Наступило тягостное молчание.
— Мисс Джессика призналась мне, что получает в неделю меньше фунта, — заговорил Кампьен.
— Мисс Джессика! — Он всплеснул руками, но лицо его тут же приняло каменное выражение. — Я не вправе обсуждать этот вопрос.
— Ну, нет так нет. Когда же все-таки вы видели мисс Руфь в последний раз — за день до смерти? Вы уверены?
— Не совсем. Она зашла ко мне минут на пять. Попробую вспомнить. Будьте добры, подождите немного.
Он вышел из комнаты и почти тут же вернулся с человеком, который, судя по виду, вполне мог быть правой рукой мистера Джефферсона Клофа. Он был высок, худ и так стар, что кожа на его совершенно лысой голове как будто срослась с черепом. На обвисшей коже лица в самых неожиданных местах топорщились редкие белые волоски, а самой запоминающейся чертой была раздутая нижняя губа, чуть не с куриное яйцо. Тем не менее слезящиеся глаза смотрели весьма проницательно. Когда ему представили посетителей, он не выказал ни малейшего удивления.
— Она приходила не утром, а днем, за день до смерти, а может, и в тот же самый день. — Голос у него был резкий и безапелляционный. — Да, она была днем.
— По-моему, вы ошибаетесь, мистер Конгрив, — сказал управляющий, возвысив голос. — Мне кажется, накануне утром.
— Нет, — сказал он с непоколебимой уверенностью и даже упрямством очень старого человека. — Не утром, а днем.
— Мисс Руфь почувствовала себя плохо перед обедом и умерла в два часа пополудни, — примирительно сказал Чарли Люк.
Старик посмотрел на него в упор, а мистер Джеймс повторил сказанное, только еще громче.
— Все это выдумки, — убежденно сказал мистер Конгрив. — Я точно знаю, она приходила днем. Я еще посмотрел на нее и подумал: как же изменилась мода. Это было днем, в день ее смерти. Причем она была совершенно здорова.
Мистер Джеймс виновато взглянул на Кампьена.
— Я не сомневаюсь, что она приходила утром в один из дней той самой недели. Абсолютно в этом уверен.
Толстые отвислые губы старика сложились в снисходительную улыбку.
— Вы всегда хотите, чтобы все было по-вашему, мистер Джеймс, только по-вашему. Бедная женщина, ей теперь все равно, она мертва. Но это было днем. Если я больше вам не нужен, джентльмены, я, пожалуй, пойду.
Инспектор проводил его глазами до двери и энергично потер подбородок.
— Да-а, вряд ли можно выставлять его в качестве свидетеля, — сказал он. — А кто-нибудь еще из служащих не мог бы дать показания о времени прихода сюда мисс Палинод?
Маленький элегантный мистер Джеймс имел такой смущенный вид, что незваные посетители вполне могли бы истолковать его смущение превратно.
— К сожалению, нет, — наконец сказал он. — Я уже думал об этом; мисс Уэбб, помню, тогда простудилась и несколько дней была дома. Нам с Конгривом пришлось управляться одним. — Он слегка покраснел. — Вы, наверно, подумали, что у нас не хватает служащих. Но это действительно так. В наше время почти невозможно найти работников, подходящих по всем статьям. Но могу вас заверить, было время, когда у меня в конторе работало четырнадцать клерков и мы выполняли куда больше операций.
Кампьену вдруг почудилось, что банк Клофа сокращается в размерах прямо у него на глазах — очень неприятное ощущение.
— Ну что же, будем считать, что она приходила к вам утром, накануне своей смерти, — сказал он. — Она действительно была в добром здравии?
— Нет-нет, совсем напротив, — сказал мистер Джеймс, слегка нервничая. — Я еще подумал, что она, верно, очень больна. Видите ли, она была женщиной нервной, властной, не знающей меры в своих желаниях. И когда я услышал на другой день, что с ней случился удар, — да, я убежден, это было именно на другой день, — я нисколько не удивился.
— Вы не усомнились в диагнозе?
— Нет, мне даже в голову не пришло. Доктор Смит — человек добросовестный, с прекрасной репутацией. Услышав о ее смерти, я подумал: «Ничего удивительного. К тому же одной заботой у Палинодов теперь будет меньше». — Сказав эти слова, он как-то дернулся, и от лица его отлила кровь. — Мне не нужно было видеться с вами. Я это знал. Знал с самого начала.
— Почему же, — возразил Кампьен. — Разумеется, я могу допустить, что мисс Руфь была не подарок. Родственники часто действуют друг другу на нервы. Но при всех обстоятельствах они редко прибегают, так сказать, к крайним мерам.
Управляющий был, видимо, благодарен за поддержку.
— Да, да, — сказал он фальшивым тоном. — Именно это я имел в виду. Я вдруг испугался, что вы поймете меня превратно.
Чарли Люк собрался было встать, как вдруг дверь отворилась и в комнату снова вошел Конгрив.
— Человек хочет видеть инспектора, — сказал он хриплым шепотом. — Нам в нашей комнате он ни к чему, мистер Джеймс. По-моему, самое лучшее провести его сюда. — Он кивнул Люку.
— Я его не выгнал, а мог бы.
Если старший клерк хотел, с одной стороны, уязвить гостей, а с другой — проявить великодушие, то фарс ему явно удался. Не ожидая ответа, он отступил в сторону и энергично махнул рукой кому-то сзади.
В комнату быстро вошел человек в штатском, с мрачным, в глубоких складках лицом. Казалось, он видел в комнате одного Люка:
— Не могли бы вы уделить мне несколько минут, сэр?
Инспектор кивнул, и оба молча вышли из кабинета. Конгрив закрыл за ними дверь и прошаркал к окну, выходившему на улицу. Чуть отдернул тюлевую занавеску и без зазрения совести стал смотреть в щелку. Потом вдруг рассмеялся деревянным старческим смехом.
— Это наш сосед справа, мистер Пузо, — сказал он. — Интересно, что ему нужно?
— Уж не хочет ли он прогуляться по Эйпрон-стрит? — глупо пошутил Кампьен, лениво следя светлыми глазами за старческой головой, прилипшей к занавеске. Конгрив глядел на улицу не шелохнувшись. Прошло довольно много времени, пока наконец он распрямил спину.
— Не хочет, сэр. Он и так по ней каждый день гуляет. Это ведь и есть Эйпрон-стрит, — строго сказал он. — Раз вы этого не знаете, значит, вы нездешний.
— Старик Конгрив плохо слышит, — заметил виноватым тоном Джеймс, провожая Кампьена к выходу, и, подумав, добавил: — Он у нас работает очень много лет и присвоил себе некоторые привилегии, но никто не обижается на старика. — Он помолчал, сощурился и, вздохнув, прибавил с неожиданной злостью: — Даже деньги перестали быть тем, чем были раньше… Это, конечно, вздор, но иногда я начинаю этому верить. Всего наилучшего, сэр.
10. Молодой человек с мотоциклом
— Большая удача, — сказал Джес Пузо с видимым облегчением. — Я других слов не нахожу — большая удача. Мне таки удалось упрятать в него джентльменов. Факт говорит сам за себя.
Он стоял на конюшенном дворе, вымощенном булыжником, — впечатляющая фигура, облаченная в черное старомодное одеяние. Великолепно сидевшее пальто было чуть длинновато, что может позволить себе, не бросая вызов обществу, только человек его профессии; волнистые, белые как лунь волосы только подчеркивали общее впечатление спокойного достоинства. Мягкой белой рукой он оглаживал черный обтянутый шелком цилиндр, который не был ни чересчур блестящим, ни вызывающе новым.
— Я вижу, вы разглядываете мой наряд, мистер Люк, — улыбнулся он, взглянув на Чарли с кротким отеческим терпением. — Я его называю «Скорбящая слава». Это своего рода игра слов. Проливает бальзам на души безутешных родственников. Платье играет при таких обстоятельствах не последнюю роль.
Человек в штатском, вид у которого был не в пример более мрачный, чем у плакальщиков на полставки, которые возились у тяжелых конных похоронных дрог, только что вывезенных из каретного сарая, вдруг рассмеялся, не скрывая досады.
— На мою душу вы бальзама не пролили, — изрек он вряд ли уместное замечание. — Расскажите-ка теперь инспектору свою историю. Куда вы дели гроб, который извлекли ночью из подвала «Портминстерской ложи»?
— Он отправлен на улицу Лансбери-террас, дом 59. Мы сию минуту и сами туда отправляемся. — В голосе его звучало нескрываемое торжество. Оно сочилось сквозь приличествующие случаю скорбные интонации, как запах ароматической соли из саше. — Конечно, если бы я знал, мистер Люк, что он вас заинтересует, я бы ни за что не употребил его в дело, даю руку на отсечение. Можете в этом не сомневаться.
Чарли Люк заставил себя улыбнуться.
— Удивительный вы человек, Пузо, — сказал он. — И тело уже в нем упокоилось, а? И родственники стоят в эту минуту вокруг него, прощаясь с дорогим покойничком?
— Молятся на коленях, — подтвердил Пузо, и в его честных глазах ни на миг не вспыхнула шутливая искорка. — Очень религиозная семья. Сын — адвокат, — прибавил он после некоторого раздумья.
Тусклые глаза человека в штатском перехватили взгляд шефа — и не прочитали в них ни признака сомнения. На этот раз Джес победил.
— Так случилось, что гроб понадобился ему именно сегодня утром, — мрачно процедил он. — Так случилось, что он пришелся покойнику впору. А с заказанным гробом именно сегодня произошла неприятность. И конечно, он никак не ожидал, что мы захотим взглянуть на его гроб.
— Вот вы уже все сами и объяснили, — радостно, хоть и не без некоторого удивления проговорил Джес. — Как э'го ни странно — я не хотел об этом упоминать, потому что это не делает чести нашей фирме, — но с заказанным гробом действительно случилась беда: он рассохся и в нем образовалась щель. Я его сделал из вяза, у которого древесина была еще сыровата. Мы сейчас получаем никуда не годный товар. Прямо вода с досок капает. «Знаешь, Роули, — сказал я сыну, — хорошего не жди. Он рассохнется, не успеем мы доставить его на место». «Может хуже того случиться, отец, — ответил мой мальчик. — Вдруг он рассохнется в церкви?» Ну, конечно, нам бы этого не хотелось. Дело в том, что звук при этом бывает, как будто кто выстрелил из пистолета. Представляете, какой бы поднялся шум?! «И они будут правы», — сказал Роули. «Конечно, правы, — ответил я. — Что же делать?» «А у нас есть этот твой шедевр, отец, — пришло в голову Роули. — Мы как раз только что перенесли его сюда». «Что же», — сказал я…