– Они не все такие плохие, – отозвалась о ней Хетта, удивив меня. – Асема рассказала мне о протесте у Капитолия. Там командир Национальной гвардии, или кто-то еще, встал на колено перед всеми. Он сказал, что прибыл защищать наше право на собрания, а потом убрался, то есть ушел куда-то далеко, и все прошло хорошо.
Поллукс вернулся со своей смены. Я убедилась, что он спрятал оружие.
– Мне это не нравится, – сказала я.
– Мне тоже. Там слишком много оружия. Я собираюсь отложить пистолет и приготовить жареный хлеб. Вот мое истинное призвание.
– А мое истинное призвание – есть жареный хлеб, – улыбнулась я.
Но он уже закрыл дверь в ванную и включил душ. Спустился он в чистой одежде и в маске. В то время мы все боялись подцепить микробов друг друга. Поллукс рассказал, что пару ночей назад патруль ДАИ поймал нескольких тупоголовых парней из Висконсина, пытавшихся ограбить винный магазин.
– Они жестоко обошлись с этими мальчиками, – сказал он Хетте. – Ты могла бы назвать наказание безжалостным и необычным.
– Папа? Какое наказание?
– Их заставили позвонить своим мамам.
– Так, значит, это было, типа: «Привет, мам, забери меня отсюда, я тут попался на мародерстве?»
Поллукс, прищурившись, посмотрел в потолок. Он устроился на полу и натянул на голову синюю футболку с надписью «Патруль». Мы не спали еще одну ночь, пытаясь разобраться в сообщениях штормящего Твиттера. Люди были встревожены тем, что Национальная гвардия велела не беспокоиться насчет UH-60 «Блэк хоук»[137], появлявшихся то здесь, то там. Было три часа ночи, и мы разлеглись на полу, собрав все диванные подушки. Горел свет.
– Послушайте-ка, – прервала молчание Хетта. – Вот советы, разосланные полицией. У нас должен быть план на случай чрезвычайной ситуации. О боже мой. Вышки сотовой связи могут выйти из строя! Итак, нужно достать садовый шланг. Следить, не летят ли в окно бутылки с бензином! Полить крыши из шланга! А также заборы! Выбросить книги из Маленьких бесплатных библиотек?
Теперь мы зашлись диким, неестественным хохотом. Каждый раз, когда наш смех затихал, Хетта повторяла: «Привет, мам?» или «Выбросить книги», тогда мы стонали, и все начиналось сначала. Как мы добрались до наших заветных маленьких книжных полок, спасаясь от ужаса полицейского произвола посреди бела дня? Я сказала, что, по всей видимости, вокруг главного предмета катастрофы всегда кружат всякие мелкие обломки, такие как двадцатидолларовая банкнота, которая привела к вызову полиции в «Кап фудс», разбитая задняя фара, которая заставила полицию остановить Филандо Кастилию, потребность в яйцах и ярость фермерши, защищающей эти яйца, инцидент, положивший начало Дакотской войне, фраза «пусть едят траву», которая сохранилась в памяти до сих пор, внезапная смена маршрута водителем, позволившая убить никому не известного эрцгерцога, акт неповиновения, предотвративший ядерную войну во время Кубинского ракетного кризиса. Было много и других происшествий. Например, сказала Хетта, бокал рутбира[138], который привел к рождению Джарвиса.
– Остановись прямо на этом, – попросил Поллукс из-под футболки.
– Или взять нас, – предложила я. – Почему ты был в тот день на парковке у торговых рядов для альпинистов Среднего Запада?
Это было так похоже на меня – давить на синяк. Мне захотелось дать себе пощечину. Но муж постарался отнестись к сказанному спокойно.
– Носки покупал, – признался Поллукс. – Мне нравятся их шерстяные носки.
В любви, как в смерти и хаосе, мелочи запускают цепочку событий, которые настолько выходят из-под контроля, что рано или поздно появляется какая-нибудь абсурдная деталь, возвращающая нас к размышлениям о случившемся. Поллукс стряхнул футболку и приподнялся на локте.
– То есть ты хочешь сказать, что нас бы здесь не было, всех вместе, если бы не носки? Нет, нет, это была судьба! – возмутилась я.
– Это были мои ноги! И все остальные части тела, – возразил Поллукс.
– Пожалуйста, остановись прямо на этом, – зевнула Хетта.
Это был притворный зевок. Она тоже держала все под контролем.
Я вскочила и побежала на кухню. Мне в голову пришла идея, заставившая залезть поглубже на нижнюю полку холодильника. Мои пальцы обхватили тюбик теста для печенья с шоколадной крошкой, который я купила в «Таргете». Срок годности у него еще не истек. «Иногда ты поступаешь очень правильно, девочка Туки», – сказала я себе. Я включила духовку, нарезала тесто кружочками и выложила их на противень. Потом поставила его в духовку и вернулась в гостиную, чтобы дождаться сигнала таймера. Он запищал, разбудив меня через десять минут.
– Что это? – спросила Хетта.
– Печенье.
Хетта, пошатываясь, подошла ко мне и заключила в объятия, на этот раз отнюдь не воздушные. Она обняла меня очень крепко. Я забыла о социальной дистанции. Я не знала, что делать. Это было что-то новенькое. Мои руки на мгновение замерли в нерешительности, а затем опустились, чтобы обнять ее.
Наконец мы заснули на рассвете и проснулись непорочным весенним днем. Поллукс спал рядом со мной. Несмотря на все происходящее, настроение у меня было радостное.
– Который час? – спросил Поллукс.
– Полдень миновал.
Мы лежали неподвижно, измотанные напряженными ночами и ощущая всю странность пробуждения далеко за полдень.
Мне не нужно было идти на работу, поэтому мы бродили по дому, выходили во двор и возвращались, дезориентированные. Хетта связалась с Асемой, которая вместе с Грюном участвовала в марше, двигавшемся по автомагистрали I-94, а затем по шоссе I-35, которое было перекрыто.
– Я только что получила несколько пугающих сообщений, – произнесла Хетта и вскочила с дивана, выкрикивая что-то бессвязное.
Джарвис испуганно заверещал. Я подбежала к его матери. Та указала на экран своего ноутбука, где фура выехала на шоссе «35 Север» и врезалась прямо в разбегающуюся перед ней обезумевшую толпу протестующих. Я отвернулась, покрутила головой из стороны в сторону, словно отрицая то, что видела, выбежала на улицу, плюхнулась на ступеньки крыльца, обхватила голову руками и крепко зажмурилась. Поллукс остался с Хеттой и Джарвисом. Они хотели узнать, чем все закончится, и через некоторое время позвали меня в дом. Невероятно, но никто не погиб и не пострадал. Даже с водителем, которого вытащили из грузовика, все было в порядке. Его ударили, но затем сами же протестующие защитили его, когда выяснилось, что он очень плохо говорит по-английски. Он был потрясен, но в целом в порядке. Бедняга слишком резко выехал на автомагистраль и был совершенно сбит с толку.
Большие пальцы Хетты лихорадочно забарабанили по телефону.
– С ними все в порядке. Грюн был ближе всех, но он увернулся, а потом грузовик остановился. Марш продолжится.
Ужасающие, но завораживающие съемки, сделанные с разных ракурсов, воспроизводились снова и снова. Изображения повторялись, однако новостные каналы загружали все новые и новые видео от очевидцев. На одном из них гибкий молодой человек в золотой футболке и черной маске запрыгнул на кабину и ухватился за дворники, пытаясь остановить грузовик. Он был таким легким, акробатичным и приземлился, как кузнечик.
– Смотрите, – прошептала Хетта. – Это Лоран. Уверена, это он.
Мы просматривали видео снова и снова, пока в конце концов мне тоже не показалось, что прыгающий человек с длинными, похожими на ноги насекомого конечностями, мог быть только Лораном.
– Что происходит с этим парнем?
– Он случайно встретился с Грюном и Асемой, – произнесла Хетта бесцветным от усталости голосом. – Он не оставит борьбу. Он становится неукротимым. Он никогда не сдастся. Он, наверное, пробыл там всю ночь.
32 мая
Города кипели от эмоций. Они передавались маленьким поселкам, окружным центрам, другим мегаполисам по всему миру. Теперь каждое утро Поллукс выходил на улицу с дворницкой метлой, совком и ведром, чтобы убирать битое стекло. Это казалось епитимьей. А еще благим делом. После уборки он шел выкурить трубку на церемонии, которая, как он клялся, соответствовала всем правилам антиковидной безопасности. Мы дневали и ночевали в книжном магазине. Все, кто не вышел на улицы, хотели прочитать о том, почему все остальные на них оказались. Продолжали поступать заказы на книги о полиции, о расизме, об истории межнациональных отношений, о тюремном заключении. Пенстемон падала с ног от усталости. Заказы громоздились на книжном столе.
– Должно быть, хорошее дело?
– Что хорошее дело? То, что мы снабжаем людей информацией?
– Такова наша миссия, – вздохнула Пенстемон.
– О боже, опять телефонный звонок. Я отвечу. А ты продолжай упаковывать книги.
Весь день над головой носились вертолеты полиции, «Скорой помощи», новостных агентств и частной охраны, прерывая мысли. Время от времени мимо нашего магазина пролетал какой-нибудь пикап, и я мельком видела на нем Гадсденовский флаг[139]. Бульвары вокруг нас все еще были перекрыты, чтобы люди могли гулять у озер, соблюдая безопасную дистанцию, и эти пикапы продолжали блуждать в лабиринте прилегающих улиц, жужжа, словно шершни. По всему городу на досках, которыми были заколочены окна, появлялось все больше произведений искусства, и теперь группа принадлежащих к национальным меньшинствам художников планировала собрать их все в одном месте. Хетта и Джарвис пришли ко мне на работу. Я была рада, что дневной свет проникает в наши окна. Хорошо, что мы их не заколотили. В любом случае как бы нам вообще удалось купить фанеру в этом городе?
Работая, я прислушивалась к Джарвису и Хетте. Никогда еще я не слышала такого музыкального смеха, похожего на звук колокольчиков, но в то же время чувствовала, будто мое сердце треснуло, как лобовое стекло, и крошечная трещина медленно побежала по нему. Я должна была что-то сделать. «Надо его отремонтировать», – подумала я. Но трещина становилась все глубже. Казалось, трескается все: окна, лобовые стекла, сердца, легкие, черепа. Мы можем быть городом синих прогрессистов-борцов в море красных