— Нет, — дочь помотала головой, — я же никого не знаю, так чего и спрашивать? Да, она еще сказала, что ей надо поспешить туда, она завтра отпросится с работы и поедет в Заоблачный район!
— В Заоблачный?
— Ма, что с тобой? На тебе лица нет!
— Дай воды!
Я вдруг вся обмякла, руки задрожали. Неужели Цинлань? Я выпила глоток воды, откинулась на подушку, но тут же подняла голову.
— Она едет в Заоблачный, ты не ослышалась?
— Ну как я могла ослышаться! — Дочь изумленно посмотрела мне в глаза. — Ма, что ты так разволновалась? Ты тоже знаешь этого хорошего человека, который сейчас умирает?
Я кивнула.
— Кто это? Мужчина или женщина? Почему вы с тетей Юйчжэнь так переживаете?
— Это женщина! — Я ласково погладила дочь. — Таких женщин немного, и маме твоей далеко до нее!
— Ой! Ма! Почему же ты мне никогда о ней не рассказывала? Почему она никогда не бывала у нас дома? Кто она?
— Я потом расскажу тебе, а сейчас мне надо немного поспать. И ты иди спать, завтра в школу!
Дочь отпустила меня, спросила, не нужно ли мне лекарства. Я покачала головой, и только после этого она ушла, осторожно закрыв за собой дверь.
Теперь, когда я осталась одна, все происшедшее, да еще эта весть тяжкой глыбой обрушились на меня. Мне хотелось спокойно все обдумать, но голова раскалывалась. Я откинула одеяло. Закрыла глаза, и передо мной всплыло мягкое, спокойное лицо Цинлань, она нежно и в то же время отчужденно глядела на меня. «Цинлань, — невольно пробормотала я, — ты прошла сквозь такие испытания, и весна уже близится, неужели ты можешь умереть?» Она покачала головой и прошептала. «Дорогой мой друг, не скорби обо мне, я простая женщина, но я исполнила все то, что должна была исполнить, и я счастлива. А ты?»
«Я?»
«Да, ты!»
Тут я открыла глаза, и видение исчезло. Лишь моя тень, отброшенная безжизненным, тусклым светом настольной лампы, лежала на серой сумеречной стене. В изнеможении я откинулась на подушку, теперь меня бил озноб.
Наутро, когда, проснувшись, дочь забежала ко мне, я успокоила ее, отправила в школу. На самом же деле мне стало еще хуже. Слабость, ломота, высокая температура. Всего одна ночь, а я уже и шагу ступить не могу голова отяжелела, тело словно парит в воздухе, перед глазами туман. Но отчаянным усилием я заставила себя подняться — надо было позвонить Чжоу Юйчжэнь.
Только взяла трубку, Чжоу Юйчжэнь явилась сама. Девушка выглядела так же, как при нашей последней встрече, — свежая, бодрая, только более серьезная и задумчивая.
— Фэн Цинлань стало хуже? — спросила я.
Она кивнула.
— Я звонила вчера туда, хотела кое-что ей сообщить, но подошел Ло Цюнь, его душили слезы, я с трудом разобрала, что Цинлань уже без сознания, и он боится, что это конец.
Потом Чжоу Юйчжэнь сказала, что немедленно едет в Заоблачный, машину достала — не поеду ли я с ней? И еще добавила:
— Вы, мне кажется, просто обязаны. Считайте это общественным или личным — в любом случае вам надо поехать. Быть может, это будет ваша последняя встреча!
— Еду! Еду! — подхватила я. — Подожди, я сейчас — Хотела пойти одеться, сделала два шага, но вспомнила: — А не нужно ли захватить врача?
— Я все уже подготовила, — замахала она руками, — врач в машине, собирайтесь скорей!
В смятении я пошла в комнату, Чжоу Юйчжэнь последовала за мной. Там находился У Яо, уж не знаю, чем он занимался, только взглянул на нас с Чжоу Юйчжэнь мрачно.
— Куда это вы собираетесь?
Не удостоив его вниманием, я распахнула дверцы шкафа, чтобы достать одежду, и слышала, как Чжоу Юйчжэнь язвительно ответила:
— Нам надо кое-кого проведать.
— Кого?
— Тех, с кем вы не желаете встречаться! Двух прекрасных, твердых духом мучеников, имеющих к вам прямое отношение. Ну, как, надо еще произнести их имена?
Вот таким тоном говорила она, стоя перед У Яо, словно ей было все равно, секретарь он или кто-то еще. Потому-то У Яо и недолюбливал ее и даже немного побаивался. С ней он не отваживался держаться со своим обычным чиновным высокомерием, ведь Чжоу Юйчжэнь знала начальников покрупнее его — и все они любили ее как дочь.
Я не видела натянутой физиономии У Яо, но в его голосе послышалась усмешка:
— Ишь, либералка! Мученики не могут быть прекрасными. Нельзя отрицать прошлых кампаний, иначе…
— Вот оно что! — вскинулась Чжоу Юйчжэнь. — Вы боитесь признать, что раньше подвергали чистке хороших людей? А что вы называете отрицанием прошлых кампаний? Проведение политики исправления ошибок? Вы всех запугали, не зря про вас говорят, что стоите на пути.
— Перестань говорить глупости! — возвысил голос У Яо.
— Ха, вы боитесь, что новая политика вас самого сметет с дороги! — не отступала Чжоу Юйчжэнь. — Как же это понимать? Вы не в силах перестроиться? Не можете выпутаться из пут прошлого? Разве «банда четырех» не подвергла чистке вас самого? Так что же вы шумите, когда речь заходит о тех, кого чистили сами? Почему не думаете о судьбе таких хорошо вам известных людей, как Ло Цюнь и Фэн Цинлань?
С этими словами Чжоу Юйчжэнь резко откинула плотно задернутые шторы, и в комнату ворвался сноп света.
— Посмотрите, товарищ У Яо, — показала она за окно, — какое яркое солнце, начался новый исторический этап, а вы, как человек в футляре, все еще..
— Послушай, Чжоу! — Лицо У Яо окаменело. — На что ты все время намекаешь?
Я уже взяла одежду и, не желая, чтобы разгоралась их ссора, позвала Чжоу Юйчжэнь:
— Ну, пойдем!
— Куда? — набросился на меня У Яо.
— Я еду проведать Фэн Цинлань, она очень серьезно больна!
— Не позволю! — резко выкрикнул он, прыгнув вперед и загородив дверь.
Я остолбенела. Чжоу Юйчжэнь широко раскрыла испуганные глаза — такая сцена в нашем доме была для нее внове.
Воспользовавшись замешательством, У Яо схватил мое пальто и так рванул на себя, что я чуть не упала.
— Какая там еще Фэн Цинлань? Ты едешь разыскивать Ло Цюня! — заорал он и, ничуть не смущаясь присутствием постороннего человека, швырнул пальто на пол.
Чжоу Юйчжэнь посмотрела на него, потом на меня, покачала головой и вздохнула:
— Разве можно так относиться к людям, товарищ У Яо! Да сейчас вы готовы вычистить кого угодно — ваш отдел, собственную семью! Ладно! Я пришла не для того, чтобы отвлекать вас от дел. Пойду вперед, сестра.
Она откинула волосы — и только собралась выйти, как вбежал завсектором Чжу и растерянно бросился к У Яо.
— Секретарь У, звонят из парткома провинции, требуют архивные материалы по делу Ло Цюня. Наш первый секретарь разыскивает вас, чтобы вы срочно доложили ему о деле Ло Цюня.
У Яо изменился в лице, но от двери не отошел. Чжу протянул ему какую-то бумажку:
— Вы посылали триста юаней в Заоблачный район? Их вернули!
У Яо взял перевод, развернул и повернулся ко мне с налитыми кровью глазами. А я в этот момент, напротив, успокоилась.
— Это я посылала деньги! — Я подняла брошенное им на пол пальто и собралась проскользнуть мимо него. Он не задержал меня, лишь проводил глазами. Увидев, что ситуация какая-то непонятная, Чжу поспешил улизнуть.
В гостиной я задержалась — в голове мутилось, ноги не слушались. Услышала шум двигателя стоявшей внизу машины, хотела крикнуть, чтобы подождали меня. Но не успела ничего сообразить, как он вбежал в комнату и ударил меня. Я упала. Он осыпал меня бранью, истерически орал:
— Спелась с правыми! Не надейся, что партия вас поддержит, все вы с головы до пят правые, правые..
От пощечины у меня потемнело в глазах, но она же и окончательно отрезвила.
Я медленно приподнялась с пола, не сводя с него глаз. Наверное, у меня было страшное, перепачканное кровью лицо — он вдруг замолк и растерянно попятился.
Нелегко мне было подняться, держась руками за стены, дойти до двери, с усилием открыть ее. Но я еще не вышла за дверь, как он ринулся за мной. Я обернулась посмотреть, что ему еще надо от меня. Его губы дрожали, вдруг он обхватил меня руками и, скользя руками вдоль тела, рухнул на колени.
— Я с ума сошел, как я мог ударить… Прости меня, Вэй, я сам не знаю, что делаю. Ты не можешь уйти, не можешь, я сейчас… я не могу потерять…
Такого я не ожидала, он обнимал меня за ноги, не давая двинуться, а я смотрела на него то ли тупо, то ли презрительно. Не двигаясь, не произнося ни слова, но и не отталкивая его. Кровь из разбитого рта капала прямо на его лицо.
Вдруг он отпустил меня, закрыл лицо руками, на четвереньках дополз до дивана и рухнул на него.
Я окинула квартиру взглядом, в душе уже прощаясь с ней, понимая, что восстановить уже ничего нельзя.
Неверными шагами направилась вниз. Но слишком сильной была встряска этих двух дней плюс еще ночной жар — ноги мои дрожали, перед глазами плыли лица Цинлань, Ло Цюня, У Яо, и не прошла я двух-трех ступенек, как нога ступила в пустоту, и я покатилась вниз.
Я потеряла сознание.
11
Настало утро, когда я наконец пришла в себя, очнувшись в больничной палате, залитой ярким солнцем, под одеялом, нагретым теплыми лучами. С кровати видно синее небо, недвижно замершие молочно-белые облачка, словно ослепительные белые паруса, что плывут по синему морю. Я осмотрелась. Женщина моих лет с соседней кровати кивнула, поймав мой взгляд. Я перевела глаза на столик у кровати: там стояли две вазочки, в одной жасмин с маленькими цветками, только-только раскрывшимися и желтевшими на мягких зеленых стебельках, в соседней вазочке набухли розовые бутоны сливы.
Кто принес эти цветы? Неподвижным взглядом я долго смотрела на них, и какое-то едва народившееся, чуть осязаемое чувство заставило невольно улыбнуться. Я протянула руку, чтобы дотронуться до цветов. Но из глубин сознания стало всплывать что-то смутное, давнее, и постепенно сцена, о которой не хотелось вспоминать, явственно обрисовалась в памяти. На душе стало горько, я отдернула руку и прикрыла глаза.
Какой сегодня день? Опубликовано ли уже коммюнике пленума ЦК? Что с Фэн Цинлань? Почему нет до