КОСТИ. Большой, питательный бычий мосол можно приобрести всего за пенни. Возвращаясь от мясника домой, Мудрый Человек может заметить на обочине дороги полезные одуванчики, а если повезет, то и лук..»
Кампьен уткнулся лицом в подушку. «О Господи», — вырвалось у него.
8. Загадка Эйпрон-стрит
Кампьен понял, что разбудил его звук отворяемой двери и что человек, чья ладонь все еще сжимает ручку двери, продолжает с кем-то говорить в коридоре. Этим человеком оказался Чарли Люк.
— …удовольствие — разгуливать по крышам, — с грубоватой мягкостью выговаривал он кому-то. — Да и шею можно сломать. Конечно, это не мое дело, и, если я невольно обидел вас, приношу извинения. Не обижайтесь. Я ведь хочу вам добра.
Если не слова, то неожиданно теплые нотки заинтриговали Кампьена. Но ответ — нежная цепочка звуков — оказался неразборчив.
— Очень сожалею, — громыхал голос полицейского инспектора. — Конечно, я никому не скажу. За кого вы принимаете меня? За громкоговоритель на вокзале? Приношу тысячу извинений, мисс Уайт. Я не замечаю, что говорю слишком громко. До свидания!
За дверью послышался сильный шорох, дверь еще приотворилась, Чарли Люк бросил собеседнице последнюю фразу: «Я только хотел дать вам один совет. Не надо лезть на рожон», и дверь наконец захлопнулась.
Люк вошел в комнату, вид у него был скорее человека озабоченного, чем потерпевшего поражение.
— Глупышка, — сказал он. — Во всяком случае, не будет говорить, что я не предупреждал ее… Я сказал Рене, что иду к вам, и она дала мне этот поднос.
Люк поставил поднос с двумя чашками на зеркальный столик.
— Такой уютный особнячок, и надо же — убийство, а? — продолжал он, оглядывая спальню. — Там, где я провел ночь, чаем не поили. «Вы думаете, в этих банках что-нибудь найдут?» — спросил я старшего инспектора, но он пропустил мои слова мимо ушей. Да, откопали мы беднягу и поместили какую-то его часть в банки сэра Добермана.
Он подал мистеру Кампьену чашку чая, а сам удобно устроился в кресле, похожем на трон.
— Я поднялся наверх официально побеседовать с племянником Рене, юристом. Думаю, эта версия еще не разоблачена, и пока нам лучше ее придерживаться.
Ему очень шло восседать на троне. Мускулы, вздымавшие рукава пиджака, казались каменными, узкие глаза блестели так живо, точно он спал всю ночь дома в постели, а не мерз на кладбище.
— Мисс Джессика разоблачила меня, — заметил Кампьен. — Она видела всех нас в парке.
— Конечно, видела, — не удивился Люк. — Нет, что ни говорите, мозги у них у всех есть. Я вам это сразу сказал. Я сам при первом знакомстве ошибся. Но нет, эти люди не дураки.
Кампьен, сидя в постели, помотал головой, и в его потемневших глазах мелькнула какая-то догадка.
— Отнюдь, — тихо произнес он.
Люк отпил немного холодного чая.
— Рене поведала мне странную историю, — начал Люк, — про папашу Пузо, будто бы он без заказа и на глазок соорудил для Эдварда гроб. Пусть он кому другому это рассказывает.
— Да, — кивнул Кампьен. — Я тоже почувствовал, что эта его история с душком. Только не вижу пока, в чем дело. Между прочим, там сейчас мой Лагг, послан с заданием. Это, конечно, неэтично, но они старые враги. Что же он транспортирует — табак? Меха?
Лицо полицейского инспектора потемнело.
— Чертов старик! — зло проговорил он. — Чтобы в моем околотке такой сюрприз. Ни в какие ворота! Древнейший в мире трюк — контрабанда в гробах. Я ему покажу, как водить всех нас за нос. Я думал, что знаю этот участок как свои пять пальцев, и вот на тебе.
— Но может, я и ошибаюсь. — Кампьен старался, чтобы в голосе не звучало утешения. — Гробы, кажется, единственная его страсть. Так что, возможно, его история соответствует действительности. Я нисколько не удивлюсь, если это так.
Люк перестал хмуриться.
— Это и есть главная трудность со всеми этими чудаками. Самая дурацкая история может оказаться правдой. Не буду спорить, старина Джес мастер своего дела, но я бы все-таки не купился на эти его глупости о чувствах художника.
— И что вы собираетесь делать? Обшарить все закоулки его мастерской?
— Да, конечно. Под любым предлогом. Если это вам не помешает. Пузо может и подождать до окончания дела с Палинодами. В одночасье его бизнес не свернешь. Но мы, пожалуй, могли бы захватить его врасплох и отправить на заслуженный отдых.
Кампьен взвесил все за и против.
— А пожалуй, он вас ожидает сегодня, — сказал он. — Да и мой рекламный агент не простит мне, если я не проявлю самой элементарной сообразительности.
— Лагг? Я о нем слыхал, но никогда его не видел, сэр. Мне говорили, он сидел?
— Это было давно, в ту пору, когда он еще не потерял талии. Пытался не очень успешно залезть в дом. Нет, пожалуй, стоит осмотреть апартаменты гробовщика, хотя бы ради проформы. Если что и найдется, то все-таки это ерунда по сравнению с проказами Палинодов.
— Если же ничего не найдется и мы только припугнем его, он на какое-то время затаится. А переполох уляжется — он опять примется за свое, тут мы его и накроем.
Участковый инспектор вынул из кармана пачку исписанных листков, и Кампьена опять поразила пластичность его движений. Он перебирал бумажки, и каждая, точно в рупор громкоговорителя, заявляла о своем содержании: вот — неприятные известия, а это маловажное дело, может подождать, и тд. Все это выражалось игрой света и тени на его живом угловатом лице.
— Гиосцин-гидробромид, — вдруг громко произнес Люк. — А как вы думаете, сэр, есть какая-нибудь вероятность, что у аптекаря Уайлда в каком-нибудь ящичке хранится под замком это невинное вещество?
— Очень небольшая. — Кампьен говорил авторитетным тоном, какой от него сейчас и ожидался. — Помнится, его довольно редко употребляют в медицине. Лет сорок назад им пробовали лечить маниакальные состояния. Приблизительно то же, что атрофии, но действует гораздо сильнее. О том, что это яд, стало известно после того, как Криппен испробовал его на Бель-Эльмор.
Ответ Кампьена не удовлетворил Люка. Глаза его над мощными скулами сузились до щелочек.
— Вам непременно надо побывать в аптеке, — сказал он.
— Загляну обязательно. Но я не хотел бы тревожить аптекаря до вас. Между прочим, советую заняться и доктором.
— Хорошо, — и Люк поставил на листке бумаги какую-то закорючку коротеньким карандашом. — Что же такое этот гиосцин? Вы случайно не знаете, сэр?
— По-моему, это белена.
— Да? Это что, трава?
— Трава, которая, кажется, растет везде.
— Да, наверное, если это то, о чем я думаю. — Голос Люка звучал с такой силой, что в тембре, казалось, есть еще дополнительный звук — легкое рычание. — Когда я учился в школе, я был влюблен по уши в учительницу по ботанике, и мой учебник носил следы этой влюбленности — все цветы в нем были обведены моим карандашом. «Да, мисс, я много занимаюсь… благодарю вас, мисс… у вас такая прозрачная блузка, мисс…» Белена, помню, — это такие мелкие желтые цветочки. Запах ужасный.
— Да, это белена. — Кампьену вдруг показалось, что у него в гостях динамо-машина.
— Растет везде. — Инспектор озадаченно замолчал. — Черт возьми! — вдруг воскликнул он. — Значит, и в парке!
Кампьен, немного подумав, ответил:
— Думаю, и в парке тоже.
— Значит, остается всего только сварить из нее зелье. — Инспектор покачал темноволосой головой, кудряшки на которой завивались туго, как у барана. — Ладно, сперва займусь доктором, а вы сходите к папаше Уайлду, хотя бы просто ради интереса. На очереди еще управляющий банком. Я его упоминал?
— Да, такой маленький элегантный джентльмен. Мы столкнулись с ним в дверях, когда я шел к мисс Эвадне. И она не представила меня ему.
— Если бы и представила, то назвала бы вымышленным именем, которое вам ничего бы не сказало. Ему тоже следует нанести визит. Мне он сказал: «Банк не дает никаких сведений о своих вкладчиках, только по требованию суда».
— Вас что-нибудь насторожило в этих словах?
— Ничего. — Узкие, блестящие глаза Люка смотрели серьезно. — Конечно, он прав. В теории я это понимаю. Мне самому приятно сознавать, что мои две полукроны, получаемые раз в неделю на почте, тайна для всех, кроме меня и девушки за перегородкой. Но почему он не мог бы рассказать нам кое-что как частное лицо?
— Как старинный друг семьи? Мог бы, конечно. Надо будет повидать его. Мисс Руфь последнее время, как я узнал, слишком много тратила. Это обстоятельство могло, или не могло, служить мотивом. Йео уверен, деньги — единственный реальный мотив этого убийства.
Чарли Люк ничего на это не ответил и опять вернулся к своим бумажкам.
— Ага, вот она, — сказал он наконец. — Я выудил все это из Рене, пришлось, конечно, подольститься. Мистер Эдвард платил ей три фунта в неделю за полный пансион и стирку. Мисс Эвадна платит столько же. Мистер Лоренс платит два фунта за половинное питание. Но это только так называется. В общем, он тоже на полном пансионе, потому что Рене не выносит, чтобы кто-то у нее голодал. Мисс Клайти платит один фунт, больше у бедняжки просто нет. Дома она не обедает. Мисс Джессика платит четверть фунта.
— Сколько?
— Пять шиллингов, и ни цента больше. Я сказал Рене: надо быть круглой идиоткой, чтобы брать такую смехотворную плату! «А что ты еще ожидал, — ответила она мне. — Женщина питается только подножным кормом, сама себе стряпает, комната у нее под самой крышей». «У вас просто мозги набекрень, — сказал я ей.
— В наше время и на собаку пяти шиллингов не хватит». На что она ответила: «Мисс Джессика не собака, а кошка». «Вы не живете, — возразил я, — а играете на сцене. Выискалась добрая фея». Тут она меня и вразумила. «Послушайте, Чарли, — сказала она. — Предположим, я надбавлю ей плату. Ну и что? Ей придется просить денег у других членов семьи. Больше ведь взять неоткуда. А тем придется экономить, и кто же проиграет, умная вы голова? Да я, кто же еще». И она абсолютно права. Конечно, она могла бы их всех выгнать, но, мне кажется, она их любит. Чувствует, что эти люди — сливки общества и совсем ни на кого не похожи. Все равно, что держать кенгуру.