Только спустя пару секунд понял, что нахожусь внутри багажного отделения внедорожника. Но было и новое чувство — чувство полной беспомощности и потери навыка. Именно так я себя ощущал, когда на меня надели ошейник в японской подземной лаборатории. Клетка глушила навык, а ещё меня дико клонило в сон. Ноги подкосились, я ударился локтём и бедром о что-то твёрдое, поднял голову и с трудом привёл в порядок зрение.
— Твою ж мать! — я заколотил в дверь, увидев в окне довольные лица отца и Степана. — Вы совсем, что ли, сдурели?
Отец пару секунд возился с замком в двери, затем я наконец-то выпрыгнул из машины и вдохнул воздух полной грудью.
— А если бы я там помер? Если бы он промазал, и у меня нога куда-нибудь через стенку телепортировалась?
— Тут, сын мой, тебе следует поставить двойку по сенситивике. Либо — двойку твоим преподавателям из Верх-Исетска, — сказал отец, скорее для Степана — потому что о моих пробелах в знаниях он был уже давно осведомлён. — Навык телепортации так устроен, что невозможно причинить серьёзное увечья или создать угрозу для жизни прямо в момент телепортации. Всегда выбирается условно-безопасное место и положение тела. В кипящую лаву, на дно океана и так далее — телепортироваться или телепортировать живое существо крупнее бактерии невозможно.
— Четвёртый парадокс Столбовского. Это научная загадка, над которой бьётся ни один десяток учёных, — продолжил Степан. — Типа, где та грань, где телепортация может пройти с риском для жизни, и где этот риск для жизни после переноса возникает.
— Даже если так, я для вас кролик подопытный, что ли? — продолжал негодовать я. — Могли бы предупредить хотя бы.
— А ты бы согласился? — спросил отец.
— Конечно, — сказал я, но затем понял, что, возможно, вру самому себе. — Ладно, допустим, для чистоты эксперимента, учитывая, что планируем телепортировать сенса, который к этому не готов…
Я прикусил язык, вспомнив, что мы договорились с отцом не говорить лишнего про Ануку.
— Всё же, Матвей Генрихович… Кто он? Чем он провинился? — спросил Степан.
— Позже всё увидишь и расскажешь. А пока — нацепи цацки, и поехали. Потом в дороге ещё раз эксперимент повторим.
Нам со Степаном отец выдал аккумуляторы и кольца — «от сглаза», как он сказал, т. е. от гипноза. Показал арсенал — три мушкета, выглядящих старинными, топорики, несколько ножей и длинную не то саблю, не то мачете.
— Какие-то пушки старенькие, — сказал Степан, повертев в руках ствол.
— Какие были.
— Понятно, с современной оптикой и разными примочками местные умельцы могут отрубить, слышал о таком.
Первый день в пути прошёл достаточно спокойно. Мы миновали город и поехали в сторону побережья — более-менее приличная дорога шла там, рядом с русскими деревнями и прибрежными посёлками. В одном из них остановились на обед — спрятанный за забором, он выглядел скорее военной базой, чем тихим городком. Я заметил логотипы Приволжско-Уральского Газового Картеля и Собрбанка — присутствие империи здесь всё ещё сохранялось. Как и в соседнем Казанцеве, здесь было прилично горцев: кавказцев, каких-то малоопознаваемых северных народностей, но всё так же звучала русская речь, а местных, тонмаори, почти не наблюдалось. За обедом я всё-таки спросил отца, когда мы остались одни:
— Можешь объяснить смысл тренировок? Для чего нам именно такая машина с таким отсеком?
— Для Ануки, — вздохнул отец.
— Мне всё ещё кажется, что эта клетка больше для преступника, чем для девочки. Ты считаешь, что она не захочет идти с нами добровольно?
— А ты сам как считаешь? Она сбежала от Елизаветы Петровны и не выходит на связь с нами. Считает опасными, хотя ты и Искандер обходились с ней хорошо. Более того, к ней приехала мать.
— Хочешь сказать, на неё кто-то влияет? Загипнотизировал?
Отец кивнул.
— Думаю, да. Может, местные, тонмаори, может, кто-то из Центра Треугольника. Клетка может отключить вредное влияние, погасит навык внушателя.
— Но после клетки она ещё меньше захочет с нами общаться. Может, всё потому, что она лоза? Что её позвал очередное месторождение?
— Тише ты! — прошептал отец и нахмурился. — Это уже следующая проблема. Проблемы следует решать по мере поступления. Да, кстати, про лозу… Вечером покажу кое-что.
После посёлка мы свернули на дорогу в глухую лесную чащу. Дорога, что удивительно, была самой лучшей, что я видел за последние дни — асфальтированная, ровненькая, с фонарями и разметкой. Из встречных машин попался лишь один микроавтобус и пара грузовиков с незнакомой символикой. Слева возвышались горы, лес становился всё гуще, и заметно теплело, вскоре Степан хлопнул меня по плечу.
— Смотри, террасы! Те самые, в школе про них рассказывали. Здесь у первых тонмаори протогосударство было, но ещё до нашего прибытия всё заглохло. Знакомый в раскопках сидел.
На одной из гор действительно виднелись огромные ступени, словно сложенные великаном, на которых росли кустарники. Да уж, обнаружить внезапную параллель с древними майа или Камбуджадешей неподалёку от южного полюса было внезапным.
Путь закончился у шлагбаума небольшого завода. На заводе висел потускеневший герб Российской Федеративной Империи и таблички «Частная зона», «Арендованная территория».
— Это же… тупик? — опешил Степан. — Надо было час назад направо свернуть!
— Всё верно, сидите здесь, — сказал отец и выпрыгнул, чтобы пообщаться с охранниками.
Спустя пару минут прыгнул за руль обратно, и нас впустили. Я заметил, что на охранниках суперсовременная броня, а «пахло» от них весьма высоким процентом для простых вояк-контрактников — в районе тройки-четвёрки. Припарковавшись на большой полупустой стоянке, отец скомандовал:
— Степан, сторожи машину, можешь к охранникам в сортир сходить и чаю попить. Мы на полчаса отойдём.
Сам же схватил увесистый чемоданчик и жестом скомандовал, мол, идём. Я почуял, что идти предстоит в какое-то очень важное и секретное место.
Глава 19
Мы шагали между корпусов, некоторые из которых стояли заброшенными. Работников на территории почти не было видно, тусклый свет горел в паре корпусов и слышался тихий шум машин. Зато военных было предостаточно.
За одним из корпусов я заметил полузакопанные в землю и скрытые каким-то призрачным алгоритмом не то зенитки, не то комплексы ПВО. Мне были знакомы подобные территории — объект военного или стратегического назначения «легендировался» каким-то проходным заводом. Но я не задавал лишних вопросов, зная, что отец ответит на всё сам, когда потребуется. Либо не ответит — жажда раскрытия тайн этого мира, конечно, всё ещё владела мною, но не затмевала разум.
Огороженная территория сворачивала к оврагу, мы спустились по ступеням за дополнительные ворота. Отец трижды здоровался с военными по пути, один раз, у самых ворот, у него попросили заглянуть в чемодан и удволетворённо кивнули. Последний — накаченный, с сединой на висках — спросил про меня.
— Сын, — сказал Матвей Генрихович. — Действительный ассистент третьего ранга.
— Ниже второго ранга не положено, брат Матвей, — покачал он головой.
Отец вздохнул.
— Он уже видел. В Новом Израиле. И касался. И говорил с Акамантом на Курилах. Но порядок — есть порядок. Даря, подожди меня тут.
— Погоди… Эльдар Циммер, получается, так? Твой сын? Я помнил, что того парня звали Эльдаром. Значит, пришёл познакомить?…
Он подошёл ближе, «принюхался».
— Семь с половиной процентов… Четыре навыка в двадцать лет, значит?
— В девятнадцать, — зачем-то поправил я, решив не упоминать про пятый, «морозный» навык.
— Неплохо. Значит, в любом случае — кандидат на повышение уровня. Проходите, под твою ответственность, Матвей. Только скажи отпрыску, чтобы не лез близко.
Он нажал что-то на браслете, открыл ворота. Мы пошли вперёд, к небольшому пустырю, за которым виднелось что-то вроде подстанции с кучей высоковольтного оборудования. Столбы с проводами уходили за забор и шли дальше в ущелье.
Я уже начал догадываться, куда мы идём, а когда гул где-то впереди, а также жжение на коже лица и груди усилились — озвучил догадки.
— Значит, не лезть близко. Иначе будет что?
— Непредсказуемые последствия для процента сечения. И риск стать…
— Акцептором? — вспомнил я слово.
— Примерно так, — сказал отец и остановился.
Я тоже встал, как вкопанный. То, что я полагал пустырём, оказалось иллюзией. Вместо голой площадки размером в футбольную (или, может, байсболльную?) передо мной возвышался приземистый бетонный саркофаг с покатой крышей, высотой метров в десять. Зенитные орудия и пулемётные турели по бокам, дополнительная защитная сетка наверху.
И герб Империи на бронированной двери. Отец подошёл и ввёл код, проворчав:
— Напридумывали электроники… сенсам не доверяют. Ну-ка, взгляни вот в это окно.
Сканер сетчатки, сканер отпечатка пальца, ещё какой-то сканер, и, наконец, дверь отодвинулась в сторону. Я ожидал увидеть за ней мощное высоразрядное оборудование, но там оказалось вполне обычное офисное помещение. Тамбур, где дежурил обычный на вид дедушка-вахтёр — лысый, с бакенбардами, в старинном сюртуке, почитывающий газетку, за ним — кухонная зона. Отложил круглые очки, улыбнулся отцу:
— Матвей Генрихович, сына, получается, на экскурсию привёл… Идёмте, скиньте одежду вон туда. Чаю?
— Воды разве что стакан, ваше благородие.
— И мне, если можно, ваше благородие, — кивнул я и подал руку поздороваться. — Эльдар Матвеевич, рад знакомству.
Старик руку пожал, но не назвался. Процент сечения у старика был высоким, как и почти у всех на территории, и мне подумалось — простой ли он вахтёр? Или, может, директор?
Или — хранитель? Привратник, понял я. Пусть он будет привратником.
Отошёл к кухне, налил два гранёных стакана кристально-чистой, ледяной воды. Интересно, подумалось мне между делом, кто в этом мире был автором дизайна гранёного стакана? Может, Ефим Смолин и Вера Мухина тоже были парадоксами?