«Как же, конечно, в чужой монастырь… попал в больницу, так делай все как положено». Но рука его при этом опять потянулась вверх.
Сестра, с беспокойством следившая за ним, взялась за привязанный к операционному столу шнурок.
«Дедушка, — сказала она, — мы вам привяжем руки у запястья, у нас тут такой порядок!»
Старик на миг опешил, потом со смехом заговорил:
«Вяжи, чего уж там! По правде говоря, сестричка, кабы не глаза, не стал бы я тут сидеть как истукан. Дома небось я за день в поле две смены отрабатываю. Эх! От рождения у меня характер прыткий, как у зайца, не могу усидеть на месте!»
Сестру опять насмешили его слова, да и сам он залился смехом. Но в это время вошла Лу Вэньтин, и смех сразу оборвался.
«Это вы, доктор Лу? — подал голос старик Чжан. — Я сразу признал вас. Верите ли, стоило мне потерять свет, как уши вовсю навострились, видно, пришли глазам на подмогу».
Лу не могла сдержать улыбки при виде этого жизнерадостного старика. Началась подготовка к операции. Пока она осторожно брала ценный пересадочный материал с хирургического подноса и прикрепляла его к кусочку марли, старик Чжан успел ввернуть пару слов:
«Столько живу на свете, а не слышал, что можно глаз поменять!»
«Не глаз, — с улыбкой поправила Цзян Яфэнь, — а переднюю часть оболочки глаза».
«А, все одно! — Он не склонен был вникать в такие тонкости. — Ты скажи лучше, какие руки надо иметь! Вот вернусь я домой зрячим на оба глаза, по деревне сразу слух пойдет: тут, мол, не обошлось без волшебства! Ха-ха-ха! Придется сказать, что волшебника звать доктор Лу!»
Цзян Яфэнь фыркнула, подмигнув Лу Вэньтин. Та смутилась.
«Здесь все врачи делают то же, что и я», — сказала она.
«Ясное дело! — согласился Чжан. — Шутка ли! Да разве кого попало возьмут в такую больницу? Небось и близко на порог не пустят!».
Закончив подготовку, Лу Вэньтин оттянула веки и приступила к операции.
«Начинаем, — сказала она. — Не напрягайтесь».
Старик, который считал невежливым молчать, когда доктор говорит с ним, тут же с готовностью откликнулся:
«Не напрягаюсь, не напрягаюсь, а хоть и поболит, так ничего. Как не поболеть, когда тебя тут и ножичком, и ножницами! Не волнуйтесь, доктор, режьте спокойно! Я вам верю, опять же…»
«Дедушка, не разговаривать!» — со смехом прервала его Цзян Яфэнь.
Тонким, как острие пера, буравчиком Лу Вэньтин подцепила отмершую роговицу, заменив ее кусочком ткани для пересадки. Потом, взяв иглодержатель, стала один за другим накладывать швы.
На крохотном, величиной с булавочную головку, пространстве ей надо было сделать двенадцать швов. И сделать не по канве, а по скользкому выпуклому сектору оболочки глаза. Каждым стежком, стоившим ей огромного напряжения воли, она как бы стремилась через тончайшую, с человеческий волос, нить, через миниатюрную иглу влить свою горячую кровь в больной глаз. Ее одухотворенные глаза были прекрасны.
Операция прошла блестяще, наложена последняя лигатура. Пересаженная ткань шелковой нитью плотно пришита к глазному яблоку. И лишь крохотные темные узелки выдают место только что сделанной пересадки роговицы.
«Ювелирная работа!» — искренне восхищались присутствовавшие на операции врачи.
Лу Вэньтин перевела дух. Цзян Яфэнь подняла на подругу растроганный взгляд и, ничего не сказав, наложила на глаз больного повязку.
Старого Чжана повезли на каталке к выходу. Он очнулся, тотчас оживился и бодрым голосом крикнул из коридора:
«Доктор Лу, спасибо, намаялись вы со мной!»
Операция окончена, все разошлись, пора и Лу вставать, но онемевшие ноги не слушаются ее. Она подождала, снова попробовала подняться, и, когда после многих попыток ей удалось наконец встать, страшная боль пронзила поясницу. Она схватилась рукой за бок. Так часто бывало и раньше, когда в крайнем нервном напряжении, часами сидя на круглом медицинском табурете и вкладывая все свои физические и душевные силы в операцию, она забывала об усталости. Потом, после операции, наступало такое изнеможение, что тело не повиновалось ей и каждый шаг давался с неимоверным трудом.
16
Тем временем Фу Цзяцзе спешил на велосипеде домой.
После разговора с Лу Вэньтин накануне вечером он, собрав с утра свои пожитки и уложив их на багажник, отправился в свой институт с намерением начать новую жизнь.
Но к обеденному перерыву решимость его поколебалась. Сегодня у жены операционный день, вспомнил он, удастся ли ей вовремя освободиться? Он представил себе, как измученная Вэньтин возвращается домой и, падая с ног от усталости, готовит обед. Не раздумывая, он вскочил на велосипед.
Первой, кого он увидел в своем переулке, была Лу Вэньтин. Она стояла, прислонившись к стене, видимо, не в силах двинуться с места.
«Вэньтин! Что с тобой?»
Соскочив с велосипеда, Фу Цзяцзе подхватил ее.
«Ничего, устала немного».
Она оперлась на его плечо и, едва переступая ногами, пошла к дому.
Дело не в усталости, с тревогой думал Цзяцзе, глядя на ее белое как мел лицо и выступивший на лбу пот.
«Может быть, пойдем к врачу?»
«Нет, отдохну, и все пройдет».
Фу Цзяцзе помог ей раздеться, и она молча легла.
«Полежи, — сказал он, — отдохни, я разбужу тебя…»
«Я не засну, просто полежу».
Фу вышел на кухню, поставил на огонь кастрюлю с водой и, вернувшись в комнату за пачкой вермишели, услышал, как Лу Вэньтин сказала:
«Хорошо бы отдохнуть! Давай в воскресенье поедем с детьми в парк Бэйхай. Мы так давно там не были!»
«Хорошо, я с радостью», — тут же отозвался Цзяцзе, и недоброе предчувствие шевельнулось в нем. «Почему ей вдруг вспомнился парк Бэйхай, где мы не были лет десять?»
Встревоженно посмотрев на жену, он пошел на кухню варить вермишель. Через несколько минут, мелко нарезав зеленый лук и маринованные овощи, он принес обед в комнату. Лу лежала с закрытыми глазами, он не стал будить ее. Юаньюань вернулся из школы, и они принялись за еду.
Вдруг с кровати послышался стон. Отставив тарелку, Фу быстро повернулся к жене.
«Не могу», — вырвалось у нее.
Фу Цзяцзе растерялся, прикоснулся к кончикам ее пальцев, испуганно спросил:
«Что у тебя болит? Скажи!»
Она молча показала на грудь. Фу заметался по комнате, поочередно выдвигая ящики стола, роясь в ворохе лекарств.
Превозмогая страшную боль, Лу, не теряя самообладания, жестом остановила мужа.
«В больницу», — выдавила она.
Только тут Фу Цзяцзе понял, что положение серьезное. Никогда прежде она не показывалась врачам. Он опрометью выбежал из комнаты, на ходу бросив:
«Я за такси».
Телефон-автомат был в начале переулка. Фу быстро связался с таксопарком, где ему холодно ответили: машин нет.
«Алло, алло! Мне больного… в больницу!»
«Придется подождать полчаса».
Он готов был просить, умолять, но там уже положили трубку.
Не теряя времени, он быстро набрал номер больницы, где работала Лу Вэньтин. Но в глазном отделении никто не поднял трубку, тогда он попросил через коммутатор связать его со «Скорой помощью».
«Мы не можем выслать машину без письменного разрешения начальства», — ответили ему.
«Где можно получить это разрешение? Алло, алло!» — срывающимся голосом кричал он в трубку, но на другом конце провода его уже не слушали.
Тогда он позвонил в политотдел больницы. Их это тоже касается, подумал он. Он долго ждал, наконец раздался женский голос. Выслушав Фу Цзяцзе, женщина вежливо посоветовала ему обратиться к администрации больницы.
Когда через коммутатор он попросил административный отдел, телефонистка, узнав его голос, раздраженно спросила:
«Кто вам, в конце концов, нужен?»
Кто нужен? Фу и сам толком не знал. Он был в полном отчаянии.
О такси он уже и не мечтал, теперь хоть велорикшу найти. Кстати, тут у них в переулке на фабрике «Седьмого мая» работают велорикши, они перевозят готовую продукцию — картонные коробки. Фу Цзяцзе помчался на фабрику, в двух словах объяснил все управляющей, старой женщине. Она посочувствовала ему, но не смогла помочь, все велорикши были на выезде.
Что делать? Как безумный он выскочил на улицу. Отвезти на велосипеде? Но она даже сидеть не может!
В это время показался грузовик, и Фу, не отдавая себе отчета, шагнул вперед на проезжую часть и поднял руку.
Шофер притормозил и, высунувшись из кабины, вперил в Фу возмущенный взгляд. Длинные усы закрывали половину лица. Узнав, в чем дело, он, однако, ни слова не говоря, открыл дверцу, приглашая Фу в машину.
Грузовик остановился у дверей дома. Поддерживаемая мужем, Лу Вэньтин, с трудом передвигая ноги, подошла к машине, шофер подхватил ее, помог подняться в кабину и осторожно довез до приемного покоя больницы.
17
Никогда она не спала так долго, никогда так глубоко не проваливалась в сон. Ей казалось, что она с головокружительной высоты рухнула вниз… И вдруг — эта удобная койка, на которой покоится ее тело. Все вроде бы цело. Ритмично стучит сердце. В голове легкость и пустота.
Сколько лет в суете повседневной жизни ей недосуг было остановиться, оглянуться на пройденный путь с его невзгодами и трудностями — и уж тем паче некогда было задуматься о терниях и лишениях, которые сулит будущее. Но вот непосильная ноша сброшена с плеч, она свободна от трудов и хлопот, и у нее вдосталь времени пройтись по дорогам прошлого, заглянуть в будущее. Но, увы, в голове пустота, ни воспоминаний, ни надежд — ничего.
О, как страшна эта пустота!
А может, это всего лишь сон, тоскливый сон? Ей и раньше снились такие же тягостные сны…
В тот год ей исполнилось пять лет. Вечер, за окном воет северный ветер. Мать ушла, оставила ее одну. Спустилась ночь. Впервые в жизни ей стало одиноко и страшно. Она заплакала, закричала: «Мама-а… мама-а!»
Потом эта картина: дико завывающий ветер, хлопающая на ветру дверь и тусклый свет керосиновой лампы — так живо и часто повторялись в ее снах, что она усомнилась, явь ли это, привидевшаяся во сне, или сон, показавшийся ей явью.