Каждый раз, подходя к очередному больному, Сунь знакомился с историей болезни, выслушивал доклад лечащего врача о диагнозе и ходе лечения. Иногда он, раздвинув веки, осматривал больной глаз, а бывало, потрепав больного по плечу и подбодрив перед операцией, шел к следующей койке.
После обхода на конференции врачи обычно обменивались мнениями, решали текущие вопросы. Как правило, выступали завотделениями и главврач. Ординаторы были лишь внимательными слушателями, они боялись взять слово, чтобы не осрамиться перед авторитетами. Так было и на сей раз. Говорили лишь те, кому было положено. Сунь, собравшись уходить, спросил: «Какие еще есть мнения?»
И тут из угла комнаты раздался тихий женский голос:
«Четвертая палата, третья койка. Будьте добры, товарищ Сунь, не посмотрите ли еще раз снимок больного?»
Все повернулись в сторону Лу Вэньтин, задавшей этот вопрос.
«Третья койка?» — переспросил он, обращаясь к главврачу больницы.
«Производственная травма», — ответил тот.
«В амбулатории ему сделали снимок, — сказала Лу, — в заключении рентгенолога говорится об отсутствии инородных тел. Однако в больнице после заживления раны больной продолжал жаловаться на боли. Я сделала повторный снимок и считаю, что в глаз попало инородное тело. Прошу вас, товарищ Сунь, посмотрите».
Принесли рентгенограммы. Завотделением, а за ним и все остальные Врачи, присутствовавшие на совещании, по очереди посмотрели их.
Цзян Яфэнь широко открытыми глазами смотрела на подругу, недоумевая, почему та не дождалась окончания конференции и потом не обратилась к Суню. Ведь, если она ошиблась, пойдут пересуды; если оказалась права, это все равно что уличить в недосмотре не кого-нибудь, а главврача!
«Вы правы, здесь есть инородное тело, — кивнул Сунь и, оглядев присутствующих, добавил: — Доктор Лу работает у нас недавно, но добросовестно и обстоятельно вникает во все, это очень ценно».
Лу Вэньтин при этих словах опустила голову. Лицо вспыхнуло, она не ожидала, что он при всех похвалит ее. Сунь, видя ее смущение, улыбнулся, он-то понимал, каково начинающему врачу оспорить диагноз главврача, для этого требуется и высокое чувство ответственности, и немалое мужество.
В больнице, в отличие от других учреждений, царит строгая, хотя и не подкрепленная никакими циркулярами, субординация. Молодые врачи подчиняются опытным пожилым врачам, ординаторы — главврачу, авторитет профессоров, доцентов непререкаем и т. д. Поэтому история с молодым врачом Лу не могла пройти мимо Суня. Перспективный врач, отметил он про себя.
Быстро пронеслись восемнадцать лет. Лу Вэньтин, Цзян Яфэнь стали ведущими врачами глазного отделения больницы. Хотя в соответствии с принятой системой конкурсов на занимаемые должности им давно уже полагалось быть заведующими отделениями, они не стали даже старшими врачами. Все эти годы они проработали в должности стационарных врачей. «Культурная революция» помешала их продвижению по служебной лестнице, а после разгрома «банды четырех» благотворный весенний дождь еще не успел окропить их своими милостями…
— Как сухой стебелек, — невольно вырвалось у Суня при виде Вэньтин. Острое чувство жалости пронзило его. Он вышел из палаты и, схватив заведующего терапевтическим отделением за руку, спросил:
— Посмотрите, она…
Тот вздохнул и, покачав головой, тихо произнес:
— Главное как можно скорей вывести ее из кризиса!
В мучительной тревоге — в эту минуту он казался глубоким стариком — Сунь хотел было снова войти в палату, но остановился в дверях, увидев склонившуюся к подушке больной Цзян Яфэнь…
На дворе была глубокая осень, дни стали короче, ночи длиннее. Часов в пять уже смеркалось. За окном осенний ветер шуршал листьями платана. Сухие желтые листья кружились в воздухе. В их шелесте Сунь Иминю слышались жалобные, скорбные стенания, навевавшие тоску, безысходность. Эти двое, Лу и Цзян, были его опорой, самостоятельными, зрелыми специалистами, и вот одна тяжело заболела, другая едет за границу. На них держалась слава глазного отделения больницы. А теперь без них, уныло думал Сунь, оно придет в запустение и оголится, как этот платан под окном.
5
Сквозь сон Лу Вэньтин кажется, будто она плетется по длинной дороге без конца и без края.
Это не извилистая горная тропа. Горные тропы хотя обрывисты и труднодоступны, зато вьются веселой змейкой вверх. От них захватывает дух и радостно замирает сердце. Это и не тропинка в поле. Полевые тропки узки и неудобны, зато с полей доносится сладкий аромат цветущего риса, от которого грудь наполняется счастьем. Нет, это песчаная отмель с рытвинами и ямами на каждом шагу, трясина, в которой вязнут ноги, безбрежная и бескрайняя пустошь. Куда ни бросишь взгляд — ни следа человека, лишь глухое безмолвие. Ох, как трудна эта дорога, как тяжек этот путь!
Отдохни, полежи немного! На зыбкой песчаной отмели так тепло и мягко. Пусть земля обогреет твое закоченевшее тело, пусть весеннее солнце ласково коснется твоей измученной плоти. Она слышит вкрадчивый голос смерти, он зовет ее:
«Успокойся, доктор Лу!»
Ах, как хорошо отдохнуть, успокоиться навеки! Ни о чем не думать, ничего не знать. Не ведать тревог, боли, усталости.
Но нет, нельзя! Там, в конце этой длинной дороги, ее ждут больные. Она видит их словно наяву: вот один ворочается, не находя себе места от острой боли в глазах; другой, узнав о грозящей ему потере зрения, украдкой глотает слезы. Она ясно видит встревоженные, устремленные на нее с мольбой глаза. Слышит отчаянные голоса больных:
«Доктор Лу! Доктор Лу!»
И, повинуясь этому зову, этому неумолимому приказу, она поднимается на одеревеневших ногах, чтобы идти дальше по этой трудной дороге: из дома в больницу, из амбулатории в палату, из медпункта на обход, и так день за днем, месяц за месяцем, год за годом…
«Доктор Лу!»
Чей это крик? Кажется, голос директора больницы Чжао. Да, так и есть, он по телефону вызывает ее к себе. Поручив больных Цзян Яфэнь, она идет к Чжао.
Чтобы попасть из глазного отделения к директорскому кабинету, надо пройти через небольшой сад. Она скорыми шагами шла по дорожке, выложенной круглой галькой, не видя, что сад утопает в нежных желтых и белых хризантемах, не ощущая тонкого аромата коричного дерева, не замечая бабочек, кружащих над цветами. Ей хотелось поскорей закончить все дела у директора и вернуться в амбулаторию. Из семнадцати больных, назначенных на это утро, она успела осмотреть только семерых.
Быстро дойдя до кабинета директора, она, помнится, без стука отворила дверь. На диване прямо напротив двери сидели незнакомые мужчина и женщина. Она остановилась в нерешительности, но сидевший в кожаном кресле директор Чжао с улыбкой повернулся к ней и пригласил войти.
Она вошла и устроилась в кресле у окна.
Какая светлая комната! Чистая и просторная. Как в ней тихо! Это не амбулатория, где шарканье и топот ног, разговоры и детский плач сливаются в неумолчный гам. Здесь, в этой светлой опрятной комнате, она ощутила непривычность тишины. И люди в ней тоже были корректными, спокойными. У директора Чжао манеры ученого, прямая осанка, приветливое выражение лица, гладко зачесанные волосы, за очками в золотой оправе — смеющиеся глаза. На нем белоснежная рубашка, тщательно отутюженный светло-серый френч, черные начищенные ботинки.
Мужчина на диване был высокого роста, с сединой на висках, в темных очках. И Лу Вэньтин с первого взгляда поняла, что у него что-то с глазами. Он сидел, опершись боком на спинку дивана, машинально играя тростью, спокойный и сдержанный.
Женщина рядом с ним была лет пятидесяти, лицо ее еще не утратило красоты. Крашеные черные волосы были со вкусом уложены в неброскую красивую прическу. Обычного покроя костюм кадровых работников, сшитый, однако, из дорогого материала и по фигуре, сидел на ней очень изящно.
Лу помнит: стоило ей переступить порог кабинета, как глаза этой посетительницы впились в нее, неотступно следя и оценивая с головы до пят, и на ее лице ясно отразились сомнение, беспокойство, разочарование.
«Доктор Лу, разрешите представить вам заместителя министра товарища Цзяо Чэнсы и его супругу товарища Цинь Бо».
Заместитель министра? Министр? Да за свою многолетнюю практику ей пришлось лечить и министров, и секретарей, и председателей. И, пропустив мимо ушей упоминание о должности, она по привычке занялась глазами. Что у него? Похоже, потеря зрения.
«Доктор Лу, где у вас сегодня прием, в поликлинике или в больнице?» — спросил директор.
«Сегодня я принимаю в поликлинике, а завтра у меня обход в больнице».
«Вот и хорошо, — улыбнулся Чжао. — Дело в том, что товарищ Цзяо хочет сделать у нас в больнице операцию по удалению катаракты».
Сведения о больном, как сводка о противнике, настроили Лу Вэньтин на рабочий лад, и она приступила к расспросам.
«Болен один глаз?»
«Да, один».
«Который?»
«Левый».
«Полная потеря зрения?»
Больной утвердительно кивнул.
«Прошли обследование в больнице?»
Помнится, больной назвал какую-то больницу. Она поднялась, собираясь осмотреть глаз, но что-то помешало ей. Что же именно? А, вспомнила, сидевшая в стороне Цинь Бо учтиво остановила ее.
«Доктор Лу, присядьте, пожалуйста, не спешите. Осмотр, пожалуй, лучше произвести у вас в кабинете, — с улыбкой сказала она и, тряхнув головой, прибавила: — Поверите ли, директор Чжао, после того как у Цзяо заболел глаз, я сама наполовину стала окулистом».
Да, именно так оно и было. Но что так долго задержало ее в кабинете у директора, о чем был разговор? Ах да, Цинь Бо дотошно расспрашивала ее о чем-то!
«Доктор Лу, сколько лет вы работаете в больнице?»
Сколько лет? Сразу и не сосчитаешь!
«С 1961 года», — ответила она, вспомнив год окончания института.
«Так, с 1961 года. Значит, уже восемнадцать лет», — деловито подсчитала Цинь Бо, загибая пальцы.
К чему она это спросила? Она услышала, как директор Чжао из своего угла бросил реплику: