– Очень многое, – ответила она.
Прежде чем отправиться в тур, Луиза читала отрывок из нового романа в Плимутской конгрегационалистской церкви, стоя за кафедрой и наблюдая за людьми, сидящими бок о бок в залитом светом пространстве. После чтения она обнимала их, пожимала руки, снова обнимала. Как всегда после выступления, она выглядела ошеломленной и взволнованной. Мы с Пенстемон продавали книги за столом в холле. Джеки испекла овсяного печенья со специями, чтобы создать праздничную атмосферу. Вино, сыр и крекеры ждали на другом столе. Рядом с Луизой сидели ее дочери. Они пытались удержать людей от общения с ней, просили не толпиться. Казалось, они одни были обеспокоены слухами о новом вирусе. Потом они заставили Луизу вымыть руки. Выйдя из церкви на холод, она бросила на меня пустой, встревоженный взгляд.
– Вперед, – скомандовала я, протягивая ей одно из печений Джеки.
Она улыбнулась печенью и откусила кусочек.
Я попросила ее отправлять сообщения с каждой остановки.
В день первой смерти от коронавируса в Соединенных Штатах она вылетела с упаковкой влажных салфеток от своей сестры, работающей врачом в Индейском совете здравоохранения Миннеаполиса. Луиза написала сообщение из Вашингтона, округ Колумбия: чтения в «Политике и прозе»[86], как обычно, прошли идеально с участием безумно умной публики. «Было сделано любопытное объявление, – написала она. – Автора руками не трогать. А на стойках отелей появились бутылочки с дезинфицирующим средством для рук».
Пятое марта. Сан-Антонио. «Одиннадцать гробов с круизного лайнера. Говорят, не пустые. Половина гостей, поначалу пришедших на конференцию, откланялись. Ужин «шведский стол» на открытом воздухе в патио – Ла Фонда. Я никогда не ела такой вкусной мексиканской еды, и я была в самой очаровательной компании. Однако у меня возникло странное ощущение, когда я оглядела залитый мягким светом внутренний дворик. Люди смеялись, когда ели вместе, но все, казалось, происходило на старой фотографии. Нам в магазине нужны дезинфицирующие средства. Не могли бы вы с Джеки их закупить?»
Восьмое марта. Даллас. «Вошла в пустой отель. Дежурный персонал в трансе, все уставились на входные двери. Бармен и официантка смотрят футбольный матч. Они приносят еду, которую я не заказывала, потому что я их единственная клиентка. Еще одна безумно умная публика. И почему у меня на стене висит изображение гигантского висячего замка́?»
Она прислала фотографию гигантского висячего замка. Я отправила ответное сообщение: «Пустой отель. Стоит ли нам беспокоиться?»
«Я протираю абсолютно все», – ответила Луиза.
Девятое марта. Хьюстон. «Жизнерадостные люди на чтениях. Приподнятое настроение. Человек в очереди за книгой с мучительным кашлем. В лифте отеля – парень с маленькой бородкой под нижней губой, кобура с кольтом 45-го калибра, женщина в красном дизайнерском бальном платье рядом с ним. Я хотела войти и узнать их историю. Но ее юбки были огромными, и, возможно, все было очевидно».
Одиннадцатое марта. Лоуренс, штат Канзас. «Известен рейдами Джона Брауна[87] и первым случаем гриппа 1918 года[88] на американской земле».
Для коренных жителей он известен благодаря Университету индейских наций Хаскелла. Исторический университет коренных народов. Вначале государственная школа-интернат. У каждого представителя племени есть кто-то, учившийся там или учащийся сейчас. Луиза была в восторге от чтений в Хаскелле. Это был кульминационный момент тура. Ее двоюродная бабушка получила образование в Хаскелле и преуспела в жизни. Ее дедушка сбежал оттуда, когда был ребенком. Он проделал обратный путь от Канзаса до Черепашьих гор в Северной Дакоте, рядом с канадской границей. «Интересно, как?» – написала она. Книга, которую она теперь рекламировала, была о ее деде Патрике Гурно[89].
После чтений в кампусе в историческом спортзале, покрытом ручной росписью в стиле ар-деко, вдохновленной индейскими мотивами, после молитвенного костра, после знакомства с новой подругой Кэрри, библиотекаршей, после умных, веселых, невероятно красивых студентов и преподавателей, а также книг издательства «Рейвен букс», Луиза проверила телефон. Там были сообщения от сестер и еще эсэмэс от дочери, в которой говорилось: «Пожалуйста, вернись домой». Эти никогда прежде не употреблявшиеся слова напугали ее и заставили собраться в ту же ночь. На следующий день стало ясно, что в воздухе витает смерть.
14 марта
Мы с Поллуксом исследовали в ванной наш захламленный шкафчик в поисках того, что может уничтожить вирус. Нашли полбутылки перекиси водорода, которая, по словам Поллукса, убивала только бактерий. Там же обнаружились четверть бутылки изопропилового спирта и полная бутылка любимой водки Хетты.
– Я думал, она завязала, – пробурчал Поллукс.
– Я завязала, – возразила Хетта, наблюдая за нашей сценой обыска ванной. – Я купила ее раньше, когда пряталась здесь, чтобы напиться.
– Ты уверена, что все в прошлом?
Хетта впилась в него взглядом. Ее подводка для глаз усиливала выражение негодования, так что он обжег и меня. Поллукс посмотрел на нее суровым отцовским взором. Я знала, что никто из них не отступит. Я должна была сгладить ситуацию.
– Водка отлично подходит для чистки, – предположила я.
– Она для разных вещей отлично подходит, – хмыкнула Хетта.
В ее голосе звучала тоска.
– Она не убьет вирус, но полезна для мытья окон, – подытожил Поллукс. – Я горжусь тобой, Хетта, ты начала трезвую жизнь ради Джарвиса. Ты всегда будешь для него лучшей матерью.
– Но сейчас мне нужно выпить, – возразила Хетта. – Все это отстой. Я здесь в ловушке с вами, чуваки.
– Что может быть хуже, – съязвил Поллукс. – О черт. Я хотел сказать, «могло быть и хуже». Ведь могло же!
Хетта выглядела убитой из-за перспективы прожить с нами неизвестное количество времени. Я тоже была потрясена. Однако я ни за что не хотела, чтобы Джарвис оставался рядом без Хетты, а потому предложила испечь печенье. Они меня проигнорировали.
– Может быть, нам стоит присесть, – предложил Поллукс, располагаясь на краю ванны.
– И говорить о том, что нас ждет? В ванной? Ну, не знаю, – возмутилась я. – И вообще я только что предложила испечь печенье. Что еще тут можно сказать?
Мы с Хеттой не разговаривали уже десять недель. С ребенком, позволяющим справляться с то и дело возникающей неловкостью, это было легко. Она пеленала Джарвиса и передавала его мне. Я держала его на руках, пока он не начинал нуждаться в матери.
– Нам не нужно печенье, нам нужно поговорить, – произнес Поллукс.
– Нам действительно нужно печенье, – поддакнула Хетта.
Она скользнула по мне взглядом. Ты поняла? Тройной сахар! Я кивнула. Мы обе вызывающе уставились на Поллукса.
– Я не боюсь вас, леди, – процедил Поллукс. – Так что прекратите накладывать на меня свои заклятия.
Мы с Хеттой одновременно застонали, а Поллукс рассмеялся.
Вскоре начались ужасные истории. Рассказывали, как люди задыхаются, когда врач поворачивается спиной, или как синеют и умирают в кресле в ожидании помощи, или как они себя чувствуют, когда их легкие превращаются в стекло. Однажды я проснулась с першением в горле. «Вот оно, началось», – подумала я и осталась лежать в постели, ища объяснения каждому ощущению.
– Держись от меня подальше, – велела я Поллуксу.
Он неуклюже ходил по комнате, собирая мои носки, которые я так и не привыкла, сняв, класть на место. Я всегда забывала об этом.
– Не поднимай мои носки, – предупредила я. – На них может быть вирус.
Поллукс уронил носки и спросил у меня, что случилось.
– У меня болит горло.
Поллукс протянул мне стакан с водой, стоявший на его прикроватной тумбочке. Я выпила воду и почувствовала себя лучше.
– Думаю, со мной все в порядке. Кажется, пронесло.
– Ничего страшного, – сказал Поллукс. – Просто ты напугана, как и все остальные. Сначала мы слышим, будто инфекция ерундовая, а потом оказывается, что она невероятно смертельна. Действует на нервы.
– Что же делать?
– Нечто противоположное тому, что делает оранжевый, – предположил Поллукс.
Мы с самого начала договорились не предавать большого значения словам президента. Мы почти никогда не упоминали о нем. Но его разговоры о том, что нам грозит… Они были занозой в мозгу.
На улице доживала свой срок зима, и стоило выйти на холодный воздух, как начинало казаться, будто все нормально. Однако на самом деле я просто вела себя глупо и вроде как ослабила бдительность. Люди покупали товары впрок, чего и следовало ожидать, поэтому я тоже отправилась за покупками в поисках вещей, которыми можно запастись. Я взяла двести долларов из своих сбережений, почувствовала себя богачкой и направилась в «Таргет»[90]. Вопреки медицинскому протоколу я надела тонкую синюю маску из запасов Поллукса. Конечно, товары, которые другие люди закупали впрок, из продажи исчезли. Отбеливатель, бобы. По какой-то причине никто не покупал кукурузных лепешек для тако, поэтому я взяла пять коробок. Меня совершенно сбивали с толку пути, которыми вирус может попасть в организм. Я никак не могла понять, задерживаются содержащие его макро- и микрокапли в воздухе или падают прямо на грязный пол гипермаркета. Я читала статью, где врач сказал, будто убить вас может один-единственный вирус. То, к чему вы прикасаетесь, может оказаться смертельным. Поэтому я бродила по «яркому мусорному ведру», стараясь не прикасаться ни к чему постороннему и, конечно же, не трогать лицо. Я подумала, не сделать ли маску из капустного листа. Почему-то капусту никто не запасал. В продуктовом отделе продавалось штук десять кочанов, по дешевке. Я купила шесть. Затем подошла к отделу средств ухода за домашними животными и поняла, почему никогда не держала собаку. Только посмотрите на все, что им нужно! Я купила последнюю пачку салфеток и пару дешевых черных кроссовок. Снова зайдя в отдел консервов, я увидела, что кто-то выложил на полки тушеную говядину, и там еще оставалась последняя банка со спагетти. Я потянулась к спагетти. Чья-то рука скользнула под мою ладонь и забрала банку. Это была женщина в цветастом шарфе, закрывающем рот. Ее взгляд метался по сторонам. Она продолжила идти по проходу, бросая в тележку все банки, до которых могла дотянуться. Она была опытной скупщицей товаров впрок, но я не собиралась принимать вызов. Так, я позволила ей забрать весь шоколад в отделе сладостей. Зато она оставила мне жевательную резинку. Я купила немного. «Подумай о сроке годности, Туки», – посоветовала я себе. Пачка замороженного теста для печенья. Коробка замороженных корн-догов. Немарочная пшеница для зерновых завтраков. Пришло время расплатиться за товары. Пугающий вид магазина, опустошенные полки, пара драк, вспыхнувших из-за бумажных полотенец, рой покупателей, набросившихся на сотрудника, пытающегося пополнить запасы туалетной бумаги, безумие в глазах людей – это было похоже на начало какого-то фильма, когда улицы пустеют, и некое нелепое, но величественное существо появляется из огня или тумана.