жно, не торопясь, повторил все снова. На этот раз зацепить лоскут удалось, но попытка заткнуть его с другой стороны закончилась падением… Савелий падал и упрямо взбирался на батарею… опять падал и опять взбирался, пока наконец не заткнул окошечко со всех сторон.
Внимательно осмотрев свою работу, он удовлетворенно опустился на дощатый пол, отдохнул немного, потом укутался в остатки одеяла и попытался уснуть…
То ли от холода, то ли от воспоминаний сон не приходил…
На следующий день рано утром Говоркова разбудило лязганье запоров. Цельнометаллическая дверь резко распахнулась. В камеру вошли трое: толстенький майор, начальник войскового наряда и дежурный прапорщик по ШИЗО.
— Тебя что, подъем не касается? — закричал майор, сотрясая брюшком. — Встать!
Савелий медленно поднялся, опираясь на руки в «браслетах». Молоденький начальник войскового наряда с интересом посмотрел на него, потом уткнулся в пластиковую доску, на которой отмечались все движения в зоне: кто пришел этапом или ушел на этап, сколько человек на работе, сколько в санчасти, сколько освобождено от работы, сколько на свидании, сколько в штрафном изоляторе и так далее.
— Та-а-ак… — протянул майор, придирчиво осматривая камеру с явным намерением найти что-либо запретное, потом, взглянув на Савелия, засыпал его вопросами:
— Почему в наручниках? Почему один в камере? С нового этапа, что ли? За Савелия ответил дежурный по ШИЗО.
— С этапа он… Зелинскому нагрубил… — Он вдруг смутился.
— А ты что молчишь? Не жалуешься? Или поделом наказал замком роты? Савелий молча смотрел в стену мимо майора.
— Характер решил показать? Ну-ну… Мы тебе его здесь быстро обломаем! — усмехнулся тот. — Умник нашелся! — Вдруг заметил заткнутое окно. — Это что такое?.. Быстро снять!.. — приказал он, выходя из камеры.
Дежурный прапорщик бросился к окошку. Сорвав лоскут с решетки, прапорщик взглянул на окошко, из которого сразу потянуло морозом, пожал плечами и бросил его назад в камеру.
— Смотри… осторожнее, — тихо сказал он, кивнув на лоскут, и быстро вышел, захлопнув дверь камеры…
РАСПРЕДЕЛЕНИЕ
В понедельник вновь прибывших привели в административный корпус. Длинный коридор сверкал чистыми, свежевымытыми полами и синими панелями стен. По обе стороны тянулись двери кабинетов со стеклянными табличками: «Нарядная», «Оперчасть», «Режимчасть», «Заместитель начальника по РОР», «Заместитель начальника по ПВР», «Заместитель начальника по производству»…
В конце коридора на торцевой стене красовалось огромное полотно: на фоне стройки с башенными кранами был изображен, как его называли, «мужик в кепке» с дебильным лицом. В руке он держал красного цвета паспорт. Наверху большими буквами было написано: «На свободу — через труд»…
В подтверждение этого лозунга все стены между кабинетами были заполнены различными графиками по выполнению плана, по итогам соревнования и огромной, в три ватманских листа, стенгазетой «учреждения».
Новоэтапников остановили перед дверью, обитой черным кожзаменителем, с черной блестящей табличкой «Начальник учреждения — подполковник Чернышев И.П.».
— Ждать вызова! — приказал прапорщик и, поправив складки на шинели, вошел в кабинет.
Все расположились привычным порядком. Савелий встал третьим. Одеяло он сдернул в держал в руках. У многих были сумки, рюкзаки, мешки.
Впереди Савелия стояли краснолицый парень и Сухонов.
— Пойдем, — предложил Сухонов краснолицему,
— стрельнем покурить, а то ухи опухли… — Они направились к выходу, и Савелий оказался первым у кабинета, дверь которого почти сразу распахнулась.
— Встать по стенке, не мешать проходу людям! — бросил строго прапорщик. — Заходить по одному!.. Иди! — добавил он, кивнув Савелию.
Савелий прошел на середину кабинета, спокойно опустив одеяло у дверей на пол. Огромный кабинет был заполнен администрацией зоны. За двухтумбовым столом сидел хозяин кабинета — мужчина лет пятидесяти в форме подполковника, его черные волосы припорошило сединой, лицо украшали очки в тонкой металлической оправе золотистого цвета. Слева от него, за небольшим столиком, прямо под полкой с цветным телевизором, сидела женщина, встречавшая этап у вахты. Сейчас она была в форме майора. Одиннадцать офицеров, от лейтенанта до майора, разместились полукругом на стульях вдоль стен.
— Говорков Савелий Кузьмич, статья восемьдесят восьмая, часть вторая, девять лет строгого режима…
— И тут же добавил: — Тысяча девятьсот шестьдесят пятого года рождения! — Савелий доложил монотонно, но четко и уставился на портрет Горбачева, висевший над головой подполковника.
Женщина быстро отыскала дело Говоркова и протянула начальнику, который молча пролистал его, лишь ненадолго останавливая внимание на некоторых листах, потом, не глядя на Савелия, спросил:
— Специальность?
— Есть… — буркнул Савелий.
— Какая?..
— Какая нужна?
— Твое дело отвечать, а не задавать вопросы. Ясно? — твердо, не повышая голоса, бросил подполковник.
— Ясно, — усмехнулся Савелий, продолжая изучать портрет главы государства, затем начал перечислять: — Слесарь, жестянщик, столяр, водитель машин и дизельных механизмов…
— Во дает! Во лепит… Да врет он все! — с непонятным восторгом воскликнул розовощекий капитан, начальник режимной части.
Нахмурившись, хозяин кабинета снова заглянул в дело Савелия и холодно возразил:
— Нет, не врет, документы есть!
— Тогда ко мне, мне жестянщик нужен… — тут же подхватил капитан лет сорока, туберкулезного вида, начальник отряда, осужденные которого работали в механическом цехе. — Мне хороший жестянщик нужен!
— Ты всех готов забрать! В подсобках уже спят… Перебьешься!.. — буркнул начальник режимной части.
— Может, ко мне? — неуверенно предложил старший лейтенант, начальник гаража.
— Шофером?. Думай, что городишь! У него же девять лет на ушах!
— Лет через пять, не раньше! — резко вмешался сухощавый майор с тяжелым липким взглядом, заместитель начальника по режимно-оперативной работе, или, как его называли зеки, — «старший кум».
— Хватит! — внятно бросил хозяин кабинета и чуть хлопнул ладонью по столу. Обычная перебранка, напоминающая торг рабов, сразу прекратилась: всем был известен нрав начальника. Воцарилась тишина, н подполковник взглянул на Савелия: — Ящики пойдешь колотить! В 76-ю бригаду…
Тут подтянутый капитан с бравыми усами на усталом лице как бы нехотя, словно разговаривая сам с собой, негромко произнес:
— Товарищ подполковник… Иван Павлович… Может… в 73-ю? У меня на автомате кромки сбой: Селиванов и Кривошеий…
— …снова в штрафном изоляторе? — закончил за него подполковник и недобро усмехнулся.
— Ну… Снова пятнадцать! Когда еще выйдут… А план… — капитан поморщился и тяжело вздохнул.
На всех сидящих безоговорочно действовало сакраментальное слово «план». От выполнения плана зависело их служебное и материальное благополучие. А потому подполковник мгновенно отреагировал.
— Хорошо! — подытожил он и опустил ладонь, словно поставил печать. — В 73-ю… А тех двух, когда из ШИЗО выйдут, — в 22-ю, землю копать! Хватит шутки шутить с ними! — Он недвусмысленно посмотрел на младшего лейтенанта, совсем молодого парня, начальника второго отряда, который огорченно крякнул от такого «подарка» и пожал плечами. Чернышев повернулся к Савелию:
— С тобой все — свободен!
Все присутствующие офицеры дружно рассмеялись, реагируя на дежурную шутку своего начальника…
СХВАТКА С «ШЕРСТЯНЫМИ»
Когда закончилось распределение, новеньких отвели на вещевой склад, где завскладом, из зеков, выдал им то, что положено по прибытии в зону: телогрейку ватник, шапку-ушанку с искусственным мехом, валенки, портянки, нательное белье, постель, матрац, кружку с ложкой. Те, что послабее и поскромнее, получили одежду, которая была либо большего, либо меньшего размера и явно нуждалась в полной переделке.
Завернув полученное в матрац, все направились в баню. Надо заметить, что баней то помещение, куда их привели, можно было назвать только в насмешку. Из небольших окон нещадно дуло, сквозняк гулял по помещению так, что необходимо было сразу открыть все краны с горячей водой, чтобы «помывочная» наполнилась паром.
Быстро раздевшись, все устремились в «помывочную». Кто блатнее и шустрее, захватил душ, остальные вынуждены были довольствоваться тазиками…
Раскрасневшиеся, довольные чистотой и тем, что мылись вволю, без постоянных окриков: «Быстро быстро! Заканчивать намывку!», без страха, что в любой момент могут отключить воду и ты останешься в мыле, осужденные вышли в раздевалку и с удивлением увидели, что трое зеков невозмутимо рылись в их вещах…
— Чо это вы, земляки? — спросил парень со шрамом.
— Да не боись, баш на баш хотим! — ухмыльнулся в ответ парень с бычьей шеей.
Именно в этот момент из «помывочной» вышел Савелий, решивший растянуть удовольствие, задержавшись под душем. Не понимая скопления «сотоварищей» у входа, он пробрался вперед и увидел у своих вещей долговязого зека с длинными руками, невозмутимо примерявшего его сапоги. Савелий подошел к нему.
— Померил? — нахмурился он.
— Ага! — осклабился тот.
— Ну и как?
— Ништяк! — причмокнул парень а поднял кверху большой палец.
— А теперь сними и аккуратно поставь на место! — тихо сказал сказал Савелий и начал одеваться.
— Ты чего, землячок? Я ж не просто так, чуни свои взамен даю… — парень пихнул ему пару подшитых валенок.
Все, кто находился в раздевалке, включая и приятелей долговязого, притихли и внимательно наблюдали за ними. Но парень со шрамом вдруг решительно вырвал у фиксатого свои кожаные перчатки. Крысиное лицо фиксатого вытянулось, он приготовился возразить, но тол влек его.
— Сними и поставь на место! — повторил Савелий, в упор глядя на долговязого, в его интонации появились металлические ноты.
— Гляди-ка, Суслик, новичок-то борзый! Иль показалось мне? — Долговязый яйцо скоморошничал. — Ты бы спросил его, может, показалось?