Старинный павильон пяти драконов — уединенный и полный очарования уголок в парке Бэйхай. Они стоят, прислонившись к белокаменной балюстраде; снег крупными хлопьями падает на лица, ветер треплет волосы. Им не холодно, руки их крепко переплетены, взоры устремлены на открывающуюся сверху панораму зимнего парка.
Как молоды они были!
Она не ждала манны небесной, не мечтала о необыкновенном счастье. Отец ушел из семьи, когда она была еще маленькой, и мать одна, в тяготах и лишениях поставила ее на ноги; из своего безрадостного детства она помнит лишь склоненную под лампой рано состарившуюся мать, которая ночи напролет шила, перешивала, штопала. Так шли годы.
Потом Лу Вэньтин поступила в медицинский институт, жила в общежитии, ела из общего котла. Чуть свет она уже на ногах, повторяла иностранные слова, со звонком входила в аудиторию, крепко прижимая к себе книги и тетради, тщательно записывала лекции. По вечерам после самостоятельных занятий она до глубокой ночи засиживалась в анатомическом кабинете. Одни дисциплины сменяли другие, одна сессия следовала за другой. Так прошла юность.
Казалось, любовь создана не для нее, а для таких, как ее однокурсница Цзян Яфэнь, девушка с выразительными глазами, тоненькой фигуркой и живым характером. Цзян регулярно получала любовные записки, исчезала на свидания, а Лу томилась в одиночестве, ей записок не писали, не назначали свиданий. Казалось, о ней забыли.
Когда их распределили на работу в старейшую клинику с более чем вековой историей, им сразу объявили жесткий режим субординатуры: первые четыре года жить при больнице, в период стационара круглосуточно находиться в больнице и, кроме того, не обзаводиться семьями.
Цзян Яфэнь ворчала: устроили, мол, тут настоящий монастырь. А Лу Вэньтин всей душой приняла эти жесткие условия: двадцать четыре часа в больнице — да разве это много? Жаль, что в сутках не сорок восемь часов! Подумаешь, четыре года не выходить замуж! Ведь сколько знаменитых врачей поздно вступили в брак. И Лу Вэньтин с присущей ей энергией взялась за работу, упорно взбираясь на вершину медицинской науки.
Жизнь, однако, полна неожиданностей, и в ее тихое, размеренное существование вдруг ворвался Фу Цзяцзе.
Как это произошло? С чего началось? Она и сама этого толком не поняла. Они познакомились, когда Фу Цзяцзе в связи с глазной травмой положили к ним в больницу. Ей, своему лечащему врачу, он обязан выздоровлением. Тогда и родилась любовь. Она постепенно захватила обоих, обожгла своим пламенем, резко повернула их жизни.
Сурова зима на севере! Но какой теплой показалась она в тот год. Лу прежде и не догадывалась, что на свете есть такое упоительное и пьянящее чувство, и слегка досадовала, что узнала его лишь сейчас, в двадцать восьмую весну своей жизни. Сердце ее оставалось чистым и со всей пылкостью раскрылось навстречу неизведанному чувству
Стал бы темным лесом
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Только пусть любимая
В чаще приютится
И в ветвях зеленых песни
Распевает птицей.
Фу Цзяцзе работал в научно-исследовательском институте, специализируясь по проблемам физики металлов. Говорили, что он разрабатывает новые материалы для «запусков» На вид же он был простоват, неуклюж. Цзян Яфэнь прозвала его «книгоедом». Он прекрасно читал стихи.
«Чьи эти стихи?» — спросила как-то Лу.
«Венгерского поэта Петефи».
«Удивительно, как ты успеваешь и наукой заниматься, и стихи читать?»
«Наука требует воображения, фантазии, этим она сродни поэзии. А ты любишь стихи?»
«Я? Я плохо знаю поэзию, мало читала стихов». И насмешливо добавила: «Видишь ли, скальпель и игла — вещи серьезные, у нас все строго, без всяких фантазий…»
«Нет, нет, твоя работа — это прекраснейшая поэма! — воскликнул Фу. — Ты возвращаешь людям свет…»
С улыбкой он подошел к Лу, приблизил к ней свое лицо. И она, впервые ощутив совсем рядом горячее мужское дыхание, замерла в смятении. Вдруг он привлек ее к себе и крепко сжал в объятиях.
Лу Вэньтин не ждала этого и со страхом взирала на смеющиеся глаза, на тянущиеся к ней приоткрытые губы. Сердце бешено колотилось, когда она запрокинула голову назад, невольно отстраняясь от объятий, и зажмурилась, бессильная перед этим натиском любви.
Парк Бэйхай в белоснежном уборе был словно специально создан для них. Кружась, падали снежинки, ложась на высокую белую пагоду, живописные островки, длинную галерею и тихое зеркало воды, скрывая под белой пеленой счастливых влюбленных.
И вот неожиданно для всех, прожив положенные четыре года при больнице, Лу Вэньтин первой сыграла свадьбу. Казалось, что Фу Цзяцзе послан ей судьбой. Он так настойчиво ухаживал за ней, так страстно желал ее, ради нее готов был на любые жертвы.
Стал бы старым замком
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Только пусть любимая
Хмелем-повиликой
Заструится по руинам
Средь природы дикой.
Как хороша жизнь! Как прекрасна любовь! Картины прошлого вспыхивают в ее сознании, вдыхая волю к жизни. Глаза Лу Вэньтин приоткрываются.
4
После большой дозы болеутоляющих и успокаивающих средств Лу Вэньтин долго не приходила в сознание. Заведующий терапевтическим отделением осмотрел ее, внимательно прослушал сердце и легкие, посмотрел электрокардиограмму и запись в истории болезни. Он рекомендовал дежурному врачу продолжать внутривенное вливание физиологического раствора через капельницу, инъекции папаверина и морфия и строгий контроль за работой сердца во избежание обширного инфаркта и осложнений.
Выйдя из палаты, он обратился к Сунь Иминю:
— Доктор Лу очень слаба. А ведь, когда она пришла к нам в больницу, у нее было отменное здоровье.
— Да-а! — вздохнул Сунь Иминь. — С тех пор прошло восемнадцать лет, она была тогда совсем девчонкой!
Уже в те далекие годы Сунь Иминь пользовался известностью среди окулистов. Его профессионализм и скрупулезность вызывали у коллег смешанное чувство уважения и страха. Профессор Сунь был в самом расцвете сил, когда решил для себя, что важнейшим делом его жизни станет воспитание молодых врачей. Выпускникам медицинского института, направлявшимся к нему по распределению, он устраивал дополнительные тесты и экзамены. Он хотел сделать глазное отделение больницы лучшим в стране, полагая, что начинать надо с отбора наиболее перспективных стационарных врачей.
Почему выбор пал на Лу Вэньтин? Вначале, помнится, Лу, двадцатичетырехлетняя выпускница медицинского института, не произвела на него большого впечатления.
В то утро он проводил собеседование с дипломниками, распределенными к ним в больницу на работу, и был глубоко разочарован. У некоторых из них, правда, были все данные для работы окулистами, но они не проявляли ни малейшего интереса к этой специальности, так же как и желания работать здесь; другие вроде бы соглашались заняться офтальмологией, но показались ему недостаточно серьезными. Когда он достал шестое личное дело и прочел на нем фамилию Лу, он уже не ждал от новой соискательницы ничего хорошего. Надо менять методику преподавания в вузе, устало подумал он, со студенческой скамьи прививать правильное отношение к профессии.
Дверь слегка приоткрылась, и Сунь Иминь увидел худенькую стройную девушку в хлопчатобумажном костюме и матерчатых туфлях. Она была одета скромно, даже бедно: на локтях заплаты, полинявшие брюки протерлись на коленях. Она легкими шагами вошла в аудиторию. Сунь Иминь, просматривая лежащее перед ним дело, рассеянно взглянул на нее. На вид совсем еще девочка, с тоненькой фигуркой и миловидным лицом. Черные блестящие волосы коротко подстрижены и аккуратно зачесаны за уши. Она села напротив Сунь Иминя и замерла.
Сунь задал ей несколько вопросов по специальности, на которые она ответила толково и кратко.
«Так вы хотите заняться глазными болезнями?»
Ему не терпелось закончить собеседование. Опершись локтями о стол, он устало потирал виски.
«Да, хочу. Еще со студенческой скамьи». Она говорила с легким южным акцентом.
Сунь оживился и, сразу забыв о головной боли, опустил руки.
«Почему?» — спросил он, но тут же спохватился, что вопрос задан неудачно. Ее неторопливый ответ был для него неожиданным.
«Медицина глазных болезней у нас слишком отстала…»
«Допустим. В чем именно?» — нетерпеливо перебил Сунь.
«Мне трудно сказать, во всяком случае, некоторые операции, которые уже делают за границей, нам еще недоступны. Например, использование лазерных лучей для затягивания ран на сетчатке глаза. Я думаю, нам тоже надо начинать».
«Да! — Мысленно Сунь уже поставил ей пятерку. — Ну, что вы еще об этом думаете?»
«Еще… отслойка катаракты с помощью холода, это тоже надо повсеместно внедрять. В общем, есть масса новых проблем, достойных изучения».
«Верно, вы хорошо отвечаете. Читаете ли вы иностранные книги по специальности?»
«Пока с трудом, со словарем. Но я люблю иностранные языки».
«Прекрасно».
Скупой на похвалы Сунь редко бывал так благосклонен к новичкам. Через несколько дней Лу Вэньтин и Цзян Яфэнь появились в глазном отделении. И если вторую Сунь выбрал за здравомыслие и деловитость, то Лу Вэньтин привлекла его своей простотой, умом, проницательностью.
В первый год они делали наружные операции, совершенствовались в офтальмологии; на второй перешли к внутриглазным операциям, изучали диоптрику; на третий уже делали довольно сложные операции вроде удаления катаракты. Как-то случилось событие, заставившее заведующего отделением Суня взглянуть на доктора Лу другими глазами.
Было весеннее утро. Сунь Иминь в сопровождении свиты врачей в белых халатах делал обход. Больные, каждый на своей койке, с нетерпением ожидали консультации знаменитого профессора. Им казалось, что стоит Суню прикоснуться к больному глазу, как произойдет чудо.