Два пол-литровых пузыря дорогого новозеландского бренди с вензелями на этикетке и надписью «Следопыт Севера».
Ситуация мгновенно разрядилась, в задних рядах прозвучали одобрительные возгласы.
— Несите стаканы, — скомандовал отец. — Пойло дорогое, хватит по чуть-чуть каждому.
— Я как будто… как будто протрезвел! — недоумённо сказал пьяный, а затем протянул руку сначала отцу, а потом мне: — Марат, к вашим услугам. Уж извините, что так. Был неправ.
Нашлись и две других бутылки — не то водки, не то самогона. Не скажу, что я готов одобрить подобные действа на военных объектах, но менее всего я ожидал, что дальнейшая попойка и ночные задушевные беседы плавно перейдут к ночным настольным играм — причём, в какие-то сложные интеллектуальные, и даже в «Монастырскую ночь». Как только отец замечал, что упомянутый Марат перебирал лишнего, он снова шептал свой лекарский мотив и на несколько промилле «лечил» товарища от алкогольного опьянения, после чего диалог плавно возвращался в нормальное русло.
После удалось поспать ещё пару часов, а на утро пришли военные — контрактники из ЧВК Поволжско-Уральского Картеля, которые предусмотрительно выждали в общем столовском блоке, чтобы не пересекаться с другими отрядами.
Их было семь человек — в основном, русские, пара кавказцев и один рослый мулат. Погрузились на броневики, оборудованные спальными местами, и поехали к базе РосКОН-43, нашему месту дислокации.
Путь по каньонам вдоль берега полноводной реки Змеиная занял восемь часов, и базы мы достигли только к вечеру. Вокруг горы и леса постепенно сменялись антарктическими прериями и лесотундрой. Никаких признаков человека, кроме едва заметной колеи и вырубленных деревьев — не было. Над полями кружили здоровенные птицы с размахом крыльев в метров пять, а где-то на горизонте паслись стада зверюг, похожих не то на известных мне горбунков, но то на шестиногих лосей, увеличенных раза в полтора.
База сильно отличалась от того, что я видел раньше — по сути, это был неприступный многоэтажный бункер, вкопанный на утёсе на месте слияния рек. С одной стороны был пятидесятиметровый обрыв в реку, с трёх сторон базу окружали бетонные стены высотой в пять метров. Рядом был разбит небольшой огород с теплицами и курятником и стояли два вигвама местных. Грядки только-только начинали зеленеть, а между деревьев пробивались редкие первоцветы. Никакой авиации замечено не было — только ангар на восемь машин, две из которых заняли наши. В штате базы было всего двенадцать человек и, к моему удивлению, пара десятков автоматонов, которых я видел до того только у Елизаветы Петровны.
В общем, это был типичный для какого-нибудь шестнадцатого века острог времён покорения Сибири, приправленный щепоткой современных технологий. На фронтире, которым и оставалась последние полтора века центральная Антарктида — иначе и быть не могло. Хотя, конечно, учитывая особые отношения с драконами — он с лёгкостью мог оставаться таковым ещё пару столетий.
Командир базы, полковник Орлов, устроил нам пышный, насколько позволяли ресурсы, приём — застолье с соленьями, копчёной ножищей какой-то местной зверюги, затем устроил экскурсию по базе.
Уж насколько я не любил различные бункеры после всего произошедшего — этот на фоне оказался вполне себе уютным. Семь подземных этаже могли вместить пару сотен человек, но больше половины базы пустовало. На верхних двух этажах были комнаты для офицерского состава, куда поселили нас с отцом. Комнаты небольшие, с полноценным окном у потолка — узким и бронированным, но пропускавшим солнечный свет.
В общем, место на контрасте с тем, что я пережил в Антарктике, не казалось таким уж отвратительным. Сама же личность полковника Орлова совсем не вязалась с образом хозяина затерянного в глуши аванпоста. Наверняка у него была какая-то очень интересная история, в которой есть слово «сослали», потому что по манерам, внешности и характеру это был типичный московский штабной офицер — культурный, обходительный и даже мягкий. Образ окончательно сложился, когда я заглянул к нему в комнату и обнаружил мольберт, краски и постановку натюрморта из посуды и разобранного автомата.
— Балуюсь иногда, знаете ли, — прокомментировал он, расплывшись в улыбке и покрутив ус.
А на закате на двух мохнатых горбунках приехали два проводника — ассистента общества. Это были пожилые тонмаори, одетые в джинсы, но в характерных цветных пончо на плечах. В базу они заходить не стали — поселились в упомянутых вигвамах, развели костёр и стали готовить какую-то пойманную неподалёку дичь.
Вечером перед ночлегом отец вышел к ним пообщаться, вернулся и сообщил:
— Погоду обещают хорошую ближайшую неделю. Надо успеть скататься хотя бы в два, а лучше — в три рейса.
Он уже рассказывал мне о том, что «поймать» и вывести дракона на диалог — дело непростое. Во-первых, нужно угощение — приличная туша какого-то животного, во-вторых — призывной маяк, огромный костёр, разожжёный где-то на сопке. И, в-третьих, места надо выбирать подальше от зон контроля наиболее-воинственных племён.
Так называемые «земли драконов», лежащие между ледником, российскими базами, японцами и французами на побережье, занимали площадь примерно в половину Аустралии. Мы были всего в трёхстах километрах от берега, и вся экономическая деятельность развитых государств не проникала глубоко в эту часть материка. Большинство драконов, за исключением молодняка, любили тишину и поселениям людей не подлетали. Итого — искать даже такую трёхсотметровую махину при их скорости, при ограниченной работе спутников и при таких размерах территории было всё равно, что искать иголку в стоге сена.
— Я задам дурацкий вопрос: постоянных поселений же у драконов нет? — спросил я отца.
— В привычном нам понимании — нет. У каждого с десяток мест для лёжки по всему континенту, пара зон охоты в десять тысяч квадратных километров. И ещё — около десяти мест, где они собираются, чтобы пообщаться друг с другом и почесаться.
— Почесаться? — удивился я.
— Да. Груминг, как у обезьян. Предполагаю, что они могут чистить друг друга в малодоступных местах и при помощи способностей, да и общаются телепатически на расстоянии. Но предпочитают, чтобы это делал кто-то из своих.
— То есть мы будем искать места драконьев почесушек?
— Ну и… не только почесушек, если ты понимаешь, о чём я, — отец несколько смущённо потупил взор. — Тем более, знаешь ли, весна. У драконов прочные пары, но большую часть года они любят друг друга на расстоянии.
— Получается, занятия любовью драконам тоже не чужды, — усмехнулся я.
Признаться, после произошедшего с Нинелью Кирилловной разлука начинала бить гормонами в голову уже на четвертый день командировки. Немного гасил её включившийся охотничий азарт — как-никак, я впервые чувствовал в «охоте» на дракона!
Изучили карту. Племена на пару десятков километров вокруг острога были вполне себе мирные и прикормленные, а вот дальше на запад начинались совершенно малознакомые племенные союзы, нередко устраивавшие облавы на новые российские форпосты и караваны. Выстроили план, по которым будем исследовать возможные места встречи в радиусе полтысячи километров и легли спать.
Утром господин Орлов разбудил нас с отцом и позвал в столовую, где уже завтракал офицерский состав в количестве трёх человек. На меня поглядывал с какой-то задорной ухмылкой, а затем, когда мы более-менее подкрепились и принялись за чай, сообщил.
— Ночью звонил через спутник некий господин, не представился. Просил передать вам, господа, что с некоей школой «всё покончено», как и с румыном.
— Антуанеску, — догадался я, но, получив неодобрительный взгляд отца, замолчал.
Полковник не состоял в Обществе, а квантовые виды связи, судя по всему, были доступны не всегда, и потому пришлось общаться шифровкой.
— Также велел передать «сыну», как было сказано, что он стал отцом. Судя по всему, это про вас, Эльдар Матвеевич, поздравляю.
У меня полезли глаза на лоб. Я не сразу сообразил, кто это, и что произошло, а когда сообразил…
— Простите за шокирующий вопрос, но он не передал, как зовут мать?
Орлов рассмеялся, затем сказал.
— Передал, я сначала подумал, что это очевидная информация, но раз вы тоже спросили. Сказал: «стал отцом, мать зовут Су… Суань», кажется.
— Сюин, — с трудом вспомнил я имя китаянки из японского бункера. — Получается, недоношенный, меньше семи месяцев.
Орлов изменился в лице, но прокомментировал:
— Уверен, московская медицина с этим справится. Китаянка… хм…
Он явно нарывался на какую-то интересную историю, но я ответил коротко, мрачно кивнув.
— Да. Сейчас… извините за цинизм — кучно пойдут. Результат одной командировки по линии Курьерской Службы.
— Эх, не на то я тратил свою молодость, не на то!
Далее следовала трагичная история любви к прекрасной барышне из Казани с фамилией Строганова-Высоцкая, с соперником, дуэлью, ссылкой и военными подвигами. Впрочем, долго мы не рассиживались, и уже через полчаса погрузились в вездеход, отправившись на юг, в сторону ледников.
Первая поездка, чего и следовало ожидать, выдалась неудачной. Ближе к вечеру мы разожгли костёр, а тонмаори вместе с парой вояк укатили в степь, вернувшись со здоровенной, в тонну весом, тушей того самого шестиногого лося.
— Йорку поймали, получается, — прокомментировал отец. — Скидывай-ка вон на тот холм.
Там уже под моим руководством трое других вояк — Сева, Женя и Осип — таскали со всех сторон валежник, сооружая здоровенный костёр.
Я уже достал спички, но отец сказал:
— Не, давай без спичек. Пускай почуют… магию.
На последнем слове он усмехнулся — а я никак не мог привыкнуть, что слово «магия» здесь употребляется лишь в шутейном смысле, хотя и существует на самом деле. Костёр я поджог пирокинезом. Затем мы всю ночь сидели рядом с тушей йора напротив костра, а отец рассказывал, что их так назвали в честь гигантского лося из финно-угорских сказаний, и что драконы не сильно-то их почитают и едят только с голодухи.