«Доктор Лу, что же вы так поздно?» — укоризненно сказала воспитательница.
Лу Вэньтин вошла в изолятор и увидела там на постели сжавшуюся в комочек фигурку дочери. Лицо ее горело, губы распухли, глаза были плотно закрыты, из груди вырывалось тяжелое дыхание.
«Цзяцзя, мама пришла», — перегнувшись через сетку кровати, сказала Лу.
Головка Цзяцзя зашевелилась на подушке.
«Ма… ма, домой», — прохрипела девочка.
«Домой, домой». Лу схватила малышку на руки и, укутав, понесла в детское отделение своей больницы.
«Воспаление легких, — сочувственно сказал врач. — Доктор Лу, за ней теперь нужен хороший уход».
Девочке сделали инъекцию, дали лекарство, и Лу вышла с ней из приемного покоя.
Полдень, в больнице наступило затишье. Прием амбулаторных больных закончен, у стационарных — тихий час. У врачей и сестер тоже перерыв, одни побежали домой, другие пристроились где-то в укромных уголках. Просторный больничный сад опустел, только неугомонные воробьи чирикают на платанах, беззаботными шумливыми стайками носятся по саду. Да, оказывается, и в городе, среди каменных джунглей, загрязненного воздуха и уличного шума, великая природа защищает от людей свою красоту. Лу Вэньтин изумилась про себя, как, ежедневно проходя по этому саду, она даже не замечала птиц.
С ребенком на руках она в нерешительности остановилась посреди сада, не зная, куда идти: оставить Цзяцзя в яслях в таком состоянии было бы слишком жестоко, пойти домой… Но после обеда ей снова надо на работу. С кем же оставить Цзяцзя?
Скрепя сердце она повернула к яслям. Но тут вдруг дочь свесила головку с ее плеча и громко заплакала.
«Не хочу в ясли, не хочу…»
«Цзяцзя, послушай…»
«Нет, нет, домой!» — кричала она, брыкаясь.
«Хорошо, пошли домой». И Лу Вэньтин, крепко прижав к себе девочку, направилась к дому.
Дорога шла через оживленную торговую улицу. В глаза бросались огромные рекламные щиты модной одежды и красочные витрины магазинов по обеим сторонам улицы, на тротуарах крестьяне бойко торговали живой птицей и рыбой, семечками, арахисом и другой редкой для города снедью. Но взгляд Лу Вэньтин не задерживался ни на чем. С тех пор как в семье появилось двое детей, они из месяца в месяц едва сводили концы с концами. Тем более теперь ей было не до покупок. Держа в объятиях больную дочь, она спешила домой, с тревогой думая о вернувшемся из школы Юаньюане.
До дому она добралась около часа дня.
«Ма, чего так поздно?» — надув губы, пробурчал Юаньюань.
«Ты разве не видишь, сестренка заболела?» — едва взглянув на него, ответила Лу. Она быстро раздела девочку, уложила в постель и укрыла одеялом.
«Мама, дай мне скорее поесть, а то я опоздаю», — нетерпеливо сказал стоявший у стола Юаньюань.
«Не погоняй! Ты только и умеешь, что погонять!» — в сердцах крикнула Лу. Юаньюань засопел от незаслуженной обиды, и на глаза его навернулись слезы.
Но Лу было не до него, она побежала на кухню и стала разжигать угольные брикеты в остывшей за утро печи, но, сколько ни билась, не смогла развести огонь. Она приподняла крышку кастрюли, заглянула в буфет; нигде не осталось ни крошки.
Когда она возвратилась в комнату, мальчик стоял на прежнем месте, переживая обиду. Ей стало совестно — он ни в чем не виноват, зачем было срывать на нем гнев?
В последние годы она все острее чувствовала, каким тяжким бременем навалилась на нее домашняя работа. В годы культурной революции цзаофани[72] ликвидировали лабораторию Фу Цзяцзе, а тему его исследований закрыли. Фу стал членом бригады, которая работала с восьми до девяти часов утра и с двух до трех дня. Не зная, чем заняться в оставшееся время, он всю свою энергию и ум вложил в домашнее хозяйство. Три раза в день готовил еду, выучился вязать, шить зимние ватные брюки. Поэтому Лу Вэньтин была спокойна за дом. Но после разгрома «банды четырех» научно-исследовательская работа оживилась, Фу снова привлекли к научной деятельности, направление его исследований сочли одним из наиболее перспективных. И теперь, когда он с головой ушел в работу, большая часть нагрузки по дому опять обрушилась на плечи Лу.
Ежедневно, в жару и холод, Лу металась между больницей и домом, скальпель в ее руках сменялся кухонным ножом, белый халат — голубым передником. Она боролась буквально за каждую секунду. На все про все — от растопки и до того, как она подаст готовый обед на стол, — должно уйти пятьдесят минут ее обеденного перерыва. Только тогда Юаньюань не опоздает в школу, Фу Цзяцзе успеет добраться на велосипеде до своего института, а она вовремя вернется в больницу и, накинув на себя белый халат, начнет прием амбулаторных больных.
Случись же такое, как сегодня, и всей семье грозит голод! Подавив вздох, она вынула из ящика мелочь.
«Юаньюань, иди купи себе лепешку!»
Мальчик взял деньги, но с порога вернулся.
«Ма, а ты что будешь есть?»
«Я сыта».
«Нет, я и тебе куплю!»
Он вскоре вернулся, жуя на ходу, протянул ей лепешку и пошел в школу.
Лу Вэньтин присела, устало обводя взглядом свою двенадцатиметровую комнатенку. Не избалованные жизнью, они с Фу Цзяцзе в своих требованиях к жизненным удобствам были весьма умеренны. После женитьбы они поселились в этой клетушке, где не было ни дивана, ни вместительного шкафа — словом, никакой новой мебели, даже нового постельного белья. Просто они соединили скудное свое имущество и начали новую жизнь. Одеяла и тюфяки у них были совсем тонкие, зато собрание книг — солидное. Тетушка Чэнь из их двора только разводила руками: «И что за жизнь у этих книжных червей!» Им же она казалась прекрасной. Комнатушка давала покой, простая одежда и грубая пища спасали от холода и голода. Кусок хлеба, крыша над головой — много ли человеку надо?
Больше всего на свете они дорожили свободным временем. Вечерами они располагались в разных углах их «бедной хижины», занимаясь каждый своим делом. Она, сидя за единственным в комнате письменным столом с тремя ящиками, читала со словарем иностранные научные журналы по окулистике, беря на заметку нужные ей материалы.
Фу Цзяцзе устраивался на краю кровати за самодельным столом из наваленных друг на друга ящиков и, обложенный со всех сторон справочниками и книгами, согнувшись в три погибели, углублялся в изучение проблемы прочности металлов. Озорные дворовые мальчишки, бывало, с любопытством подглядывали за молодоженами, но неизменно заставали одну и ту же картину сосредоточенных вечерних занятий.
Они любили часы, когда можно было спокойно, без помех посидеть за письменным столом до глубокой ночи, считая, что такие дни прожиты насыщенно и плодотворно. И хотя никто не платил им за это сверхурочных, они, не щадя сил и здоровья, отрабатывали ежедневно по две смены. Летними вечерами, когда соседи наслаждались в саду прохладой, ни аромат зеленого чая, ни легкий ветерок, ни красота звездного неба, ни любая сенсация не могли выманить этих книжников из их душной каморки.
О, какие это были тихие дни, какие насыщенные вечера, какая счастливая пора жизни! Но, едва начавшись, она вдруг оборвалась.
Две новые жизни одна за другой вошли в эту комнату. Юаньюань и Цзяцзя, плоть от плоти их, до боли любимые человечки! Нельзя сказать, чтобы появление детей не принесло семье радости, но беспокойств и горестей они тоже доставили немало. В комнату втиснули детскую кроватку, потом сменили ее односпальной кроватью, и стало так тесно — не повернуться. На веревке, как «флаги всех стран», были развешены пестрые пеленки, в углах навалены склянки, горшки, банки. Детский плач, смех, гвалт нарушили покой этой комнаты.
Всегда заботливый и внимательный Фу Цзяцзе зеленым занавесом из полиэтилена отгородил письменный стол в надежде выкроить в этом кавардаке тихий уголок, где жена могла бы, как и прежде, работать по вечерам. Легко сказать, работать!
Но с другой стороны, если она, врач-окулист, не будет в курсе последних достижений зарубежной науки, она будет обречена топтаться на месте, не сможет обогатить свой опыт клинициста, внести в него новое. И она часто заставляла себя искать прибежища за занавеской и, уединившись, просиживала там до петухов.
Когда Юаньюань пошел в школу, привилегия пользоваться драгоценным письменным столом с тремя ящиками перешла к нему. И только после того, как сын закончит уроки, Лу Вэньтин могла расположиться со своими блок нотами и медицинскими книгами. Что касается Фу Цзяцзе, его очередь всегда была последней.
Ох и трудная штука жизнь!
Лу Вэньтин жевала холодную лепешку, поглядывая на стоявший на окне будильник: пять минут второго, десять, пятнадцать! Как же быть? Пора на работу. Завтра операционный день, а в амбулатории осталась еще куча нерешенных дел. С кем оставить Цзяцзя? Может, перезвонить мужу? Но поблизости нет телефона, к тому же Цзяцзе не так легко застать на месте. Нет, у него и так уже пропало десять лет, и вот опять терять время, отпрашиваясь по домашним делам.
Может, ошибка всей ее жизни в замужестве? Ведь сказано: брак — могила, в которой хоронят любовь. Как же она была наивна, полагая, будто эта истина действительна лишь для других, а с ней ничего подобного не случится. Спроси она тогда себя со всей строгостью, имеет ли право на супружество, выдержат ли ее плечи бремя и семьи и работы, очень может статься, не взвалила бы на себя этот тяжкий крест.
Будильник безжалостно отсчитывал время. Делать нечего, придется звать тетушку Чэнь, активистку с их улицы. Она всегда готова прийти на помощь и уже не раз выручала Лу Вэньтин. Одно лишь смущало Лу: аккуратно выполнив просьбу, она наотрез отказывалась от любой формы вознаграждения. Поэтому Лу старалась не беспокоить ее. Но сегодня она опять загнана в угол, и придется снова обратиться к этой добросердечной женщине. Тетушка Чэнь охотно согласилась.
«Идите спокойно на работу, доктор Лу, я пригляжу за ребенком».
Лу положила на подушку любимую книжку и кубики Цзяцзя, наказала тетушке Чэнь вовремя дать ребенку лекарство и бегом помчалась в больницу.