– Ну что вы! Ни в коем разе.
– Хорошо, ждите меня через час на платной стоянке у «Колокольчика».
– Возле детского магазина? – на всякий случай уточнила Мирослава.
– Да. – Он сразу отключился.
Волгина приехала на место встречи раньше бизнесмена и стала ждать. Автомобиль Симоненко закатился на стоянку минута в минуту. Он чуть приоткрыл дверь и высунул одну ногу в дорогом итальянском башмаке.
Мирослава подошла к автомобилю:
– Еще раз здравствуете, Самуил Семенович, я Мирослава Волгина.
Он бросил на нее взгляд исподлобья и пригласил:
– Садитесь в мою машину, поговорим здесь.
– Хорошо.
– Покажите удостоверение, – проговорил он, когда она села рядом.
– Пожалуйста.
– Значит, частный?
– Частный.
– Меня следователь тоже уговаривал нанять частного детектива. – Он внимательно посмотрел на нее.
Но она ничего не ответила, и ни один мускул не шевельнулся на ее лице.
– Что вы хотите от меня? – спросил Симоненко.
– Вы не заказывали убийство своей жены, Самуил Семенович?
Глаза бизнесмена чуть не выскочили из орбит:
– Что вы такое несете?! – загремел он.
– Вы вполне могли желать смерти своей жены.
– С какого это перепугу?! Она меня вполне устраивала.
– Тем не менее у вас молодая возлюбленная, и теперь, когда Оксаны не стало, вам не надо делиться с женой.
Симоненко смотрел на нее злым взглядом.
– И Самуил Семенович, как вы удобно устроили – и жена Оксана, и любовница Оксана. Не спутаешь, не оговоришься нечаянно, – усмехнулась Мирослава.
– Вы что же думаете, что я на ней женюсь?!
– Почему бы и нет?
– Не того поля ягода, – проговорил он хмуро и неожиданно успокоился: – Не убивал я Оксану и не заказывал, я был к ней привязан, уважал ее, ценил.
– И поэтому изменяли ей?
– Какая это измена, – он пренебрежительно махнул рукой, – так, одни телесные утехи, больше для тонуса.
– Тем не менее рыльце у вас в пушку, и полиция с вас глаз не спустит, – сказала Мирослава скорее для того, чтобы бизнесмен не слишком расслаблялся.
Ее брат Виктор называл это классовой непримиримостью. Кто знает, может, он и был прав.
Симоненко повернул к ней массивную голову и посмотрел прямо в глаза.
– Думаете, мне сладко стало без Оксаны? – В его голосе неожиданно прозвучали ноты неприкрытой горечи.
– Кто вас знает, – ответила Мирослава, запретив себе сочувствовать бизнесмену, – мне известно только то, что при ее жизни вы не слишком-то заботились о ее душевном покое.
Она стремительно выбралась из салона, не желая слушать его оправдания, и, не оглядываясь пошла к своей «Волге». Он дал ей выехать со стоянки и только тогда положил на руль свои большие холеные руки.
Мирослава же набрала номер телефона Глеба Павелецкого – друга банного массажиста Льва Скоробеева.
Глеб Павелецкий внимательно выслушал, кто она и зачем хочет с ним встретиться, после чего сказал, что предлагает два варианта встречи. Первый – у него дома, второй – в кафе на набережной. Мирослава выбрала кафе, и встреча была назначена на половину седьмого вечера в «Жемчужине».
Волгина позвонила Морису и предупредила его, что приедет не скоро.
Чтобы скоротать время до назначенного срока, она решила куда-нибудь отправиться. Например, в картинную галерею. Ближе всех была «Вишневая роща». Она вспомнила, что эта галерея принадлежит отцу оперативника Дмитрия Славина. На улице Гоголя было тихо и зелено. Совсем рядом с галереей находилось несколько чистых уютных двориков, на клумбах пестрели цветы, тихо бились струи крохотных фонтанчиков.
Народа в залах галереи почти не было, и она спокойно ходила от одного полотна к другому. На стенах было много картин современных местных художников, и Мирослава сама не сразу осознала, что интуитивно высматривает картины Анны Колесниченко. Но работ такого художника в галерее не было…
Мирослава подъехала к кафе раньше назначенного срока, заняла столик, заказала чашку зеленого чая и стала ждать прихода Глеба Павелецкого. Он не заставил себя долго ждать, вернее, пришел на пять минут раньше и стал оглядывать зал. Мирослава приподнялась и помахала ему рукой. Заметив приглашающий жест незнакомой девушки, Глеб сразу направился к ее столику.
– Вы Мирослава Волгина? – спросил он, с интересом рассматривая ее своими глазами цвета густого кофе.
– Да, это я, а вы Глеб Павелецкий, друг Льва Скоробеева?
– Он самый, – широко улыбнулся Глеб. Девушка ему понравилась.
– Вы после работы, – сказала Мирослава, – так что закажем еду и потом поговорим.
– Совместим приятное с полезным? – снова улыбнулся он.
Возле их столика тотчас материализовался услужливый официант. И они заказали две порции жареной форели и овощной салат. Глеб взял еще кусок пирога с рыбой, две порции мороженого и кофе. Мирослава ограничилась яблочной слойкой и чаем. После того как основные блюда были съедены и они принялись за десерт, Глеб сказал:
– Я ни разу в жизни не видел частных детективов, тем более девушек. Вам не страшно?
Она пожала плечами:
– Работа как работа, ненамного опаснее других.
– Не скажите, – не согласился Павелецкий.
– Глеб, я хотела бы расспросить вас о том вечере…
– А почему меня, а не Льва? – быстро спросил он.
– Потому что вы были снаружи и могли заметить что-то интересное, чего никак не мог видеть ваш друг.
– Верно. Но только ничего интересного я не видел. Хотя…
– Расскажите мне все с самого начала, – попросила Мирослава.
– Я ждал Леву, он задерживался, мне было скучно, и я посматривал по сторонам. Было тихо и безлюдно, и вдруг из арки появилась фигура, она осторожно двигалась в сторону бани, однако, заметив мою машину, метнулась обратно под арку и больше не показывалась.
– Фигура была мужская или женская?
– Не знаю, – смущенно проговорил Глеб, – темно было и произошло все слишком быстро.
– А какая была одежда, вы тоже не заметили?
Павелецкий нахмурил лоб, напрягая память, и проговорил неуверенно:
– Вроде плащ.
– Плащ может быть и на мужчине, и на женщине.
– Это да, – вздохнул Глеб и добавил: – Но ведь этот человек мог не иметь никакого отношения к случившемуся.
– Мог, – согласилась Мирослава, – а как скоро после этого вышел Лев?
– На часы я тогда не посмотрел, но скоро, наверное, минут через пять-шесть.
– Когда вы уезжали, то никого не заметили поблизости?
– Нет, поблизости никого не было, только в арке несколько раз пролаяла собака.
– А как она лаяла?
– Обычно, – усмехнулся Глеб, – по-собачьи.
– Но лай бывает разный.
– Я в собачьем лае не разбираюсь, – пожал плечами парень.
– И все-таки, может, собака лаяла злобно или настороженно? Она могла поскуливать от страха или ворчать из-за того, что кто-то ходит в неположенное время, нарушая ее покой.
Павелецкий задумался. Потом сказал:
– Ну, наверное, можно предположить, что собака заметила кого-то чужого…
– Понятно. Спасибо.
Распрощавшись с Глебом, Мирослава недолго думая поехала к бане, и там ей повезло: удалось выяснить, что во дворе, прилегающем к бане, живет собака по имени Пират. Работники бани ее подкармливают, можно даже сказать, очень хорошо кормят. И собака по собственной инициативе облаивает всех, кто в позднее время появляется поблизости. Например, при помощи Пирата удалось задержать мальчишек, которые пытались ночью расписать или, как выразилась Данилова, испохабить стены бани.
– Конечно, Пират никого не задерживает, но если он вертится поблизости, то ночью рычит и лает на чужих.
Пират оказался огромной дворнягой с густой шестью пепельного цвета, заостренной мордой и лохматым хвостом. Он посмотрел на Мирославу умными глазами и тихо тявкнул пару раз, но каким-то образом быстро понял, что детектив для его подшефного объекта опасности не представляет, подошел к Волгиной и уткнулся носом в ее коленку.
– Хорошая собака, – сказала Мирослава, достав из сумки пачку печенья.
Она распечатала ее и положила на землю. Пес понюхал угощение и довольно вежливо, не торопясь, стал грызть печенья.
– Как жаль, что ты не можешь дать свидетельских показаний, – вздохнула Мирослава.
Услышав ее голос, пес поднял глаза и тоже вздохнул, словно в знак согласия.
Домой Мирослава приехала в девятом часу. На крыльце ее ждал только Дон. Это говорило о том, что Шура Наполеонов опередил ее и Морис накрыл на стол, чтобы накормить вечно голодного следователя. Волгина была недалека от истины: не успела она подняться на крыльцо и приласкать кота, как из дверей выкатился Шура. Он держал в руке толстый бутерброд, половину которого уже съел.
– Где тебя носит? – спросил он с набитым ртом.
– Работаю вместо некоторых…
– Ой-ей, – сказал он, прожевав кусок, – ты работаешь за себя, сумасшедшие гонорары отрабатывать надо.
Мирослава фыркнула и спросила:
– А зарплату следователя?
– Какая ты вредная, – пробухтел Шура и запихнул в рот остатки бутерброда.
– Всухомятку есть вредно, – сказала Мирослава на ходу.
– Так это твой Морис виноват! – воскликнул Шура, устремляясь вслед за ней. – Говорит, мол, Мирослава придет, тогда и ужинать будем. А у меня живот от голода свело, еле бутербродик крохотный выпросил.
– И ты называешь его крохотным? – возмутился Морис, услышавший их разговор.
– Ну… – протянул Шура. – Все в мире относительно, для тебя он большой, а для изголодавшегося человека – крохотный.
– Ладно, – сказал Миндаугас примирительно, – садись за стол, изголодавшийся человек.
Шура в таких случаях никогда не заставлял себя упрашивать.
После ужина Наполеонов спросил Мирославу:
– Ты не хочешь поделиться со мной информацией?
– Почему бы и нет. – И она рассказала ему обо всем, что узнала за день.
– Значит, Симоненко ты исключаешь? – спросил Шура.
– Даже если он хотел избавиться от своей жены, а интуиция мне подсказывает, что это не так, гибель Оксаны стала для него ударом, Самуилу Семеновичу нет резона убивать остальных.