Негматов, 1957, с. 73–79, 140–146).
В парадной части дворца Калаи Кахкаха I находилась капелла. Это была вытянутая, прямоугольной формы комната, сообщавшаяся двумя входами с центральным коридором дворца и с кулуаром Большого парадного зала. В центре комнаты на полу выявлены следы алтарного сооружения. Вдоль западной стены тянулась вымостка из сырцовых кирпичей, предназначавшаяся, видимо, для размещения культовых реликвий.
Культовый центр находился в богатом общественно-жилом квартале в центральной части городища Калаи Кахкаха I. Эта выделяющаяся по планировке и внутренним элементам секция включает два помещения. Первое из них, размером 7,9×3,9 м, вдоль южной стены, имеет своеобразную длинную суфу, переходящую из обычной глинобитной вымостки (в западной половине) в ступенчатое пирамидальное сооружение (в восточной части помещения). Второе помещение (5,45×4,15 м) снабжено входным тамбуром, выделенным глинобитной стенкой-ширмой. У юго-западного угла оно имеет очажное углубление, в полу западной части — прямоугольное углубление (2×1,4 м), а в восточной половине — четырехступенчатый подъем, ведущий к возвышенной площадке. На последней сделано прямоугольное углубление (2×1,4 м). На стенке лестницы и на поверхности площадки зафиксированы остатки живописи (табл. 77, 1). Очевидно, оба помещения выполняли какие-то общественно-культовые функции (Негматов, 1975б, с. 539).
Важным источником познания культов Уструшаны являются памятники искусства дворца Калаи Кахкаха I. Здесь многоярусная стенопись Малого зала посвящена традиционной для древнеиранского искусства сцене борьбы сил добра и зла, в которой принимают участие многие персонажи местного божественного и демонического пантеонов (Негматов, 1984).
Живопись зала последовательно рассказывает об этапах грандиозного сражения царя-полководца и его воинов с многочисленными полчищами разноликих демонов, в котором на стороне людей выступают божество, богиня и небесные силы, а также о первых этапах мирной жизни после победоносной для людей битвы.
Западная стена является центральной, где в середине над выделенной тронной суфой изображена сцена с основным персонажем повествования — огромная роскошно одетая мужская фигура, восседающая на зооморфном троне в виде обращенных в разные стороны коней. Живописное поле окаймлено широкой и высокой расписной ажурной аркой, украшенной растительной вязью. Концы арки внизу опираются на вытянутые овальные медальоны с изображениями арфистки и музыканта. По обеим сторонам центрального поля располагались три яруса живописных сцен различного содержания. Главный персонаж на троне интерпретируется как образ предка уструшанской правящей династии (табл. 81, 11).
Факты обожествления уструшанских афшинов, сосредоточения в их руках не только государственной, но и сакральной власти хорошо известны из письменных источников (Бичурин, 1950, т. II, с. 276; Негматов, 1957). Образ обожествленного предка уструшанских правителей являлся основным объектом поклонения уструшанцев.
Такое определение главного персонажа позволяет предположить, что на трех других стенах показаны сцены подвигов этого же предка в борьбе с силами зла. Дважды повторяющееся (на восточной и северной стенах), изображение царя-полководца в колеснице отождествляется с тем же образом предка династии (табл. 81, 7, 9). Такое решение облегчает объяснение иконографии остальных персонажей живописи, прежде всего трехглавого и четырехрукого божества и четырехрукой богини, сидящей на льве и представленной в двух ситуациях, в двух ликах (она же встречена в третий раз в двух-трех фрагментах у южной стены зала). Отсутствие изображений других божеств, наличие на восточной стене мужского и женского божеств примерно одинаковых размеров позволяют считать их находящимися на одной ступени культовой иерархии. Скорее всего, в данном зале были показаны только два главных божества уструшанского пантеона. Оба они четырехрукие: мужское — трехглавое, женское — в двух ликах (а третий лик, видимо, был представлен на южной стене). Оба божества одинаково участвуют в военных действиях на стороне людей. У них есть и общие атрибуты — символы луны на венце корон. По всей вероятности, в данном случае это изображения богов-супругов. О такой возможности для хотанских и пенджикентских божественных пар уже упоминалось в литературе (Беленицкий, Маршак, 1976, с. 78–81).
На восточной стене воспроизведено восседающее на коне трехглавое четырехрукое божество в момент сражения или поединка. Одной рукой оно держит лук, второй натягивает тетиву, готовясь выпустить стрелу, а в двух других — копье наперевес. Три головы человеческие, антропологически близкие, написаны вполоборота вправо, две боковые уменьшены и расположены на уровне ушей средней, более крупной головы. На головах одинаковые сложные короны с полумесяцем, в ушах серьги. Фигура одета в доспехи, у пояса кинжал, ниже колчан со стрелами. В одно из предплечий воткнута стрела. Уструшанское трехглавое божество имеет аналог в пенджикентской живописи. На одежде пенджикентского божества сохранилась надпись «Вешпаркар» — согдийская передача санскритского «Вишвакарман» в значении «творец всего». Исследователи пенджикентского памятника ведут проникновение индуистского божества в согдийский пантеон через буддизм (Беленицкий, Маршак, 1976, с. 79). Однако у пенджикентского божества больше индуистских реалий: шесть рук, разные лица (среднее мужское, правое женское, а левое демоническое) и на них по три глаза, из плеч поднимается пламя, оплечья в виде голов животных, в руках трезубец и меч. От индуистского и буддийского Вишвакармана уструшанское изображение ушло еще дальше, чем пенджикентское. Образ уструшанского трехглавого божества освободился от сопровождающего женского лика, упростились его другие атрибуты (уменьшилось количество рук, пропали пламя с плеч и оплечья в виде голов животных и пр.). В иконографии уструшанского божества исчезли многие индийские начала.
Изображения двух четырехруких богинь с разными лицами располагались также на восточной стене. Первое — в верхнем ярусе живописной композиции у юго-восточного угла стены. Богиня восседает на взнузданном льве и окружена огненным ореолом. Лицо ее в светло-сером нимбе с языками бледно-желтого пламени, сосредоточенное, спокойное, с раскосыми широко расставленными глазами, плоским носом, маленьким, сомкнутым в полуулыбке ртом. Слева располагается символ луны — голубой диск с антропоморфным изображением, окаймленным полумесяцем. Справа — подобное изображение солнца. В среднеазиатской монументальной живописи раннего средневековья это первый случай изображения человеческого лица в фас. На богине богато орнаментированная золотая корона с полумесяцем в центре. От короны к плечам легкими складками опускается глубокая прозрачная вуаль, в ушах массивные серьги с драгоценными камнями. Богиня одета в светло-голубой хитон, украшенный у шеи орнаментированной золотой каймой, на плечи накинут пурпурный плащ, на груди золотые бляшки, на одной из рук браслет. В одной руке богиня держит скипетр с навершием в виде крылатого льва, слева находится «штандарт», завершающийся золотой птицей; другой рукой богиня сжимает поводья; третьей рукой держит какой-то предмет в виде грифона; пальцы четвертой руки сложены в символическом жесте: указательный и безымянный подняты вверх, остальные сомкнуты.
Второе изображение богини, восседающей на взнузданном льве, находится у северо-восточного угла зала в нижнем ярусе живописной композиции. Одежда и убранство полностью совпадают с таковыми первой богини. Она также четырехрукая: в одной руке держит символическое изображение солнца, в другой — луны, третьей рукой воспроизводит символический жест с двумя поднятыми пальцами, а четвертой, по-видимому, прижимает жезл к груди. Сохранность красочного слоя хорошая, преобладающий цвет синий (ультрамарин) различных оттенков. Иконографически весьма интересны оба изображения богини — видимо, главной богини местного пантеона; последнее подчеркивается надменно-величественной позой восседания на разъяренном льве, богатыми одеждами, украшениями и диадемой, многорукостью и тем, что в двух руках она держит антропоморфные символы основных небесных светил — солнца и луны. Остальные две руки воспроизводят символический жест (табл. 81, 1).
Многоликость богини связана, вероятно, с ее особыми функциями для разных ситуаций. Из атрибутов богини наиболее конкретны диск луны с женским лицом в короне, увенчанной полумесяцем, и солнечный диск с изображением лица в фас, причем оба близки к ликам самой богини. Оба символа богиня держит на раскрытых вверх ладонях; на правой — луну, на левой — солнце. Антропоморфные и символические изображения солнечного и лунного божеств, других планет и звезд часто встречаются на памятниках культуры Средней Азии. Имеются письменные сведения о поклонении древних среднеазиатских народов небу и небесным светилам.
Изображение различных божеств, сидящих на льве, — широко распространенная традиция у многих древних народов Востока. Двойственность образа главной уструшанской богини, видимо, можно подтвердить еще наличием не двух, а двух удвоенных (т. е. четырех) рук и фактом одновременного владения двумя символами — луны и солнца. Типологическая параллель такой дуальной структуры свойственна многим народам мира, в том числе зафиксирована в традициях Древней Греции, Ирана и Средней Азии. Двойственность образа главной уструшанской богини, несомненно, уходит в глубокую древность. Возможно, его следует связывать с образами ближневосточных и индоиранских божеств. Особо выделяется своим богатейшим эпическим, мифологическим и культово-религиозным творчеством Индо-иранский регион. Эта традиция зафиксирована в грандиозных письменных памятниках двух тысячелетий (I тысячелетие до н. э. — I тысячелетие н. э.): от «Авесты» до «Шахнаме» Фирдоуси у древнеиранских народов, в «Махабхарате», «Рамаяне», брахманских пуранах, анамах и в других поэмах у древних индусов. В древнем индоиранском мире были выработаны весьма стройные религиозные системы с божественными пантеонами во главе с авестийско-зороастрийским Ахурамаздой у иранцев и верховным богом Ишвара с его тримурти — триедиными продолжателями в сфере земной жизни (Брахма, Вишну и Шива) у индусов.