— Это я так… для себя отметила! — быстро пояснила она в тут же распорядилась: — Ладно, иди собирайся и подходи к воротам — там наша «Волга» стоит…
Савелий вопросительно взглянул на воспитательницу, словно не веря еще, потом радостно улыбнулся: наконец-то и его тоже выбрали в сыновья! Он столько ждал этого момента, что даже растерялся и позабыл, что хотел сделать, когда услышит это важное решение. Много раз он мысленно репетировал, как радостно бросается он к своей новой маме и новому папе, обнимает, целует их… Савелий уже заранее любил их той чистой и всепрощающей любовью, какая бывает только у детей. В его глазах было написано столько счастья, столько радости, что Марфа Иннокентьевна, ревниво посмотрев на женщину, грустно кивнула ему:
— Иди, собирайся… Я тоже сейчас приду и помогу тебе…
Окрыленный и радостный, выскочил Савелий из кабинета и побежал первым делом на берег, чтобы рассказать своим друзьям о неожиданном счастье, свалившемся на него…
Пацаны! — кричал он на бегу. — Ладаны!.. Меня в сыновья берут! Берут в сыновья!
Первыми к нему подбежали его бывшие соперники.
— Савка, а как же мой день рождения? — растерянно проговорил толстенький паренек. — Тетя Валя столько печенья напечет…
— Ничего, Серый, слопаете, а мне теперь магазинного купят! — Он похлопал огорченного паренька по плечу
Фартовый ты! — завистливо протянул ушастый Ничего, и вас скоро тоже всех заберут в сыновья, вот увидите, — успокоил их Савелий. — Ну, мне пора собираться, а вы к нашей машине идите… Там у ворот… «Волга»! — не удержался он, чтобы не похвастаться.
Он быстро побежал к жилому зданию, а приятели смотрели с завистью ему вслед, потом, словно по команде, устремились к воротам…
Ну где пропадаешь? — спросила Марфа Иннокентьевна, когда Савелий вбежал в спальную палату Она уже принесла новенький вещмешок и аккуратно укладывала в него нехитрые пожитки.
К пацанам бегал… прощаться! — Савелий неожиданно бросился ей на шею. — Мама-Марфочка! Я никогда, никогда не забуду вас!.. Я все время буду навещать вас! А если она не разрешит — буду писать! Длинные-предлинные письма! А когда вырасту большой, то всех вас заберу к себе… Всех-всех…
Воспитательница крепко прижала к груди, его голову, чтобы он не заметил ее волнения, и тихо произнесла:
— Добрая у тебя душа, Савушка! Ласковая и добрая! Счастья тебе! Огромного счастья! — Незаметно смахнув невольно навернувшиеся слезы, Марфа Иннокентьевна подтолкнула его к выходу.
Перед корпусом собрались почти все обитатели детского дома: воспитанники, воспитательницы, поварихи… Савелий осмотрелся, выискивая кого-то, растерянно спросил:
— А где тетя Тома?
— В город она уехала… Вот жалость какая… — отозвалась повариха. — Я передам ей от тебя поклон…
Савелий вздохнул. Его сразу же окружили плотным кольцом ребята и хором проскандировали:
— До-сви-да-ни-я-Са-ве-лий-Го-вор-ков! Же-ла-ем те-бе-сча-стья! Сча-стли-во-го-пу-ти! Пи-ши-нам!
— Обязательно напишу! До свидания! — грустно улыбнулся Савелий и медленно пошел к воротам. Перед ним расступался живой коридор и сразу смыкался. Плотной толпой все следовали за мальчиком до самых ворот. Трое его приятелей, обняв Савелия за плечи, шли рядом, как бы купаясь в лучах его счастья. Это странное молчаливое шествие запомнилось Савелию на всю жизнь. Казалось, что они целую вечность двигались к воротам, за которыми поблескивала на солнце кофейная «Волга». Перед тем как сесть в машину, Савелий обернулся, и все вновь хором попрощались с ним.
— До свидания!.. Я буду приходить к вам!.. — Его голос дрогнул, и Савелий быстро сел на заднее сиденье. Машина сразу тронулась с места.
В заднее окно он видел, как ребятишки высыпали из ворот и, махая руками, долго бежали следом за машиной.
— Мы еще встретимся! — шептал Савелий…
ОПАСНЫЙ ПРЫЖОК
— Спасибо тебе, Бешеный! — услышал Савелий и проснулся.
— О чем ты? — Савелий недоуменно уставился на Угрюмого.
— Спас ты меня…
— Я-то, может, еще и попытался бы сам выбраться, во тебя од точно с того света вытащил! — усмехнулся Тихоня. — Ты ж вообще не дышал… Сейчас-то как?
— Оклемаюсь со временем…
— Это хорошо, да времени-то нет: река скоро… — Он как-то странно посмотрел на Угрюмого, прищурился. — Прыгать нужно будет…
— Чего пялишься? — вспылил вдруг тот. — Жалеешь, что не окочурился? — Он закашлялся — и со злостью бросил: — Я еще тебя переживу! Пялится… А прыгать… чуть толкнете, и все… Плаваю-то я отлично, выплыву!
— Да что ты, кореш?! Я ничего такого не имел… — смущенно пожал плечами Тихоня. — Нервный какой! Уж и посмотреть на него не моги… Ладно, готовьтесь, я дыбану пойду… — Он пополз к краю вагона.
— Ты вот что… Бешеный — прошептал Угрюмый, едва Тихоня отполз в сторону и не мог услышать — будь осторожен: избавится он от тебя… при удобном случае… Вот, держи для верочки! — Он вытащил из-за пояса финку с ножнами. — Сам сгоношил, для себя… С ртутью, в любом положении бросай — воткнется…
Савелий с интересом посмотрел на него и молча сунул подарок в карман. От неосторожного движения рана отозвалась резкой болью. Он поморщился и приподнял куртку — рубашка на боку была в крови.
— Тоже задело?
— Ну… печет здорово…
— Вот гад! А ему хоть бы царапина… Пожав плечами, Савелий вдруг вспомнил о фотографии.
— У тебя пакета нет? Полиэтиленового…
— Большого? Савелий вытащил фото.
— В рюкзаке есть, с продуктами… Савелий быстро развязал рюкзак и сунул фото в пакет с припасами, потом подполз к Угрюмому и подхватил его под мышки, пытаясь поднять на ноги.
— Может, не стоит? — простонал он. — Плавать-то я все равно не умею… Савелий удивленно взглянул на странного парня, вспоминая его стычку с Тихоней, потом решительно проговорил:
— Вместе прыгать будем, вытащу — только сапоги снять придется: тяжеловато с ними будет… — Он подхватил одной рукой рюкзак, другой Угрюмого и подтащил к краю борта вагона. Опустив его на опилки, снял с него сапоги, потом с себя. Немного подумав, вернулся назад и отыскал в опилках свою разорванную майку, связал ею обе пары сапог.
— Может, сохранить удастся…
— Как же тебя проткнуло-то, ведь доска?.. — неожиданно спросил Угрюмый, над чем-то размышляя.
— Если бы не она, то и меня бы пригвоздило к вагону, а так юзом ткнуло в бок…
Вернулся Тихоня и протянул Савелию коробок спичек:
— Посвети-ка!
Вырвавшееся пламя ярко осветило их грязные н потные лица. Тихоня поднес к огню кусок какой-то белой ткани, но что это было, Савелий рассмотреть не успел: спичка погасла.
— Ты-то успел? — спросил он Тихоню.
— Вроде… — неуверенно буркнул тот. — Если он не наколол, то речка вот-вот будет… — сказал Тихоня, вглядываясь в темноту. — Скорость вроде небольшая… от борта сильнее толкайтесь метра на два… — Он сунул ткань в пакет, туда же и спички, сложил в несколько раз и сунул, в другой. Скрутив все в плотный комочек, опустил в карман. Подойдя к Угрюмому, положил ему руку на плечо:
— Ты не думай… я это…
— Ладно, чего там… — ухмыльнулся тот и похлопал его по боку.
— Постарайся тело прямо держать и войти в воду ногами! — прошептал Савелий, поднимая Угрюмого на ноги. Взяв в другую руку связку сапог, он стал всматриваться вперед. — Рюкзак возьми, Тихоня!
Тот хотел возразить, но Савелий вдруг тревожно крикнул:
— Смотрите!
— Тьфу, черт! Суки позорные! — ругнулся Тихоня.
— Пролеты начали строить… Ничего, должны успеть: они только до половины дошли…
Он подхватил рюкзак и вцепился рукой в борт вагона.
Крепче прижав правой рукой Угрюмого за талию, Савелий выждал, когда до моста оставалось метров семьдесят, и выбросил за борт связку сапог. Речка действительно неширокая, и ее ширины было явно недостаточно для того, чтобы вписаться в нее с такой скоростью состава. Вся трудность заключалась в том, что мост был почти наполовину застроен железными перекладинами пролетов…
Савелий вспомнил, как однажды ему пришлось прыгать с вертолета без парашюта в небольшой котлован, наполненный водой. Это было единственно верным решением, чтобы выжить: вся местность простреливалась, и добраться до небольшой группы наших ребят, окруженных душманами, было просто невозможно. Передать по рации разработанный план координированных действий нельзя: рация была разбитая да еще и боеприпасы у группы были на исходе… такие прыжки, конечно, отрабатывались им в «спецназе», но в спокойных условиях, а в бою… Короче, он предложил пойти на риск и… Там-то получил и свое первое ранение, но не во время прыжка, а в бою, и свой первый орден…
Ситуация очень похожа… Еще раз взглянув в сторону моста, Савелий понял, что отталкиваться нужно прямо над берегом: только тогда можно успеть вписаться в свободное пространство до железных пролетов моста.
— Над берегом прыгай, Тихоня! — крикнул он. — Над берегом! Понял?
Стремительно приближался мост, и Тихоня, судорожно сжимая рюкзак, вдруг испуганно завопил:
— Почему? Почему над берегом?
— Чтоб живым остаться, идиот! — зло бросил Савелий и тут же прошептал Угрюмому: — Приготовься… Сильнее оттолкнись!.. Пошли!..
Угрюмый, увидев внизу землю, зажмурился от страха: ему казалось, что они сейчас разобьются в лепешку о землю, но, всецело доверившись своему спасителю, сиганул вместе с ним в неизвестное, страшное…
Они летели в воздухе, и земля стремительно летела на них, казалось, еще мгновение — и им придет конец…
Уже у самой воды они расслышали истошный, нечеловеческий крик, который резко оборвался…
— Лешь! Слыхал? — спросил машинист своего помощника, который за обе щеки уписывал огромный бутерброд с колбасой, запивая молоком из бутылки.
— Чего ж ты хочешь? — спокойно отозвался тот, с трудом проглотив кусок. — Тайга, милай, тайга! Здеся и не такое можно услыхать. — Тяжело вздохнув, он снова вгрызся в бутерброд…
Когда они вынырнули из воды, до берега было совсем близко, но Угрюмый, обезумевший от страха, хватал Савелия за шею, цеплялся за руки, не давая ему свободно плыть.