мыкнула: «Оказывается, кое-кто еще вспоминает о Заоблачном районе». «Конечно, — ответила я, — сколько лет прошло для Заоблачных гор впустую, это же историческая трагедия!» «Трагедия?» — чуть заметно вздрогнула она, глаза глянули на меня с недоверием.
«А разве нет!» — спросила я, невольно, как обычно и тут, у вас в доме, вступая в спор. Моя позиция вам известна. Женщина молча слушала, недоверие ее постепенно исчезало, так что к концу она стала кивать на некоторые мои удачные метафоры, а лицо осветилось улыбкой. «Вы же впервые меня видите! — тихо произнесла она. — А осмеливаетесь такое высказывать!»
«Чего же бояться? — запальчиво возразила я. — Почему люди должны остерегаться друг друга. Это ядовитые плоды былых наших политических перегибов! С этим пора кончать!»
«Вот вы какая! И давно здесь? Есть семья?» — спросила она.
Я понимала, что она присматривается ко мне, в ее ситуации это было естественно. Присев к ней на кровать, я постаралась рассеять ее подозрения на мой счет. А когда я упомянула отца, ее глаза посветлели: «Ло рассказывал мне, как несколько лет назад вашего отца обвиняли в тяжких преступлениях».
Я поняла, что Ло — это Ло Цюнь, но все же решила уточнить. «Кто это Ло?»
«Ло? Да это мой муж! — При этих словах ее глаза потеплели. — Посмотрите, вот он!» — показала она на фотографию.
«Он…»
«С телегой уехал», — предупредила она мой вопрос.
«Но почему…»
«Почему? — повторила она. Губы дрогнули, будто она хотела что-то сказать, но, передумав, переменила тему: — Так вы ищете материалы по нашему району?»
«Да!» — воскликнула я. Хотя на самом деле в данный момент я пыталась разгадать ее и Ло Цюня тайну, и это желание было гораздо сильней, чем надежда на то, что у нее есть какие-то материалы. Но не могла же я сразу, при первой встрече чего-то от нее требовать.
«Старых документов у нас тут нет. — Она помолчала мгновенье и продолжала: — Однако кое-какие рукописи могут вас заинтересовать. Хотите посмотреть?»
Я, конечно, очень обрадовалась. Что за рукописи, о чем? Она показала на восточную стену: «Придется вас побеспокоить. Отодвиньте доску, там внутри найдете сверток, дайте его сюда». Я так и сделала. За доской, похожей на заслонку, открылась щель, в которой лежал сверток в красной материи. Что в нем, я не знала, но догадывалась — что-то важное. Я передала сверток женщине.
Она приняла его, бережно положила на стол, нежно провела по нему рукой и лишь потом развязала веревку, развернула красную материю, открыв десятки аккуратно переплетенных тетрадок. Взяла четыре из них и протянула мне: «Посмотрите, пригодится ли?»
Я взяла их, еще не веря своей удаче. На обложке первой было написано: «Преобразование и строительство Заоблачного района», а ниже еще одна строка: «Будущим строителям Заоблачного района». Судя по разделам, которые значились в оглавлении, рукопись затрагивала чуть не все районные проблемы, историческое развитие, географический очерк, природные ресурсы, плановые наметки и так далее — все там было. Похоже, это был набросок какого-то исследования. Мне так хотелось скорее добраться до текста, что, не спросясь, я схватила тетради, пошла во вторую комнату и уселась за колченогий стол.
Раскрыла их недоверчиво и удивленно. Но чем дальше вчитывалась, тем большее испытывала потрясение. На одном дыхании проскочила предисловие, несколько разделов, и мне сразу стало ясно, что это ценнейшая работа, не только многосторонний, но и строго научный анализ природных условий и — в гораздо большей степени — общественных проблем. Исследование истории Заоблачного района, его извилистого пути после освобождения в 1949 году. Я читала, читала, и горячее волнение охватило меня. Обернулась к Фэн Цинлань, и мне ответили ее прозрачные глаза, внимательно меня изучавшие.
Наши взгляды встретились — это был миг взаимной оценки!
«Прочитали?» — Голос дрожал от волнения.
«Нет, что вы! Только несколько разделов, но и они уже покорили меня!»
«Правда?» — радостно воскликнула она. Я посмотрела на стопку тетрадей, которую она все еще прижимала к груди, и спросила: «Эти тоже?» Она кивнула: «Тоже рукописи, но о другом».
«О другом?» Я подошла к ней и начала листать остальные тетради. Это и в самом деле была другая работа, озаглавленная «Прошлое, настоящее и будущее». Там оказались такие разделы: «Заметки при чтении истории», «Научно-технический прогресс и Китай», «Обследование деревни», «Скрытые причины возникновения «банды четырех» и уроки прошлого», «Впечатления у подножия Заоблачных гор» и так далее.
По правде говоря, я была ошеломлена. Не тем, что натолкнулась на такое богатство. Трудно было представить себе, как в этой ветхой, нищей лачуге всей кровью сердца, сметая все препятствия, творил этот человек. «Товарищ Цинлань, — я взволнованно взяла ее за руку, — это вы все написали?»
Она покачала головой, и в глазах опять мелькнула трогательная нежность. Подняла глаза на фотографию Ло Цюня.
«Он?» — вырвалось у меня.
«Да!» — подтвердила Фэн Цинлань, продолжая смотреть на фотографию. А потом прикрыла веки, и две слезинки закачались на длинных ресницах и упали прямо на рукописи.
Ее волнение передалось мне, на душе стало горько, я невольно обняла ее и прошептала: «Сестра! Не таитесь! Что же произошло с вами?»
Фэн Цинлань вытерла слезы, сжала губы и не произнесла ни звука.
«Расскажите мне! — молила я, продолжая обнимать ее за плечи. — Быть может, я смогу помочь. Как случилось, что из Ло Цюня сделали контрреволюционера, как вы соединились с ним? Как вы жили все эти годы? И как написал он все это?»
Град вопросов обрушился на нее, и она растерялась, а может, тогда еще не хотела отвечать. Вздохнув, схватила мою руку и со всей искренностью сказала: «Спасибо вам, милая товарищ Чжоу, за два года, прошедшие после разгрома «банды четырех», вы, наверное, первый официальный гость в этом доме. О наших делах слишком долго рассказывать, к тому же мне бы хотелось, чтобы вы сами составили себе впечатление. Если вам интересно, поживите у нас, прочитайте все, что написал товарищ Ло Цюнь, ведь там его душа, его мысли, идеалы, политические взгляды. Когда прочитаете, сможете судить сами! И вот тогда я расскажу вам о нашем прошлом. Согласны?»
«Конечно, — ответила я, — это такое доверие! Товарищ Ло Цюнь вечером вернется? Почему он стал возчиком?»
«Вернется, — ответила Фэн Цинлань. — Уж такой характер у этого человека. Говорит, я слаба стала, постоянно надо покупать мне лекарства, вот он тайком от меня и попросил кооператив взять его возчиком. Его не удержишь, я знаю».
«Вам трудно живется?» — спросила я ее.
«Не надо об этом, — ответила она, отбрасывая одеяло и вставая с кровати. — Тут, в маленькой комнатушке, живет наша приемная дочка Линъюнь, вы там пока почитайте, а я пойду поесть приготовлю».
«Позвольте мне это сделать, вам еще нельзя…»
«Вы не беспокойтесь, я непременно доживу до того дня, когда его дело будет пересмотрено».
Она отвела меня в маленькую комнату, дала кружку воды и велела сидеть тут и читать.
И я целиком ушла в сочинения Ло Цюня. Забыла о неумолкающем шелесте сосен, не слышала журчания речушки — мои мысли летели за строчками Ло Цюня.
Я вчитывалась в его энергичные, глубокие мысли, оригинальные и удивительно простые суждения, широко охватывающие древность и современность, и мне трудно было представить себе, что это написано человеком, на которого навесили ярлык контрреволюционера и который вынужден работать возчиком, чтобы прокормиться. Я вдруг поняла, как поверхностны мои собственные оценки! А ведь я считала себя радикалом, храбро бросалась в бой, язвила и свысока именовала всех омертвевшими консерваторами. Что я знаю о нашей стране, истории, народе, революции? Много ли мне известно о том, что происходит в мире? А его взгляды были широки, глубоки, остры и в то же время конкретно-деловиты. К этому можно было прийти лишь путем глубочайшего изучения, внимательнейшего наблюдения над жизнью, исполнившись горячей любви к партии и народу. Вот чего недостает нам!
И такой человек до сих пор терпит напраслину! Воистину, это наш позор!
Вот так я горько размышляла над рукописью.
Ближе к вечеру услышала звук открывающейся двери и чьи-то торопливые шаги в комнате Фэн Цинлань. Я поняла, что вернулся Ло Цюнь.
В приотворенную дверь я видела, с какой любовью Фэн Цинлань смотрела на Ло Цюня. Широким шагом он приблизился к ней и, осторожно положив руки на ее плечи, нетерпеливо спросил: «Как ты сегодня? Дай-ка взгляну на тебя». Фэн Цинлань с улыбкой оттолкнула его: «Я уже здорова. Послушай, сегодня…» Ло Цюнь не слушал. Не снимая рук с плеч, он усадил ее в постели и нежно сказал: «Дай мне полюбоваться тобой». «Я хотела сказать тебе…» — начала Фэн Цинлань. Ло Цюнь вдруг достал бумажный сверток и протянул ей. Фэн Цинлань подозрительно посмотрела на сверток. «Разверни!» — воскликнул он. Фэн Цинлань, улыбаясь, развернула — это была скромная хлопчатобумажная ткань. Она недовольно встала: «К чему ты это купил! Тебе самому надеть нечего!» Не обращая внимания на ее слова, Ло Цюнь взял ткань, встряхнул и приложил к Фэн Цинлань, приговаривая: «Ты посмотри-ка, пойдет тебе этот цвет?» Фэн Цинлань пощупала ткань, покачала головой. Ло Цюнь решил, что она рассердилась, и смущенно принялся упрашивать: «Опять ты отказываешься, Цинлань, огорчаешь меня, мы же с тобой скоро двадцать лет вместе, разве без тебя я написал бы что-нибудь? Да я бы и сам, боюсь… Ведь все, что мы с малышкой Юнь ели, носили, что знали и видели, — все от тебя шло. Все свои силы, все свое имущество ты…» Тут Фэн Цинлань перебила его: «Что с тобой сегодня? К чему эти слова?» «За двадцать лет, — вздохнул Ло Цюнь, — я ниточки не смог купить тебе, а сегодня денег не хватило на ватник, вот только на этот лоскут. При всей моей невнимательности я и то заметил: у тебя же не ватник, а какая-то тряпица, чуть прикрывающая тело. Ты ослабела, как же можно…» Он не договорил, мне было видно, как, сделав над собой усилие, он закончил шуткой: «Это подарок от возчика, к тому же по случаю девятнадцатой годовщины нашего брака».