza) в крещении названа Настасьей (Nastaxia). В 1385 г. привезенная в Венецию из Причерноморья (скорее всего — Таны) татарская рабыня сохраняет данное ей в крещении русское имя Ульяны[1628]. В тоже время большинство татарских рабынь в Генуе и Венеции носят исключительно одно «католическое» имя[1629]. Двойное именование указывает на недавнее время крещения. Такие имена не давались при крещении по католическому обряду. Тем более, что сохранившиеся свидетельства касаются рабынь, попадавших в итальянские дома. Для этих рабынь было более выгодным, если бы речь шла о выгоде, принимать крещение от латинских священников. Поскольку этнос определяется нотариями достаточно точно, все это свидетельствует о крещении рабов по православному обряду именно в месте покупки, Тане или около нее. Впоследствии рабыни-татарки с православными именами могли быть заново крещены по католическому обряду уже в Венеции. Вот свидетельство венецианского нотария Ветторе Помино, специализировавшегося на оформлении сделок с рабами: «рабыня родом татарка… на своем (так!) языке Наталья, и в святой купели крещения должна называться Катарина»[1630].
Русские имена у татарских рабов из Таны позволяют предполагать, что в Тане русские священники совершали обряд крещения. Однако, русские православные храмы в тот период в Тане пока не обнаружены, хотя есть упоминания о греческой церкви св. Николая XV в. и еще об одной, существовавшей ранее, в XIV в.[1631] Греческие приходы Таны были в церковной юрисдикции митрополита Алании[1632], резиденция которого во второй половине XIV–XV вв. была в Трапезунде[1633], столице империи Великих Комнинов, кстати, поддерживавшей тесные связи с русскими землями. Трапезундские митрополиты нередко посещали Русь[1634]. Не исключено, что русские миссионеры могли использовать греческую церковь для окормления своей паствы и проповеди Евангелия. Возможно также, что нам еще предстоит найти свидетельство о русской церкви или часовне в Азове XIV–XV вв.
Но есть и иные примеры. Некий Лука Чиврано (носитель чисто венецианского, притом знатного, фамильного имени) называет себя ruthenus sive russicus, habitator eiusdem loci Tane. Вероятно, это указание на его происхождение от рабов, принадлежавших роду Чиврано, давшего им, как это бывало, свое имя[1635]. Наш Чиврано, без сомнения, интегрирован в латинскую среду и, скорее всего, католик. Все его душеприказчики — итальянцы. Его жена, Магдалина, — латинянка. В завещании он отдает 3 дуката католическому капеллану на службу месс свв. Марии и Григорию, pro missis sancte Marie et sancti Gregorii dicendis per dictum capellanum. Он владеет мастерской, где и проживает, на территории католической скуолы св. Марии и Антония, которой он завещает 50 дукатов[1636]. Казалось бы, все ясно. Но… ту же сумму он завещает на возобновление, и ремонт православного греческого храма св. Николая. Это может показаться странным, если забыть, что это было время сразу после Флорентийского собора и в условиях тотальной угрозы всем христианам от турок, да и от татар, в далекой фактории. Лука сумел разбогатеть. Слугам и на благотворительные цели он завещал более 52 дукатов, он имел 3 рабов: черкеса по имени Иоанн и двух русских: Орину и ее сына Костю, которых он отпускает на волю сразу или через определенный срок, при условии, что они останутся слугами у его вдовы.
Пропорция русских рабов, вывозимых из Причерноморья, увеличивается в конце XIV–XV вв.[1637] Далеко не всегда, видимо, они могли найти защиту в приходе русской или греческой православной церкви. Вот любопытный пример. Русский раб, Иван, 20 лет, был слугой некоего татарина (saraceni) Сары Ходжи, называемого в документе clibanarius et habitator Таны. Иван бежал от господина и нашел убежище в католическом храме. Там он был крещен францисканцем, уже нам известным, Эразмо Саломоно. Ивану было дано имя Франциск. Позднее, в 1450 г., генуэзский консул в Тане Джованни Спинола повелел составить документ манумиссии раба (возможно, уплатив хозяину или договорившись с ним)[1638]. Могло ли быть, чтобы русские рабы, православные христиане, были заново крещены по католическому обряду до (или как условие) манумиссии? Или же Иван стал францисканским монахом, что более вероятно? Но вот и другие примеры: «sciava de genere russorum in lingua latina vocata Maria»[1639]; русская рабыня Федосья (sciava de genere ruthenorum sive rossiorum… Theodosia) названа: et in latinam Agneta[1640]. Другие русские рабыни также переименованы. Одна «vocata in sua lingua Chimia et in lingua latina Marta», другая «in sua lingua Ticiana, et in lingua latina Blasia», третья — Анка (Ancha) становится Маргаритой[1641]. Они-то отнюдь не приняли монашества. Аналогичный случай переименования в 1359 рабыни-гречанки по имени Baracoma, притом в Тане, месте существования греческой общины и прихода, а не в Италии, получившей латинское имя Катерина, встречается в акте канцлера венецианской фактории Бенедетто Бьянко[1642]. Что это: повторное крещение слуг хозяевами или просто присвоение слугам более привычного для итальянского уха имени? Вероятно, было и то, и другое, хотя в каждом случае больше вопросов, чем ответов. К примеру, русский раб в Венеции (sclavus de genere russorum), на своем языке Coscholdin (явно искаженный мусульманский антропоним) на латинском языке поименован Андреем (et in lingua latina Andreas)[1643]. Следы ли здесь недавнего татарского порабощения, заимствование ли это имени предыдущего владельца, как и у Чиврано, или же простая путаница нотария, не отличившего татарина от русского? Подобные случаи встречаются и у другого нотария, работавшего уже не в Венеции, а в самой Тане, и хорошо знавшего местную ситуацию, канцлера венецианского консулата Донато а Мано. Он определяет русскую рабыню так: «sciava de genere rossorum vocata in lingua sua Tovalath»[1644]. Другой русский раб назван Cotuluboga[1645] (хорошо известное татарское имя Кутлубуга[1646]). Снова неопределенность этноса? Не слишком вероятно, при том, что этническая принадлежность, как и возраст, были, как известно, факторами, значительно влиявшими на цену раба или рабыни и всегда фиксировались в нотариальных актах сделок с рабами