«При сердечных заболеваниях и при гипертонии, — объяснила Лу, — могут быть противопоказания, кроме того, нельзя делать операцию при воспалении дыхательных путей, а то от кашля глазное дно может отойти».
«Это-то меня и беспокоит! — воскликнула, всплеснув руками, Цинь Бо. — У Цзяо Чэнсы не очень здоровое сердце и высокое давление».
«Мы его обследуем перед операцией», — успокоила ее Лу.
«У него и дыхательные пути воспалены».
«Он кашлял в последнее время?»
«Нет, последние дни нет, но-где гарантия, что он не раскашляется на операции?»
Да, поняла Лу, от этой супруги заместителя министра так легко не отделаться. Непонятно, что у нее на уме и откуда взялись эти страхи.
Лу Вэньтин посмотрела на часы: скоро конец рабочего дня. Она сидела как на иголках, скользя взглядом по белым, мягко ниспадающим на пол легким занавескам на окнах, прислушиваясь к малейшим шорохам в коридоре. Вдалеке раздались чьи-то шаги, потом опять все стихло. Прошло еще некоторое время, прежде чем отворилась дверь, пропустив одетого в полосатую больничную пижаму Цзяо Чэнсы в сопровождении медсестры.
Он подошел поздороваться с доктором Лу и присел рядом.
«Почему ты так задержался?» — спросила Цинь Бо.
«Попал сюда — изволь слушать врачей, — устало произнес он, — анализ крови, рентген, электрокардиограмма — и все это мне сделали без очереди, очень любезно. В сущности, — продолжал он, попивая чай, который подала ему Цинь Бо, — из-за операции глаза, может быть, и не стоило так тревожить людей».
Лу взяла у сестры историю болезни, перелистала ее.
«Рентген грудной клетки — без патологии, ЭКГ — норма, давление крови — несколько повышено».
«Какое?» — тут же переспросила Цинь Бо.
«Верхнее — 150, нижнее — 100, оперировать можно. Товарищ Цзяо, — обратилась она к больному, — кашляли ли вы в последнее время?»
«Нет».
«А ты можешь поручиться, что на операционном столе ни разу не кашлянешь?»
«Ну, знаешь…» — замялся Цзяо Чэнсы, озадаченный ее вопросом.
«Отнесись к этому серьезно, — строго сказала Цинь Бо. — Доктор Лу только что сказала мне, что, если на операционном столе у тебя начнется приступ кашля, хрусталик может выскочить».
«Скажите, доктор, как я могу поручиться?» — обратился он к Лу.
«Ничего, все не так страшно. Товарищ Цзяо, вы курите? Перед операцией лучше не курить».
«Ну, разумеется, я брошу курить».
«И все-таки? — не унималась Цинь Бо. — Вдруг ты закашляешь? Как тогда быть?»
«Это поправимо, товарищ Цинь Бо. В случае если возникнет такая ситуация, мы тут же наложим швы, а когда приступ кашля пройдет, снимем швы и продолжим операцию».
«Верно, — сказал Цзяо Чэнсы, — когда мне прошлый раз оперировали правый глаз, тоже после разреза пришлось наложить швы, а потом их снять. Правда, тогда это произошло не из-за кашля».
«А из-за чего?» — удивилась Лу.
Цзяо, поставив на столик стакан, взялся было за портсигар, но, спохватившись, положил его обратно.
«В то время, — со вздохом начал он, — меня заклеймили как ренегата. Я ослеп на правый глаз и лег на операцию. Но едва хирург приступил к делу, как в операционную ворвались цзаофани, требуя немедленно прекратить операцию и не возвращать зрение ренегату. Кровь бросилась мне в голову, я чуть не потерял сознание. Спасибо врачу, она не растерялась, тут же зашила разрез, потом выставила цзаофаней за дверь и спокойно довела операцию до конца».
«Как?! — невольно вырвалось у Лу. — А в какой больнице вас оперировали?»
«Здесь, у вас».
Возможно ли такое поразительное совпадение? Она внимательней вгляделась в Цзяо Чэнсы, силясь припомнить, видела ли она его прежде. Нет, незнакомое лицо.
Десять лет тому назад с ней произошел аналогичный случай: она делала операцию по удалению катаракты одному «ренегату», и тогда в хирургическое отделение тоже ворвались цзаофани… Дальше все было именно так, как рассказал Цзяо. Да-а… А фамилия того больного? Верно, тоже Цзяо. Значит, это он.
Вскоре в больнице появилась дацзыбао: «Скальпель Лу Вэньтин на службе у ренегата Цзяо Чэнсы, подлая измена делу пролетариата».
Теперь его, конечно, не узнать. Десять лет тому назад Цзяо пришел к ней на прием в разодранном ватном халате, изможденный, подавленный. Лу Вэньтин предложила ему лечь на операцию, его поставили на очередь, и в назначенное время он явился.
Лу Вэньтин начала операцию, как вдруг в коридоре послышались шум и перебранка.
Медсестра кричала:
«Это операционная, сюда нельзя входить!»
В ответ раздались выкрики:
«Что еще за операционная? Он же махровый ренегат! Начинай бунтовать, тут оперируют ренегата!»
«Не дадим вонючим интеллигентам раскрывать двери перед ренегатами!»
«Да входи, ребята, чего там!»
До Цзяо Чэнсы долетало каждое слово.
«Что ж, — сказал он срывающимся голосом, — слепой так слепой, не надо оперировать, доктор!»
«Не двигаться», — приказала Лу, молниеносно наложив лигатуру.
Трое верзил ворвались в операционную, другие, оробев, остановились в дверях. Лу Вэньтин даже не шелохнулась при их появлении.
По рассказу Цзяо Чэнсы получалось, что врач выгнала вон цзаофаней. Это было не совсем точно. Браниться, выставлять кого-то вон было не в характере Лу Вэньтин. В тот момент она предстала перед цзаофанями в белом хирургическом халате и резиновых перчатках, зеленых пластиковых бахилах на ногах, голубой шапочке, с плотной марлевой повязкой на лице, так что виднелись одни глаза. И может быть, оттого, что они впервые очутились в этой незнакомой обстановке и ощутили ее непривычную суровую атмосферу, а возможно, вообще впервые в жизни увидев операционный стол и на нем в прорези белоснежной простыни окровавленный глаз, они струсили. Доктор Лу, сидя на высоком табурете, коротко бросила сквозь марлевую повязку:
«Выйдите отсюда!»
Потоптавшись у входа и чувствуя, что здесь и в самом деле не место для бунта, они повернулись и вышли.
Доктор Лу сняла швы и продолжила операцию.
«Не стоит оперировать! — сказал тогда Цзяо. — Какой смысл в лечении, когда при следующей чистке я могу опять потерять зрение. Да и вы, доктор, играете с огнем!»
«Не разговаривать!» — приказала Лу, а руки ее меж тем так и летали, привычно делая свое дело. Закончив операцию и накладывая повязку, она коротко обронила: «Я — врач».
Вот так, в необычных обстоятельствах, доктор Лу сделала Цзяо Чэнсы операцию по удалению катаракты правого глаза.
В тот год группа бунтарей из учреждения Цзяо Чэнсы вывесила в больнице нашумевшую дацзыбао против доктора Лу. Сама доктор Лу, однако, не приняла ее близко к сердцу. Что ж, к прежним ярлыкам, которые на нее наклеили: «белый специалист», «ревизионистское отродье», добавился еще один: «покровитель ренегата». И дацзыбао, и инцидент, случившийся во время операции, вскоре вылетели у нее из головы, и, не упомяни об этом сам Цзяо Чэнсы, она бы так и не вспомнила о них.
«Доктор Лу, вот таких врачей я уважаю, они действительно лечат больных и спасают им жизнь! — с пафосом воскликнула Цинь Бо. — Жаль, тогда не велись истории болезни, и мы не знаем ее фамилии. Если б сейчас она оперировала, мы могли бы быть абсолютно спокойны. Мы вчера так и сказали директору Чжао».
Заметив замешательство на лице Лу Вэньтин, она быстро добавила:
«Нет-нет, доктор Лу, вы не должны обижаться. Директор Чжао вполне доверяет вам, и мы, разумеется, тоже. Надеюсь, вы не обманете надежд, которые возлагает на вас руководство, и будете учиться на примере врача, что в прошлый раз оперировал заместителя министра Цзяо. Мы в свою очередь тоже будем учиться у него. Не так ли?»
Лу сидела потупившись и в ответ молча кивнула.
«Вы еще молоды! — покровительственно сказала Цинь Бо. — Говорят, вы не член партии, это верно? Надо стремиться к этому, товарищ!»
«У меня социальное происхождение плохое», — откровенно ответила Лу.
«Э-э… дело не в этом! Семью не выбирают, а жизненный путь избрать можно, — затараторила Цинь Бо. — Партия в этом вопросе требовала, чтобы с учетом социального происхождения главным все-таки оставалось то, как человек зарекомендовал себя. Надо лишь чистосердечно отмежеваться от семьи, делать полезное для народа дело, и тогда двери партии откроются перед вами».
Лу промолчала в ответ, задернула на окне занавеску и, вынув офтальмоскоп, осмотрела глазное дно больного.
«Товарищ Цзяо, — сказала она, — если обстоятельства вам позволяют, назначим операцию на послезавтра».
«Что ж, чем раньше, тем лучше», — с готовностью согласился Цзяо.
Когда Лу Вэньтин освободилась, рабочий день уже закончился. В коридоре ее окликнула Цинь Бо:
«Доктор Лу, вы домой?»
«Да!»
«Машина товарища Цзяо довезет вас!»
«Спасибо, не надо».
И, махнув рукой, она скорыми шагами удалилась.
12
Время близится к полуночи, в палате тишина, не слышно ни звука. В бледном свете голубого ночника на стене видно, как из капельницы раствор медленно, по капле вливается в просвечивающую сквозь кожу вену. Значит, доктор Лу еще жива!
Фу Цзяцзе в оцепенении сидит у изголовья кровати, не сводя с жены воспаленных глаз.
За последние двадцать тревожных часов он только сейчас остался с ней наедине. Нет, скорее за все десять с лишним лет, что они прожили вместе, он впервые так долго сидит рядом, глядит на нее.
Помнится, как-то раз в далекие юные годы он долго не отрываясь смотрел на нее. Почувствовав его взгляд, она обернулась.
«Ты что так на меня смотришь?»
И он смущенно отвел глаза. Теперь она не в состоянии повернуться, произнести хоть слово. Ее беспомощное тело распростерто перед ним, и, сколько бы он ни глядел на нее, она не помешает ему.
Только сейчас он заметил, как она постарела! В прекрасные черные как смоль волосы вплелись серебряные нити, дрябло повисли прежде налитые и упругие мышцы, гладкое, как атлас, лицо рассекли морщины. А как скорбно обозначились уголки губ! Увы! Ее жизнь догорала фитилем в лампе, едва излучая последний неровный свет и тепло. Ему просто не верилось, что его жена, всегда такая энергичная, подвижная, за сутки так обессилела.