– Я уже говорил тебе, что, возможно, кому-то была нужна лишь одна смерть из этой цепочки.
Мирослава покачала головой.
– Нет, я так не думаю. И при чем здесь алая роза?
– Для антуража, – повел плечами Наполеонов.
– Нет, Шура, у меня такое впечатление, что преступник запланировал убить всех этих женщин, и именно их. Ни одна из них не была случайной жертвой.
– Что позволило сделать тебе подобные выводы?
– Интуиция…
– И все?!
– Пока все…
– Вы считаете, – подал голос Миндаугас, – что Глеб Павелецкий заметил преступника?
– Вполне возможно. Если убийца следил за баней не один день, то он знал, что машины Глеба там быть не должно. И ее появление было для него неприятной неожиданностью.
– Он спрятался в арке, но собака его учуяла и облаяла?
– Мы можем это только предполагать…
– Дождавшись, когда выйдет Скоробеев и они с Павелецким уедут на его машине, убийца от имени Киры выманил из помещения сторожа Семидужного?
Волгина кивнула и спросила:
– Ты разговаривал со Львом Скоробеевым?
– Конечно.
– Он никого не заметил, когда они отъезжали от бани?
– Увы. – Шура развел руками и вздохнул. – Подозреваю, что приятели сразу начали трепаться, например, о предстоящем времяпрепровождении в клубе и не особенно смотрели по сторонам.
– Боюсь, что ты прав, – согласилась Мирослава.
– Больше нам некого и расспросить…
– Осталась еще таинственная художница Анна Колесниченко.
– Думаешь, она могла кого-то видеть на озере?
– Почему бы и нет…
– Как будешь ее искать?
– У нас есть ее телефон, но он, по-видимому, отключен. Если она так и не откликнется или не захочет встречаться, обращусь к тебе. Полиции проще отыскать адрес.
– Попробуем.
– Кстати, у меня сегодня было свободное время перед встречей, и я заходила в галерею «Вишневая роща».
– И что? – жадно спросил Шура.
– Полотен Анны Колесниченко в залах нет. Но она могла там выставляться ранее. Галерея, насколько мне известно, принадлежит отцу Димы Славина.
– А это мысль! – Шура шлепнул себя по лбу ладонью. – И как я сам недодумался!
– Спроси у Димы, возможно, он сам сумеет все выяснить у отца, а если нет, то напросись на разговор со Славиным-старшим сам.
– Лучше ты, – сказал Шура, – ты у нас мастерица разговорного жанра.
– Тебя тоже в косноязычии заподозрить сложно, – усмехнулась Мирослава, но от беседы с владельцем «Вишневой рощи» отказываться не стала.
Владелец галереи внимательно выслушал сына и сказал, что в «Вишневой роще» Анна Колесниченко не выставлялась и он сам с ней лично незнаком. Зато еще два дня назад ее картина «Цветение ветрениц» висела на стене «Оленят», где очень часто появляются полотна молодых художников, и, если картину не купили, она и сейчас там.
По просьбе сына Славин-старший позвонил хозяину «Оленят» Вениамину Рудольфовичу Хворостову и попросил его поговорить с частным детективом Мирославой Волгиной. И тот не отказал.
Мирослава приехала до открытия «Оленят», и охранник, позвонив Хворостову, сказал ей, что сейчас к ней выйдут. Вышел сам хозяин и, не спрашивая, хочет она того или нет, любезно провел ее по залам, показывая картины. Волгина остановилась возле картины Колесниченко. Это было второе полотно Анны, которое она увидела. Первое осталось у Степаниды. Ветреницы на картине были не менее живыми, чем вода в озере, которой хотелось коснуться…
– Вениамин Рудольфович! Мне необходимо встретиться с Анной Колесниченко.
– Зачем? – спросил Хворостов.
Мирослава не стала ходить вокруг да около, она спросила:
– Вы слышали об убийствах с алой розой?
Он кивнул.
– Ну, так вот, есть надежда, что Колесниченко могла видеть преступника, хотя, не буду скрывать, надежда крохотная. Но мы должны использовать любой шанс. У нас есть ее телефон, но он молчит…
– Насколько мне известно, Анна уезжала в Новосибирск, и поэтому ее домашний телефон отключен. Позвоните ей на сотовый. – Он назвал цифры. – Или, если хотите, приезжайте сегодня вечером, часам к шести, сюда. Анна должна подъехать, у нас с ней есть договоренность о приобретении «Оленятами» еще четырех ее картин.
– Спасибо Вениамин Рудольфович, я подъеду, но подожду внизу, чтобы не мешать вам закончить дела с художницей.
– Хорошо, не забудьте мне позвонить, как приедете.
Без двадцати пяти шесть автомобиль детектива замер на стоянке перед «Оленятами», и Волгина внимательно наблюдала за всеми, кто входил в двери. Ее внимание привлекла тоненькая девушка с распущенными русыми волосами. Одета она была небрежно, но со вкусом. В руках девушка явно держала упакованные полотна. Спустя двадцать пять минут Мирослава позвонила Хворостову.
– Хорошо, что вы подъехали, – сказал он, – мы скоро закончим и спустимся.
Мирослава закрыла автомобиль и вошла в вестибюль. Прошло еще минут пятнадцать, прежде чем Волгина увидела Хворостова и ту самую девушку.
– Знакомьтесь, это наша Анечка, а это Мирослава Волгина, детектив.
– Я объяснил Ане, зачем вы хотите ее видеть, – проговорил Вениамин Рудольфович, – и она согласилась с вами побеседовать.
– Спасибо, – поблагодарила Мирослава.
– Вам, девочки, лучше посидеть в нашем кафе, сейчас там еще почти никого нет. – Хворостов подхватил обеих девушек под руки и подвел их к стеклянной двери со светящимися фигурками оленят.
Оказавшись по ту сторону двери, Мирослава увидела средних размеров зал, стилизованный под березовую рощу. Хворостов подвел их к одному из столиков под искусственной березкой, на заднем плане резвилась пара оленят.
– Вот, – сказал он, – здесь вам никто не помешает. А мне разрешите попрощаться и откланяться.
Когда они остались наедине, художница посмотрела на Мирославу и тихо сказала:
– Вениамин Рудольфович мне все объяснил, но вряд ли я могу вам чем-то помочь…
– Я могу называть вас Анной? – спросила Мирослава.
– Да, конечно, или Аней.
– Спасибо. Аня, вы какое-то время жили в доме травницы Степаниды и бывали на озере. Там же отдыхала убитая Маргарита Куконина со своим женихом Виталием Артемьевым.
– Я действительно видела там отдыхающую пару, но мы не общались, и я даже не знаю их имен.
– А вы никого не заметили там, кроме них?
– Нет. – Девушка покачала головой.
– Может быть, проезжали какие-то машины, велосипедисты, проходили грибники?
– Нет, на озере тогда никого не было.
– А в деревне был кто-то незнакомый?
– В деревне? – задумчиво переспросила девушка. – Так я деревенских далеко не всех знаю. Я в основном была или на озере, или на крылечке Степаниды.
Мирослава уже хотела распрощаться с художницей, как неожиданно девушка заговорила снова.
– Только один раз, – задумчиво проговорила она, – на калитку села удивительно красивая бабочка, и я поторопилась перенести ее на полотно. Черныш, кот Степаниды, лежал рядом, жмурил на солнышке глаза и мурлыкал. Я уже заканчивала набросок, как он неожиданно сорвался с места, прыгнул на калитку, спугнул мою бабочку и оказался по ту сторону забора. Сама не знаю почему, но я тоже вскочила и бросилась за ним. Кот и не думал убегать, он сидел на травке и смотрел на проселочную дорогу, по которой медленно двигался «Опель» оливкового цвета. Создавалось такое впечатление, что человек, сидящий за рулем, что-то высматривает. Но я не могу этого утверждать, просто у меня было такое ощущение. Хотя может быть и так, что водитель просто любовался окрестностями…
– Номер вы не запомнили?
– Нет.
– За рулем сидел мужчина или женщина?
– Я не рассмотрела…
– Ну, что ж, – сказала Мирослава, – все равно спасибо.
– Но ведь это может ничего не значить? – спросила художница.
– Конечно, – улыбнулась Мирослава, – но в расследовании может пригодиться любая мелочь.
Прямо из машины Мирослава позвонила Наполеонову, которого застала на работе.
– Шура, – сказала она, – я по делу Маргариты Кукониной разговаривала с художницей.
– И что?! – перебил он.
– Позвони местной полиции и узнай, часто ли по их проселочной дороге проезжают иномарки и есть ли у кого-то из деревенских или их родственников автомобиль «Опель» оливкового цвета.
– Узнаю. Больше ничего?
– К сожалению, нет, – ответила Мирослава и отключилась.
Но телефон снова зазвонил.
Мирослава глянула на номер.
– Чего отключилась? – проворчал Наполеонов сердито.
– Так все…
– У тебя все, у меня нет.
– Да?
– Мы картотеку Инны Бориславовны Корниловой проверили.
Шура замолчал.
– Не тяни, – попросила Мирослава, – есть что-нибудь новенькое?
– Уж не знаю, новенькое или старенькое, – сердито пробурчал Наполеонов, – в картотеке психолога есть Алик…
– Гурский?!
– Он самый.
– Ты говорил с ним?
– Да сразу же вызвал к себе. Он выразил недовольство, но с работы отпросился и приехал.
– И какие он тебе дал объяснения?
– Сказал, что хотел залечить свои раны, избавиться от безответной любви.
– Так… А ты ведь его спрашивал, не был ли он знаком еще с кем-то из убитых.
– Спрашивал, – вздохнул Наполеонов в трубку, – и напомнил ему об этом. Так он говорит сейчас, дословно: «Не хотел обнародовать факт своих сердечных страданий».
– Ну, фрукт, – усмехнулась Мирослава и спросила: – Ты его задержал?
– А надо было?
– Следователь у нас ты…
– Это точно. А что думаешь ты по этому поводу?
– Нужно быть совсем идиотом, чтобы не избавиться от картотеки. Ведь у убийцы было время.
– Я рассуждал примерно так же…
– Однако Гурский должен был предполагать, что его имя может выплыть и в связи с убийством Корниловой…
– Знаешь, что я скажу тебе, Слава, этот Алик какой-то прибабахнутый.
Мирослава фыркнула.
– Хотя явно не дурак, – добавил Шура. – Может он быть маньяком?
– Я бы на твоем месте показала его фотографию родственникам и знакомым всех остальных убитых.